Эссе познание начинается с удивления аристотель: Познание начинается с удивления (Аристотель)

Эссе: Познание начинается с удивления

Познание.
Часть А.
1. Познание отличается от труда тем, что

1. предполагает наличие цели

2. требует от субъекта специальной подготовки

3. направлено на получение знаний о предмете

4. носит полезный характер
2. Верны ли следующие суждения о познавательной деятельности?

Человек овладевает знаниями:

А. В ходе практической деятельности.

Б. В процессе изучения основ наук.

1) только А

2) только Б

3) верны оба суждения

4) оба суждения неверны
3. Установите соответствие между формой и видом познания. Запишите в таблицу выбранные буквы.

ФОРМЫ ПОЗНАНИЯ ВИДЫ ПОЗНАНИЯ

1) понятие А. Чувственное познание

2) восприятие Б. Рациональное познание

3) умозаключение

4) ощущение
Часть В.

1. Несомненное, неизменное, раз и навсегда установленное знание – это _______________________________________________
2. Период развития науки, во время которого старые научные представления частично или полностью замещаются новыми – это _______________________________________
Часть С.

Тема эссе: Познание начинается с удивления.

Аристотель.
Политика

Часть А

  1. Общественный договор как философскую и юридическую доктрину, объясняющую возникновение государственной власти как соглашение между людьми, вынужденными перейти от не обеспеченного защитой естественного состояния к состоянию гражданскому, определял:

1. Платон 2. Аристотель

3. Т. Гоббс 4. Н. Макиавелли

2. Аристотель рассматривал государство с двух позиций: чьи интересы оно защищает, всего общества или правителей и сколько людей участвует в принятии управленческих решений. В итоге он пришел к выводу, что интересы правителей защищает:

1. Тирания 2. Олигархия

3. Демократия 4. Все указанное выше.

3. Руссо Ж.-Ж. отстаивал идеи:

1. Общественного договора.

2. Имущественного и социального равенства

3. Разделения ветвей власти.

4. Республиканской формы правления

5. Народного суверенитета

Выберете неверный ответ.

Часть В

  1. Г. Гегель определял как «систему всесторонней зависимости, где пропитание и благо единичного лица и его правовое существование переплетены с пропитанием, благом и правом всех, основаны на них и лишь в этой связи действительны и обеспечены», — понятием. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. Напишите.
  2. Процесс адаптации общества к демократическим ценностям называется . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Напишите.

Часть С

Тема эссе: «Разделение общества на элиты и массы является универсальным… немногие осуществляют относительно большую часть власти, а многие осуществляют сравнительно меньшую часть». (Г. Лассуэл).
Экономика

  1. Естественный уровень безработицы растет если:

А) происходит спад производства в экономике страны

Б) увеличиваются размеры пособий по безработице

В) вузы выпускают меньшее число молодых специалистов

Г) улучшается работа службы трудоустройства

2. Что из перечисленного ниже не относится к основным задачам Центрального банка РФ?

А) защита и обеспечение устойчивости рубля

Б) развитие и укрепление банковской системы Российской Федерации

В) обеспечение эффективного и бесперебойного функционирования платежной системы

Г) получение прибыли

3. Покупательная способность денег и уровень цен:

А) всегда находятся в обратной зависимости

Б) находятся в прямой зависимости в период спада и в обратной зависимости в период подъема

В) находятся в прямой, но не пропорциональной зависимости

Г) находятся в прямой и пропорциональной зависимости

4. Сближение различных экономических систем, стирание различий между ними, обусловленное единой логикой технологического развития, называется:

А) конвергенцией

Б) солидарностью

В) кластеризацией

Г) конверсией

5. Верны ли следующие суждения?

К методам финансирования дефицита государственного бюджета относят:

  1. Покупку государственных облигаций у населения
  2. Продажу государственных облигаций Центральному банку

А) верно только первое суждение

Б) верно только второе суждение

В) верны оба суждения

Г) оба суждения неверны

6. Укажите пары понятий, противоположных по смыслу, из приведенных ниже (это надо сделать по принципу: белое-черное):

1) личная собственность – общественная собственность

2) частная собственность – личная собственность

3) частная собственность – общественная собственность

4) мое собственное – не мое.

Часть Б.

  1. Напишите напротив утверждений, которые верны, — «да», а напротив тех, которые неверны, — «нет».
  1. В ВВП страны не включаются расходы фирмы на строительство нового цеха.

Ответ: ___________________________.

  1. Потребитель вправе обменять непродовольственный товар надлежащего качества на аналогичный товар у продавца, у которого этот товар был приобретен, если указанный товар не подошел по форме, габаритам, фасону, расцветке, размеру или комплектации в течение четырнадцати дней, не считая дня его покупки.

Ответ: _________________________________.

  1. В современной экономике регрессивные налоги отсутствуют.

Ответ: _____________________.

  1. Из перечисленного ниже выберите позиции, относящиеся к факторам производства, и позиции, характеризующие факторные доходы. Внесите порядковые номера выбранных вами позиций в таблицу. Некоторые из предложенных позиций останутся неиспользованными.
  1. Экономический потенциал
5. Потребитель9. труд
  1. Зарплата
6. Земля10. рента
  1. Капитал
7. Предпринимательские способности11. обмен
  1. Налоги
8. дивиденд12. процент
Факторы производстваФакторные доходы

Тема эссе: «Нажить много денег – храбрость, сохранить их – мудрость, а умело расходовать — искусство» (А.Бертольд).

Право

  1. Напишите напротив утверждений, которые верны, — «да», а напротив тех, которые неверны, — «нет».
  1. Федеральный конституционный закон считается принятым, если он одобрен большинством не менее трех четвертей голосов от общего числа членов Совета Федерации и не менее двух третей голосов от общего числа депутатов Государственной Думы.

Ответ: __________.

  1. Приоритет интересов государства над интересами человека – обязательный признак гражданского общества.

Ответ: ___________.

  1. Наступление дееспособности, соответствующей совершеннолетию, в РФ возможно до достижения 18 лет.

Ответ: _____________.

  1. Выполните практическую задачу:

Гражданка Петрова обратилась к администрации предприятия по месту работы мужа с заявлением, в котором просила не выдавать супругу заработную плату, так как он тратит ее на приобретение для себя вещей, что отрицательно сказывается на материальном положении семьи.

Правомерна ли просьба Петровой, может ли она быть выполнена на основании закона?

Ответ: ____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

  1. Заполните пропуски в схеме:

1.

2.

3.

Дисциплинар-ные проступки

4.

  1. Заполните пропуски.
  1. ______________ является основным источником права для англосаксонской семьи (системы) права и представляет собой принятое судебными или административными органами по конкретному делу решение, которому государство придает общеобязательное значение и которое впоследствии становится образцом для решения подобных дел.
  2. В отличие от легальности, означающей соответствие деятельности политических организаций, институтов действующим законам, ____________предполагает фактическое признание населением страны, международным сообществом реально сложившегося в стране политического порядка как соответствующего интересам народа данной страны.
  1. Проанализируйте с точки зрения действующего законодательства указанные ниже ситуации и ответьте на вопросы.

А) На детской площадке был припаркован автомобиль. Дети, играя, помяли мячом крыло автомобиля. Хозяин машины предъявил родителям счет за ремонт машины. Правомерны ли его действия? Почему?

Ответ: _______________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Б) Во время развода жена известного писателя потребовала рассматривать все книги, написанные мужем за время их брака, в качестве совместной собственности, обосновывая это тем, что созданы они были при ее моральной поддержке. Какое решение примет суд, при условии, что брачный договор заключен не был? Свой ответ обоснуйте.

Ответ: _____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

6.Заполните пропуски в схеме:

«Классификация основных прав и свобод по Конституции РФ»

Права и свободы

  1. Тема эссе: «Законы для всех должны иметь одинаковый смысл» (Ш.Л.Монтескье).

Человек

1. Автором цитаты «Если благородный муж точен и не растрачивает времени, если он вежлив к другим и не нарушает порядка, то люди между четырьмя морями являются его братьями» является

а. Лао-Цзы

б. Конфуций

в. Мао Цзэдун

г. Сунь Цзы

2. Автором «Из всех живых существ человек наиболее совершенен» является

а. Ж.-Ж. Руссо

б. Дж. Локк

в. Вольтер

г. А. Смит

3. Дайте определения понятию

Должность — _________________________________________________________________________

_____________________________________________________________________________________

4. Уберите лишнее

а. физиологические потребности

б. экзистенциальные потребности

в. социальные потребности

г. престижные потребности

д. духовные потребности

е. политические потребности

5. Та сторона человеческой созидательной деятельности, которая нацелена не на обработку «вещества природы», а на обработку «людей людьми», т. е. в конечном счете на изменение качеств самих социальных субъектов, называется ________________________________________

Тема эссе: Характер человека никогда не раскрывается так ярко, как тогда, когда он пытается описать характер другого человека.

Жан Полль Рихтер

Общество.

Часть А

  1. Критерием развитости, прогрессивности общества у Г. Спенсера является развитость индивидуального начала и сложность, дифференцированность связей между индивидами. Спенсер выделял два типа организации общественной жизни:
    1. Аграрный и индустриальный.
    2. Военный и промышленный.
    3. Доиндустриальный и постиндустриальный.
    4. Присваивающий и производящий.
  2. Назовите имена людей с которыми может ассоциироваться общество:

а) индустриальное ________________________________________________________________

б) постиндустриальное ________________________________________________________________

3. Какая глобальная проблема отражена в примере академика Н.Н. Моисеева: за последние 100 лет урожайность с одного гектара полей удалось повысить в три раза, но энергозатраты при этом возросли в 100 раз, т.е., наши предки хозяйствовали в 33 раза экономнее. Напишите______________________________________________________________________________________________________________________

Часть В.

  1. Сегодня наша планета – это в буквальном смысле . . . . . . . . . . для землян, созданный и обустроенный трудами множества предшествующих поколений, возведенный из искусственных материалов, начиненный умнейшей техникой и электроникой, предназначенный для жизни всех рас и народов, наций и государств, составляющих ________________________________________Вставьте пропущенные слова.
  2. Определите понятие социальной структуры современного общества._______________________________________________________________________________________________________________

Часть С

Тема эссе: «Общество не то, что частный человек: человека можно оскорбить, можно оклеветать – общество выше оскорблений и клеветы… Указать же на истинный недостаток общества — значит оказать ему услугу, избавить его от недостатков». В.Г. Белинский

Социальная сфера

2
 3
1               
45  
    
6           
    
87                 
     
  9 
    
 11         
12          
  
 10        

По горизонтали:

1.»пограничность», промежуточность положения индивида или социальной группы в социальной структуре общества. 

6. предписывает брак между партнерами, принадлежащими к различным социальным группам

7.это превращение спонтанного поведения людей в организованное

10.широкое понятие, объединяющее различные совокупности людей, для которых характерны некоторые одинаковые черты жизнедеятельности и сознания.

11.  социальное явление, при котором происходит отстранение индивида или социальной группы от других индивидов или социальных групп в результате прекращения или резкого сокращения социальных контактов и взаимодействий.

12. культурные нормы и ценности, которые люди принимают в силу их прошлой полезности, привычки и которые могут быть переданы другим поколениям. 

По вертикали:

2.это совокупность средств, с помощью которых общество обеспечивает воспроизводство господствующего типа общественных отношений, социальных структур.

3.изменение соотношения городских и сельских жителей, формирование городских социальных отношений и структур, городского образа жизни. 

4. замкнутые, эндогамные страты с приписанным и полным отсутствием социальной мобильности, составляющие основу особой исторической формы социальной стратификации.

5. формирующиеся в различных системах социальной стратификации чувства и отношения отчужденности и недоступности между представителями различных социальных страт.

8.общественная оценка положения отдельного человека или социальной группы в социальной системе. 

9. понятие, которое употребляется для обозначения социальных страт, составляющих особую, «открытую» систему социальной стратификации, характерную для индустриального общества.

Часть С.

Тема эссе: Польза добродетели столь очевидна, что даже дрянные люди поступают добродетельно ради выгоды.

Люк де КлапьеВовенарг

Духовная сфера

А.1 Замените текст обществоведческим термином

1. Особая сфера жизни общества, где сконцентрированы духовные усилия человечества, достижения разума, проявления чувств и творческой активности

2. Настоящие ценности культуры развиваются только в соприкосновении с другими культурами, вырастают на богатой культурной почве и учитывают опыт соседей без этого невозможно ее полноценное развитие.

А.2 Заполните таблицу

Категории (общие понятия морали)

Ответ: Честь, Совесть, долг, добро, достоинство, добродетель

А.3

Запишите цифры, соответствующие характеристикам которые являются общими для религии и морали, соблюдая последовательность

  1. Результат исторического развития
  2. Описание явлений действительности
  3. Определение нравственного поведения
  4. Предсказание путей развития общества
  5. Приобщение человека к культуре

В.1 Уберите лишнее в ряду терминов относящихся к понятию «духовные потребности»

Эстетическая потребность, потребность в комфорте, потребность в знаниях, нравственная потребность

Б.2 Закончите предложение необходимым термином

«В современном мире в качестве одной из основных ценностей без которой невозможно дальнейшее развитие человечества, рассматривается __________________

Эссе «Наука является основой всякого прогресса, облегчающего жизнь человечества и уменьшающего его страдания

М. Склодовская-Кюри

Журнал «Человек без границ» — Философия начинается с удивления

Хорошо помню тот момент, когда я впервые удивилась тому, что вообще живу. Мне было шесть, и я отчетливо помню место, где это случилось (наверное, потому, что это было важно для меня). С тех пор меня, конечно, многое удивляло. Например, необычные жизненные повороты — неожиданные на первый взгляд, которые приводили к важным встречам, изменившим мою жизнь. Люди — те, которых я встречаю в своей реальной жизни или о которых читала. Конечно, книги, фильмы, музыка, которые открывают мне что-то новое о самой себе. Но, например, еще и первое цветущее дерево, которое встречается мне весной. Или вот буквально сегодня: яркое-яркое солнце после бури — огромный солнечный диск, внезапно заливший светом всю улицу.

Конечно, факт удивления сам по себе — это еще не философия. Но, как говорит Аристотель, удивление заставляет нас размышлять, познавать мир, а это единственное занятие, которое не приносит нам никакой видимой пользы и поэтому является единственно свободным.

Попробуем разобраться. Пифагор, впервые употребивший понятие «философия», говорил о «любви к мудрости». Любовь или, другими словами, стремление к «мудрости», к пониманию мира очень естественно для человека. Вспомните любого ребенка — ему важно знать, почему снег белый, а вода мокрая, чем слышат муравьи и почему, когда закрываешь глаза, видятся разные узоры. Но чем старше мы становимся, тем меньше у нас таких вопросов (хотя, признаться честно, на большинство из них у нас так и нет ответов). Мы привыкаем к обстоятельствам своей жизни, мы все больше беспокоимся о заработке, о своем статусе в обществе, о хорошем отдыхе, о семье, о детях, об их благополучии. И когда ребенок спрашивает у нас: «Почему небо голубое?», мы отлично понимаем, что этот вопрос исчез когда-то у нас, исчезнет и у него, надо просто немного подождать.

Не могу не вспомнить Антуана де Сент-Экзюпери, который посвящает своего «Маленького принца» «тому мальчику, каким был когда-то мой взрослый друг». И добавляет: «Ведь все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит».

Почему же это так важно — задавать себе эти вопросы, не связанные с нашей практической жизнью, и искать на них ответы? Я думаю, все величайшие произведения — музыкальные, литературные, живописные — создавались именно тогда, когда их автор был чем-то удивлен — или вдохновлен, другими словами. Можно назвать это еще влюбленностью, будь то влюбленность в даму сердца, которая вдохновляет поэта, или в античную культуру, которая  направляла художников эпохи Возрождения. Их произведения — это и есть тот самый поиск, свободный абсолютно от всех обстоятельств. Когда человек вдохновлен — его мечте не мешает ни отсутствие средств, ни нехватка времени, ни мнение окружающих. Когда, наоборот, нас ничто не удивляет, когда мы «уже все знаем», жизнь становится скучной и рутинной.

Но удивления как эмоции мало. Нас могут удивлять необычные пейзажи или милые видеоролики о животных. Однако, если за этой эмоцией не следует поиск, внутренняя работа, открытие, более глубокое понимание — тогда это не то удивление, о котором у нас идет речь.

Хорошим примером философского удивления может быть известное многим высказывание Иммануила Канта: «Две вещи наполняют душу всегда новым и более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них — это звездное небо над головой и моральный закон внутри меня».

Другой замечательный мыслитель, Мераб Мамардашвили, говорит, что философ — это тот, кто считает чудом то, что в этом мире вообще что-то есть. Потому что распад и хаос намного естественней, чем красота, или мысль, или чувство чести, достоинства. Действительно, когда встречаешься с проявлением доброты или честности — того, что Кант называет моральным законом, — это всегда удивительно. Но дело еще в том, что мы можем заметить только то, что нам созвучно. Только то, над чем размышляли сами. Мы можем оценить выбор человека, если сами сталкивались с подобными выборами (пусть не равнозначными, но требовавшими от нас похожих усилий). Поэтому здесь возникает круг: наши размышления дают пищу новым удивлениям, и наоборот: то, что поражает нас, побуждает к новым осмыслениям.

Я иногда вспоминаю тот первый свой опыт размышлений о смысле жизни — конечно, у шестилетнего ребенка не нашлось тогда ответа, но сам вопрос актуален для меня и сегодня. Он расширяется, наполняется оттенками, дополнительными вопросами, промежуточными ответами. Но тяжелее всего, когда этот вопрос исчезает из поля зрения, тогда для меня очень важно вернуть его, найти то, что позволило бы снова удивляться жизни, радоваться каждому утру, то, чем хотелось бы делиться с друзьями. Это одновременно и просто, и сложно — потому что не происходит само по себе, а требует усилий. Это и есть философская работа — непростая, но очень интересная, полная открытий и — как говорил Платон — окрыляющая душу.

А чтобы это небольшое размышление было полезно вам, дорогие читатели, напоследок спрошу: «А что удивило вас вчера / за прошлую неделю / за месяц?» Не поленитесь ответить себе на этот вопрос. За такими ответами обычно скрывается много приятных сюрпризов.

3) «ФИЛОСОФИЯ НАЧИНАЕТСЯ С УДИВЛЕНИЯ» (АРИСТОТЕЛЬ). 50 золотых идей в философии

3) «ФИЛОСОФИЯ НАЧИНАЕТСЯ С УДИВЛЕНИЯ» (АРИСТОТЕЛЬ)

Аристотель – древнегреческий философ, живший в 384-322 годах до н. э. Родился городе Стагире, в семье потомственного врача. После смерти родителей Аристотель отправился в город Афины, чтобы получить там образование. 20 лет пробыл в Академии Платона сначала в качестве ученика, а затем и учителя. После смерти Платона Аристотель покинул Афины и много странствовал. В 355 году, когда Александр Македонский стал царем, Аристотель вновь вернулся в Афины, где основал собственную философскую школу – Ликей. После смерти Александра Македонского Аристотель, считавшийся его приверженцем, был вынужден бежать из Афин и поселиться в Халкиде, где и умер.

Аристотель – философ и ученый-энциклопедист. Он систематизировал практически все известные знания. Он ввел терминологию, которая не утратила своего значения и по сей день. Основные идеи умозрительной философии изложены в работах «Метафизика» и «О душе». Аристотель разработал основы логики, существующей и поныне как формальная логика («Категории», «1-я и 2-я аналитики», «Топика» и другие). Большой вклад принадлежит ему в области натурфилософии («Физика», «О небе», «О возникновении и уничтожении», «Метеорологика»), этики («Никомахова этика», «Большая этика»), государства, права, политики («Политика»), поэтики и других отраслях. Учение Аристотеля оказало огромное влияние не только на развитие западноевропейской науки и философии, но и на религию (в частности, на схоластику).


Философия – рациональное осмысление мира. Философ отличается от обыкновенного человека тем, что воспринимает мир не просто как данность, а ищет причины тех или иных жизненных явлений. Ум его направлен на то, чтобы найти истину. Философски мыслящий индивид во всем сомневается, живет в состоянии удивления.

Аристотель отделил философию от нефилософских наук, хотя раньше она существовала как их составная часть. Аристотель считал, что философия является наукой, исследующей сущее как таковое, а также то, что ему присуще само по себе. Она не тождественна ни одной из так называемых частных наук. Ни одна другая наука не исследует общую природу сущего как такового и как оно само по себе существует. Все они отделяют какую-то часть сущего и исследуют то, что присуще этой части. Так действуют, например, науки математические. «Так как мы ищем начала и высшие причины, то ясно, что они должны быть началами и причинами чего-то самосущего. А потому и нам необходимо постичь первые причины сущего как такового».

Аристотель, рассматривая философию как отдельную науку, много размышляет над ее смыслом и природой философского знания. Он считает, что философия – наука, исследующая первые начала и причины. Философствовать людей побуждает удивление. Сначала они удивлялись тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, продвигаясь таким образом далее, они задались вопросом о более значительном. Например, они размышляли о смене положения Луны, Солнца и звезд, а также о происхождении Вселенной. «Но недоумевающий и удивляющийся считает себя незнающим (поэтому и тот, кто любит мифы, есть в некотором смысле философ, ибо миф создается на основе удивительного)».

Аристотель говорит, что люди стали философствовать, чтобы избавиться от незнания, а из этого следует, что к знанию стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь пользы. «Сам ход вещей подтверждает это, а именно: когда оказалось в наличии все необходимое, равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие, тогда стали искать такого рода разумение. Ясно поэтому, что мы не ищем его ни для какой другой надобности. И так же как свободным называем человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно также и эта наука единственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя».

Исходя из такой трактовки философии, Аристотель сформулировал принципы классификации наук. По его мнению, все науки можно разделить на 3 группы:

1. Теоретические науки, к которым относятся философия, физика, математика. Характерной чертой этих наук является то, что их цель – знание ради самого знания.

2. Практические науки. К ним можно отнести этику и политику. Они познают действительность ради достижения морального совершенствования человека.

3. Продуктивные науки – метеорология, биология и другие. Они преследуют целью знание, которое помогает в конструировании определенных объектов.

* * *

Известно, что знакомство Аристотеля и его знаменитого наставника Платона произошло в школе, основанной последним. Занятия в ней представляли собой по большей части беседы за пиршественным столом. Доступ туда имели друзья и любовники Платона, среди которых оказался и молодой Аристотель.







Данный текст является ознакомительным фрагментом.




Продолжение на ЛитРес








Философия начинается с удивления | Философия для жизни

Хорошо помню тот момент, когда я впервые удивилась тому, что вообще живу. Мне было шесть, и я отчетливо помню место, где это случилось (наверное, потому, что это было важно для меня). С тех пор меня, конечно, многое удивляло. Например, необычные жизненные повороты — неожиданные на первый взгляд, которые приводили к важным встречам, изменившим мою жизнь. Люди — те, которых я встречаю в своей реальной жизни или о которых читала. Конечно, книги, фильмы, музыка, которые открывают мне что-то новое о самой себе. Но, например, еще и первое цветущее дерево, которое встречается мне весной. Или вот буквально сегодня: яркое-яркое солнце после бури — огромный солнечный диск, внезапно заливший светом всю улицу.

Конечно, факт удивления сам по себе — это еще не философия. Но, как говорит Аристотель, удивление заставляет нас размышлять, познавать мир, а это единственное занятие, которое не приносит нам никакой видимой пользы и поэтому является единственно свободным.

Попробуем разобраться. Пифагор, впервые употребивший понятие «философия», говорил о «любви к мудрости». Любовь или, другими словами, стремление к «мудрости», к пониманию мира очень естественно для человека. Вспомните любого ребенка — ему важно знать, почему снег белый, а вода мокрая, чем слышат муравьи и почему, когда закрываешь глаза, видятся разные узоры. Но чем старше мы становимся, тем меньше у нас таких вопросов (хотя, признаться честно, на большинство из них у нас так и нет ответов). Мы привыкаем к обстоятельствам своей жизни, мы все больше беспокоимся о заработке, о своем статусе в обществе, о хорошем отдыхе, о семье, о детях, об их благополучии. И когда ребенок спрашивает у нас: «Почему небо голубое?», мы отлично понимаем, что этот вопрос исчез когда-то у нас, исчезнет и у него, надо просто немного подождать.

Не могу не вспомнить Антуана де Сент-Экзюпери, который посвящает своего «Маленького принца» «тому мальчику, каким был когда-то мой взрослый друг». И добавляет: «Ведь все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит».

Почему же это так важно — задавать себе эти вопросы, не связанные с нашей практической жизнью, и искать на них ответы? Я думаю, все величайшие произведения — музыкальные, литературные, живописные — создавались именно тогда, когда их автор был чем-то удивлен — или вдохновлен, другими словами. Можно назвать это еще влюбленностью, будь то влюбленность в даму сердца, которая вдохновляет поэта, или в античную культуру, которая  направляла художников эпохи Возрождения. Их произведения — это и есть тот самый поиск, свободный абсолютно от всех обстоятельств. Когда человек вдохновлен — его мечте не мешает ни отсутствие средств, ни нехватка времени, ни мнение окружающих. Когда, наоборот, нас ничто не удивляет, когда мы «уже все знаем», жизнь становится скучной и рутинной.

Но удивления как эмоции мало. Нас могут удивлять необычные пейзажи или милые видеоролики о животных. Однако, если за этой эмоцией не следует поиск, внутренняя работа, открытие, более глубокое понимание — тогда это не то удивление, о котором у нас идет речь.

Хорошим примером философского удивления может быть известное многим высказывание Иммануила Канта: «Две вещи наполняют душу всегда новым и более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них — это звездное небо над головой и моральный закон внутри меня».

Другой замечательный мыслитель, Мераб Мамардашвили, говорит, что философ — это тот, кто считает чудом то, что в этом мире вообще что-то есть. Потому что распад и хаос намного естественней, чем красота, или мысль, или чувство чести, достоинства. Действительно, когда встречаешься с проявлением доброты или честности — того, что Кант называет моральным законом, — это всегда удивительно. Но дело еще в том, что мы можем заметить только то, что нам созвучно. Только то, над чем размышляли сами. Мы можем оценить выбор человека, если сами сталкивались с подобными выборами (пусть не равнозначными, но требовавшими от нас похожих усилий). Поэтому здесь возникает круг: наши размышления дают пищу новым удивлениям, и наоборот: то, что поражает нас, побуждает к новым осмыслениям.

Я иногда вспоминаю тот первый свой опыт размышлений о смысле жизни — конечно, у шестилетнего ребенка не нашлось тогда ответа, но сам вопрос актуален для меня и сегодня. Он расширяется, наполняется оттенками, дополнительными вопросами, промежуточными ответами. Но тяжелее всего, когда этот вопрос исчезает из поля зрения, тогда для меня очень важно вернуть его, найти то, что позволило бы снова удивляться жизни, радоваться каждому утру, то, чем хотелось бы делиться с друзьями. Это одновременно и просто, и сложно — потому что не происходит само по себе, а требует усилий. Это и есть философская работа — непростая, но очень интересная, полная открытий и — как говорил Платон — окрыляющая душу.

А чтобы это небольшое размышление было полезно вам, дорогие читатели, напоследок спрошу: «А что удивило вас вчера / за прошлую неделю / за месяц?» Не поленитесь ответить себе на этот вопрос. За такими ответами обычно скрывается много приятных сюрпризов.

Наталья Радченко

Эссе «От удивления к познанию»

Скажите, найдется ли среди вас тот, кто будет отрицать, что мир вокруг наполнен удивительными вещами? Уверен, что подобных людей совсем мало. Но говорить они будут о чем-то из ряда вон выходящем. А ведь нередко нас окружают такие вещи, которые видит каждый, но не осознает, насколько они удивительные. Вот и получается, что проходят люди мимо чудес расчудесных да красот распрекрасных. А могли бы остановиться и начать удивляться, и становилось бы у них на душе намного радостнее, и были бы они счастливыми!

Сколько я себя помню, мы с моей семьёй всё время кого-то ловили, сажали в банки-коробки, кормили, изучали, а потом записывали свои наблюдения в толстые тетради, составляли научные работы и, что хлопотнее всего, защищали их.

А началось всё с отдыха в маленьком посёлке Краснодарского края, где мы со старшей сестрой Никой провели почти целое лето. На пороге нашего домика мы сразу заприметили пятнистых лягушат. Ну как не взять в руки и не рассмотреть поближе? Я был готов сделать это сразу же, не задумываясь, но сестра-шестиклассница, к тому времени уже начавшая изучать биологию, предупредила меня, что амфибии бывают разные и иногда даже ядовитые, а потому надо их исследовать в перчатках. Хорошо помню, как мы сажали лягушек в старый ржавый таз, наполненный пресной водой, и пытались кормить их собственноручно пойманными мухами и комарами. И что удивительно… прихлопнутые мухи целый день лежали на камнях в тазу, а лягушки не проявляли к ним никакого интереса! Напрасно пытались мы с сестрой накормить амфибий с руки, положив убитого комара им на нос. Комар оставался на морде у лягушки, а та таращила на нас глаза да недовольно гортанно потрескивала. А ведь совсем недавно я наблюдал, как в ветреную погоду другие пучеглазые гонялись за листиками, пытаясь проглотить их. Так где же кроется разгадка? Не пропустили мы тогда эту удивительную историю, стали читать умные книги и … нашли! Оказывается, амфибии не замечают неподвижные объекты. Будут сидеть в коробке на горе аппетитных толстых мух, но останутся голодными, так как просто не заметят предложенное лакомство.

Прошло время, и жизнь снова организовала нам встречу с удивительным созданием. В Болгарии нашли мы в Черном море у самого берега странное существо: по виду – мокрица-мокрицей, но зеленого цвета и живёт в воде. Поймали мы парочку этих существ, посадили в банку с морской водой, положили в неё бурые водоросли и отнесли домой для изучения. Долго мы не могли выяснить, что это за «мокрая» мокрица такая? Недели две прошло. И вдруг мы стали замечать, что наши питомцы цвет свой меняют: были зелёными, стали бурыми, как те самые водоросли, которые мы положили им в банку. Удивительно? Да! Оказалось, что наши существа являются морскими ракообразными со странным названием Идотея, чей цвет зависит от пищи, которую они едят. Поймал-то я рачков, которые питалась зелеными водорослями, а в банку положил им бурые листья. Вот они и поменяли свой цвет!

Постепенно я стал понимать, что удивительное рядом, только распахни глаза. С ним можно встретиться, например, в огороде у бабушки в Подмосковье. Никогда не догадаетесь, что пишу я сейчас о самом обыкновенном зеленом кузнечике! Правда, поначалу мы с сестрой приняли его за саранчу. Посадили в банку, накидали травы, капустных листьев, моркови и ягод – угощайся, наша гостья, ни в чем себе не отказывай! Прошло три дня, а зелени в банке не убавилось. «Странная какая-то саранча!» — подумали мы. И опять выручили книги. Прочитали мы о том, что люди часто путают саранчу с кузнечиком по внешнему виду и что главное их отличие заключается во вкусах: саранча травоядная, а кузнечик – хищник! Мол, дайте насекомому палец: если укусит, то точно кузнечик! Конечно, никто из нас рисковать своим пальцем не стал. Поймали муху и положили в банку. Надо было видеть, как оживилась наша «саранча», как накинулась на муху! Остались от неё только крылышки… Как я удивлялся тогда: ведь с детства помнил песенку про кузнечика, который «с мухами дружил»… Вот тебе и дружба! Да, прав был Козьма Прутков, заявивший, что “глядя на мир, нельзя не удивляться”

Но больше всего меня поразило существо с лесной опушки близ городка, названного в честь эстонского революционера Виктора Кингисеппа. Да, именно там я и встретился с сеголеткой живородящей ящерицы! Сеголеткой, потому что маленькая она была, совсем юная – родилась-то всего месяц назад этого (сего) лета. А живородящей её назвали потому, что детки у неё появляются на свет в прозрачных оболочках, а не в яйцах. Помню, схватил я маленькую ящерку за хвост, а она дернулась и побежала прочь от меня, оставив свой хвостик в моей руке. Я испугался, бросил его на стол и вдруг обнаружил, что хвост продолжает извиваться в разные стороны! Моему удивлению не было конца. Неужели хвост может жить отдельно от ящерицы? Конечно, я вновь зарылся в энциклопедии и узнал, что ящерицы являются пищей для многих птиц и животных. Вот и приходится им иногда рапрощаться с хвостом, только бы жизнь свою спасти. Это очень сложный способ защиты, который полностью контролирует мозг пресмыкающегося, то есть ящерица способна выбирать, пришло ли время расстаться со своим хвостом или нет. Я так хорошо изучил этот процесс, что даже придумал и смастерил целую электромеханическую модель отбрасывания хвоста ящерицей! Именно с этого и началось моё увлечение конструированием.

Что я могу сказать на прощание? Подобные встречи, наверное, случались в жизни многих людей. Сумели ли они поразить или оставили равнодушными? Не знаю. Мне кажется, что у каждого человека свой ответ на этот вопрос. Мою сестру соприкосновение с удивительным окружающим миром привело сначала в класс с биолого-химическим профилем, а потом и на биофак МГУ. А я благодаря этим встречам узнал много нового об окружающем мире, защитил не одну научную работу, познакомившись со многими интересными и удивительными людьми. Среди них есть учёный и ведущий программы «В мире животных» Николай Николаевич Дроздов, которому я даже немножко завидую.

Давным-давно великий философ Аристотель сказал, что познание начинается с удивления. Утекло много времени, и я, Коля, убедился в этом на собственном, пусть ещё небольшом опыте. Пройдут годы, я вырасту, многое узнаю, но я обещаю, что никогда не перестану удивляться тому, что дает нам жизнь!

Чему мы сегодня можем научиться у Аристотеля? (А. Баумейстер). Транскрипт лекции. Часть 2

Аристотеля называют учителем Запада. С XIII века именно благодаря текстам Стагирита в Западной Европе рациональность и наука стали главными ценностями культурной жизни. Аристотеля пытался «сбросить с корабля современности» Мартин Лютер. Но в результате первые протестантские катехизисы были написаны именно в духе методической строгости Стагиритовых текстов. Но что может дать Аристотель современному человеку? Чему мы можем сегодня научиться у Аристотеля? В лекции делается попытка ответить на эти вопросы. Оживленная дискуссия после лекции дополняет и расширяет заявленную тему вебинара.

Если говорить о познании, то Аристотель говорит, что мы познаём всегда общие понятия. Познание связано с общим и необходимым. Чувственность имеет дело с конкретными вещами, а познание всегда направлена на общее.

Такова его картина реальности и познания. А что же он нам дал в политике и этике? Сейчас я плавно завершаю вторую часть и приближаюсь к актуальному Аристотелю. В политике и этике он стал великим учителем в двух вещах. Первая из них – это идея общего блага. Он понимает политику как философию общего блага. Он учит о том, что высшее общение человека – это общение ради высшего блага. Мы вступаем в договоры, мы договариваемся о тех или иных целях, но есть в наших общениях цель сама по себе. Это то, что делает нас не просто людьми сиюминутных, незначительных интересов, а это создаёт некий интерес, превышающий наши частные интересы. У каждого из нас есть частные интересы, но на нём государство не обоснуешь. Государство возникает, когда над интересами групп, кланов, семей, этническими интересами вырастает тот интерес, который не является ни экономическим, ни материальным, ни частным семейным, а является интересом нашего общего дела, что по-латыни потом будет называться respublika. Если у нас нет общего блага, это не государство. Если система разбивается на отдельные кланы, это что угодно, но не государство. Поэтому политика – это высший уровень человеческого общения, а цель этого общения – жизнь, ориентирующаяся на общее благо. Сегодня Аристотель очень актуален, я буду об этом говорить.

И второе, что он нам предложил, это учение о добродетелях. По-гречески «добродетель» – αρετή («арете»). У Платона уже есть намёки на это учение. Не то что намёки, а очень серьёзно в «Диалогах» говорится о добродетелях. Но у Платона это встречается спорадически, не в систематическом и не таком детальном виде, как у Аристотеля. Аристотель же взял учение о добродетелях и сделал его основой политики и этики. Что такое добродетели, по Аристотелю? Это то, что моно назвать обучением граждан. У нас есть какие-то навыки, умения, а есть вещи, которые делают из нас цивилизованных людей. Вот способы цивилизованности, или цивилизирования, когда мы подаём друг другу примеры должного, достойного поведения, это то, что должны мы демонстрировать в рамках сообщества. Он был прекрасный педагог. Он понимал, что морали и политике нельзя учить абстрактно. Хорошее общество – это то, где есть хорошие образцы. И мы живём, практикуя добродетели, переходя от просто жизни к хорошей жизни. Это знаменитое различение Аристотеля. Люди вне хорошего государства просто живут (ζωή, «дзоэ»). А задача политического целого – перейти от «просто жизни» к «хорошей жизни». Мы рождаемся индивидами с определёнными задатками, определённым потенциалом, но только в правильной системе, практикующей добродетели, мы можем стать хорошими людьми. Каждый по отдельности не может себя реализовать. Каждый из нас, занимаясь своими интересами, отсоединяясь от других людей, не может раскрыть свой глубинный потенциал. Есть только одна возможность, говорит Аристотель, раскрыть сокровища нашего внутреннего человека – сообщество. И задача политической системы, идеи общего блага и идеи добродетели – позволить нам стать лучше. Не просто жить, а жить благой, осмысленной, наполненной, цивилизованной жизнью. Это задача политики, задача государства и задача этических практик.

Вот это (я сейчас перехожу к заключительной части) оказалось чрезвычайно востребованным, начиная с 80-х годов XX века. Когда мир, вначале преимущественно западный мир, пережив Вторую мировую войну, выстраивая либеральный порядок, делая ставку на свободный рынок, рыночные отношения, постепенно стал утрачивать те преимущества, которые не только в экономике заключались… Там сегодня внушают, что главный путь к успеху человечества, прогрессу, – этот ключ лежит в нескольких тумбочках. Одна тумбочка – это лондонское Сити и Нью-Йорк, Международный валютный фонд, финансовые организации, – это экономика.

Я не говорю, что экономика – это плохо. Но вдруг оказалось, что делать ставку только на экономические отношения и забывая о другой части человеческой жизни, мы начинаем становиться не то чтобы слабее, но начинаем выстраивать очень несправедливый и плоский мир. И тогда такие авторы, как Макинтайр, Тейлор, Сэндел и многие другие обратились к наследию Аристотеля, чтобы кроме экономики и кроме абстрактных базовых свобод либерализма напомнить нам о том, что мы не просто должны жить, а мы можем жить осмысленной и наполненной жизнью, можем быть лучше. А та система не требует от нас быть лучше. Та система говорит: поскольку ты индивид, ты можешь выбирать, что ты хочешь. Твой выбор всегда будет хорош, потому что он твой. Но перестало получаться. Мы сегодня видим, что получается всё меньше и меньше. И как раз возникло то, что мы сегодня называем неоаристотелизмом.

Что такое этот неоаристотелизм? Это возрождение учения о добродетелях, учения об общем благе, и это понимание того, что если элиты и каждый из нас не будет демонстрировать стандарты поведения, не только направленные на прибыль, на экономический успех, на развитие базовых потребностей, мы с вами как человечество будем постепенно деградировать. Поскольку всё, что создано до сих пор великой цивилизацией, создано именно на платоновских и аристотелевских основаниях. Я сейчас процитирую Майкла Сэндела, одного из горячих сторонников Аристотеля, он говорит: экономика, рынок – это хорошо, но когда рыночные отношения становятся рыночным мышлением, когда от рынка мы становимся рыночным обществом, когда мы начинаем мерить образование, медицину, дружбу, отношения между людьми по стандартам рыночного мышления, то от этого страдает и сам рынок, и все наши практики. Поскольку политика, образование, медицина не рыночны. Они могут иметь какие-то рыночные выходы, но по сути своей это совершенно другие вещи.

Поэтому Аристотель становится вдохновителем и учителем современных политических мыслителей, философов, социологов. А ещё Аристотель учитель досуга и счастья. Есть книга знатока Аристотеля [Эдит Холл] «Счастье по Аристотелю. Как античная философия может изменить вашу жизнь». Это третья часть: общее благо, добродетели и особое понимание счастья по Аристотелю. Он говорит в «Политике» и «Никомаховой этике» удивительные вещи. Он говорит, что мы ведь созданы не для работы. Работать хорошо, конечно, надо, необходимо. Но мы созданы для досуга. Я часто повторяю эту мысль. Он говорит о том, что есть тест, отличающий человека свободного по природе от человека рабской натуры. Для него быть рабом значит быть зависимым от. Это может читаться и в XXI веке. Как он определяет раба? Если свободный господин самому себе, то раб зависит от другого. Но дальше, говорит Аристотель, есть тест на свободу. Нужно приглядеться к человеку, как он проводит досуг («схолэ»). Если он ищет в досуге исключительно удовольствий или пользы, то одно из двух: или он ещё ребёнок, или он раб. Большие дети – это, в принципе, нормально, мы к этому привыкли. Я много видел пап, которые отталкивают детей от компьютера, потому что компьютер один на всех, играться в игры. Такой папа – раб по природе, по Аристотелю. Во-первых, он не даёт ребёнку получать знания, во-вторых, проводит досуг в развлечениях. Он работает, а потом вечером играет в игры.

А как же досуг проводит свободный человек? Он проводит его в благородных занятиях – в том, что потом называлось в античности «свободными искусствами» (artes liberales). Чем занимается свободный грек или сенатор в Риме? Он занимается спортом, он идёт в театр, он читает литературные и философские произведения, он занимается политикой. На секундочку, сенаторы в Риме не получали за это денег, и греки занимались политикой бесплатно. Это была честь, особое доверие. И вот, да, мы обязаны работать, но цель нашей жизни (τελος, «телос») – это досуг. Именно в досуге мы становимся самими собой, развиваем сами себя.

Давайте соединим эти вещи в завершение. Аристотель учит об общем благе как общей цели политики. Главные образцы достижений совершенного политического порядка – это добродетели, примеры поведения, которые должны демонстрировать элиты, ну и каждый из нас. Каждый из нас может стать частью той или иной элиты. Третье – это особое учение о досуге, о том, что цель нашей жизни – досуг, цель нашей жизни – через досуг приходить к счастью (ευδαιμονία, «эвдаймония»). Счастье состоит в том, чтобы проявить себя самого, чтобы реализовать свой потенциал. Кто не хочет заниматься философией, может просто стать порядочным гражданином, добродетельным отцом семейства, хорошим юристом, хорошим медиком, хорошим ремесленником, хорошим человеком. Те же, у кого есть задатки ещё и в другую сторону, они могут подражать космическому сознанию, божественному уму и переживать те моменты чистого мышления или философской жизни, которые доступны не всем, но к которым может быть причастен каждый из нас. Поскольку, как говорит Аристотель в самом начале «Метафизики», «все люди по своей природе стремятся к знанию».

В эту фразу мои студенты не верят. Не знаю, поверите ли вы. Это же не так, мы видим много людей, которые к этому не стремятся. Но Аристотель под словом «знание» имеет в виду совершенно другое. Поскольку мы с вами имеем разум, имеем чувственность, тонкие эмоции, наше стремление – всегда что-то открывать. Ребёнок, который тянется к яркому мячику, впервые познаёт мир. Юноша или девушка, которые взяли великий роман, и удивились. Юноша, который ухаживает за девушкой, и девушка, которая принимает ухаживания, стремятся к знанию. Девушка, рождающая ребёнка, стремится к знанию. Мы, пытающиеся улучшить мир вокруг нас, стремимся к знанию. Вот это «знать» («эйдонэ») – это что-то, что роднит нас с чем-то более высоким, с тем, что называется сознанием, пониманием, смыслом жизни. Только это – ключ к счастью. Только у некоторых людей это глубоко запрятано и не проявлено, но это стремление всегда есть. И очень важно создавать такую политику, которая бы способствовала развитию этого потенциала человека. Если условия будут другими, это стремление, эта тайна, которая есть в каждом из нас, может проявиться.

Я хочу подчеркнуть, что знание здесь понимается в широком значении, это не учёба в университете, это не научные знания. Кстати, недавно Илон Маск дал интервью, в котором сказал, что, возможно, университеты скоро будут не нужны, в том виде, в котором они есть, потому что сегодня получать знания и образование можно совершенно другими путями. Никто не отменяет профессионалов, профессоров, знатоков, просто форма получения знания в XXI веке будет меняться. И я сам, как член гильдии университетских преподавателей, вижу, что университет не является этим вдохновением, тем, что зажигает, что способно давать искры удивления и интереса. Философия начинается с удивления. Всем людям по природе свойственно стремиться к знанию. Политика – высшая форма общения, нацеленная на общее благо. Каждый из нас призван быть счастливым, правильно организовывая свой досуг.

Ещё одна знаменитая фраза Аристотеля. «Мир не хочет, чтобы им управляли плохо». Мы ведь привыкли, что нами управляют плохо. А Аристотель говорит: мир не хочет, чтобы нами управляли плохо. Потому что у нас слишком большая цена, в нас есть очень много ценнейшего, что называется разумом, эмоциями, чувствами, духовным миром. Такими индивидами нельзя плохо управлять.

Теперь я сделаю маленькое заключение, резюме. Я пытался вам представить этого человека. Кстати, в отличие от Платона, он был женат, женат дважды, имел детей, рабов, потом рабов отпустил на свободу. Человек, который провёл в Афинах половину жизни, основал свою школу в Ликее, стал учителем Запада и учителем исламского мира, научил нас ценить мельчайшие проявления природы и удивляться даже самым незначительным явлениям этого мира. Человек, который разработал систематику наук, создал теорию познания, реальности, политики, этики, теорию искусства и научил нас тем вещам в политике и этике, о которых я сейчас говорил. И если говорить о роли личности в истории, то я не нахожу никого, кого можно поставить на уровень с Аристотелем. Потому что всё, что с нами происходит, часть нашего мышления, часть наших практик, от образования до политики, сформировано этим человеком. Фактически этот человек – почти демиург, автор почти всего, чем мы пользуемся. Пожалуй, Платон и Аристотель – вот два человека, стоящих на таком пьедестале. Но поскольку Платон был узнан Западом только в XV веке, то Аристотелю пришлось, не знаю, судьба или Бог поставили его главным учителем, и сегодня особенно мы к нему возвращаемся.

Сейчас я хотел бы добавить по поводу издания его произведений. На русском они изданы в таком, невыразительного цвета четырёхтомнике, в серии «Философское наследие». Здесь не все его произведения. Сейчас совершает перевод и комментирование всего свода Аристотеля, и, насколько я знаю, это перевод очень высокого уровня. Что ещё можно почитать. Книга Джованни Реале об Аристотеле и его же «История античной философии». На русском языке, к сожалению, не изданы. В книге Йоахима Риттера, немецкого историка философии, «Метафизика и политика» есть блестящая статья «Теория у Аристотеля», где показано, что Аристотель впервые обосновал, что такое теория, и он её связывал с понятием Бога. Ну и, конечно, это современные авторы, которых я называл: Сэндел, Макинтайр и другие.

Ответы на вопросы

Вопрос: у Аристотеля смысл жизни – счастье, какой смысл жизни у Платона?

Ответ: я бы сказал так, Платон здесь смотрится несколько аристократично. Потому что Платон говорил о счастье разных групп людей. И поскольку есть группа философов, то у них счастье одно, у милитарной аристократии (стражников) – другое. Но они как раз сходятся в понимании счастья, оно для них в первую очередь связано с тем, чтобы реализовать своего внутреннего человека. По-гречески «счастье» – ευδαιμονία, «эвдаймони́я». Это слово означает буквально «одержимость хорошим богом». Противоположный термин – это «какодаймон», то есть «человек одержимый плохим демоном». И задача жизни, счастье состоит в том, чтобы проявить в себе это внутреннее начало, внутреннего человека, «даймон» по-гречески. «Эвдаймония» – значит проявление себя самого, того внутреннего, что в тебе заложено (по-современному, реализовать самого себя). Здесь Платон и Аристотель сходятся. Я бы сказал, что Платон изложил это учение, а Аристотель приближается к платонизму в конце своей «Никомаховой этики». Вот если вы прочитаете последнюю, 10-ю книгу «Никомаховой этики», вы увидите там платоновское учение о счастье.

Вопрос: (на украинском, о соотношении эйдоса и материи у Аристотеля, перевод отсутствует).

Ответ: это вопросы, которые я задаю себе несколько десятилетий. Вот представьте себе математиков, физиков, увлеченных историков или Пуаро, Шерлока Холмса… Это люди, которые разгадывают головоломки. Аристотель не оставил чёткую систему в целом своей философии. И этот вопрос – вопрос головоломки. На него нельзя ответить одним предложением. Я как исследователь Аристотеля знаю, что сначала нужно собрать все данные по его текстам, где он говорит об этих формах эйдоса, как они соотносятся с материей. И мы видим, что в каких-то вещах он противоречит себе. Если отвечать кратко, мы можем сравнить форму, или эйдос, с информацией, а материальную вещь с носителем информации. И получается, что информация передаётся тем или иным носителям: дереву, человеку, камню, цветку, розе. Получается, что форма розы передаётся материальному носителю естественным путём, через семя, например, но сама форма не создана. Если нам кажется этот вопрос неудовлетворительным, если мы отбросим Аристотеля и сосредоточимся на современном понимании мира, то будет то же самое. Мы находим в мире материальные вещи, процессы, события и факты и находим информацию: законы мироздания, принципы, отношения, смыслы. Вопрос: как эти вещи возникают? Как возникает в мире информация? Это вопрос сложный. Тем более, некоторые современные учёные говорят, что отличие информации от материи сегодня теряется. У нас нет чёткого теста, который отличит информацию от материи. Откуда мир получил свою информацию? Те, кто занимаются физикой или биологией, и слушают меня сейчас, могут подумать, что я не слишком серьёзно подхожу к этой вещи. Уверяю вас, что это вопрос, который задают себе и естественники, которые пишут философские книги. Эти вопросы неоднозначны. Почему мир именно такой, как он есть? Почему в нём находятся закономерности? Почему несмотря на своё разнообразие, громадность, этот мир может быть описан с помощью математических уравнений, законов, почему все события в мире демонстрируют потрясающую законосообразность? Почему на глубинном уровне мы находим какие-то базовые элементы, связь между которыми можно описать рациональными способами, и которые можно познать. Или, более кратко, почему мир, в котором мы живём, познаваем? Почему мир – носитель смысла? По-другому, почему мир – носитель базовой информации? Этот вопрос волновал ещё Аристотеля. И он первый начал на него отвечать, вместе с Платоном. Только в отличие от нас Аристотель учил о вечности мира. По Аристотелю, ответ на вопрос: «почему a» – потому что b. Почему b? Потому что c. Почему c? Потому что d. А почему d? Он говорит: стоп, всё, хватит. Потому что d – самообосновывающийся факт. Потому что дальше спрашивать о нём нет смысла. И тот, кто продолжает спрашивать, показывает свою нерациональность. Откуда взялась первая форма розы? Это спрашивать нет смысла, говорит Аристотель, потому что она всегда была, всегда есть и всегда будет. Потому что информация первична, материя вторична. Извините за долгий ответ, но я показал, что между нами и Аристотелем разница небольшая. Эта головоломка является одной из базовых и тогда, и сегодня. Если вы считаете, что Аристотель не прав, попытайтесь ответить средствами современной науки. Не получится.

Вопрос: какой сегодня образ Аристотеля в исламской культуре?

Ответ: хороший вопрос. Вы знаете, у ислама были разные типы философии, одна из них – под влиянием Греции. Они даже не придумали своё слово, называлось это «фальсафа». Так случилось, что фальсафа просуществовала всего 400 лет, с IX до конца XII века, но потом более ортодоксальные теологические учения маргинализировали и свели её на нет. Аристотель пользовался большим уважением, потому что их учителя веры учили Аристотеля, исповедовали аристотелизм, но, конечно, в ортодоксальном исламе Аристотель не является духовным авторитетом. Но всё равно это имя окружено определённым почитанием, как и имя Сократа, между прочим. И вообще ислам в эти столетия был интеллектуально очень высокого уровня. И сейчас есть много достойных людей. Вообще, большинство из авторов, которые комментировали, писали философские произведения, не были арабами и не исповедовали ислам. Это было очень разнообразное общество: христиане, иудеи, зороастрийцы. Были и арабы, но немного.

Вопрос: вы говорили, что либерализм накладывает отпечаток того, что дружба строится под влиянием рыночного интереса. Разве в книге Макинтайра не было сказано, что в Греции дружба была как раз по интересам, ради выгоды и т. д. Или в чём-то разница есть принципиальная?

Ответ: я не совсем так сказал о дружбе. Я сказал, что существует тенденция. Конечно, и среди бизнесменов и других людей современных профессий есть настоящая дружба. Но я как историк идей знаю, что идея дружбы и философия дружбы исчезла вдруг в XVII веке. Вот у Аристотеля в «Никомаховой этике» есть целая книга о дружбе. У Платона дружба – одна из главных добродетелей. А в Новое время вдруг это всё исчезло. И в XX веке не было философии дружбы как таковой. Она только сейчас возникает вместе с аристотелизмом.

Что касается Макинтайра, он и говорит о том, что такие люди, как Аристотель, его учение о добродетели как раз и меняли, трансформировали греческое общество. Безусловно, недостатки были всегда, но сейчас давление гораздо больше. Конечно, тогда были разнообразные интересы, но главное, что в дружбе открыли Платон и Аристотель, что она гораздо больше. Почему и называется «философия», потому что «филия» – эо дружеская любовь. И они создали типы совместной жизни: Академия и Ликей – это сообщества друзей, задача которых – не только овладевать науками, но и менять общество. Можно даже сказать, что Академия, Ликей, Стоя, Сады Эпикура – это образцы подлинной дружбы, которую они предлагали. Они не просто учили о дружбе, они её демонстрировали. И это оказалось настолько заразительным, что до сих пор в каких-то группах культивируется. Но опять же сама идея дружбы отодвинута сегодня на задний план. О ней не пишут книги. Пифагор говорил: «Друг – это второе я».

Вопрос: как соотнести этику Аристотеля и его учение о душе с учениями стоиков? Последние что-то привнесли в эвдемонизм?

Ответ: если будут такие вопросы, мы до утра не разойдёмся. Но я выкручусь, я возьму маленькую деталь, чтобы показать отличия. Во-первых, сравнить «Никомахову этику» с «Трактатом о душе» сложно, потому что, как и говорил Аристотель, это разные предметы исследования. «Трактат о душе» говорит о чувствах и так далее, но там нет речи о добродетелях, о дружбе и прочем. Второе. Если мы будем говорить о стоицизме и аристотелизме, конечно, стоики пришли позже, стоицизм возник спустя 22 года после смерти Аристотеля. Безусловно, первые учителя стоицизма, Зенон Китийский, Хрисипп, хорошо знали какие-то идеи Аристотеля, хотя опять же из вторых рук. Но я возьму только один маленький пример. Стоики учат о борьбе со страстями, и идеал мудреца – это апатея, бесстрастие. Хотя тоже нужно понимать это учение правильно, и, например, Пильюччи в своей книге показывает, что здесь нельзя упрощать. Но вот Аристотель в «Никомаховой этике» учит, что апатея – это не очень хорошо, бесстрастие – это сомнительный идеал, роль патосов, страстей, во многом положительна. Вообще, Аверинцев очень красиво сказал в статье 1991 года. Он тогда стал народным депутатом и как раз очень увлёкся особо Аристотелем. И он говорил, что именно сегодня Аристотель – самый важный для нас автор, если мы хотим делать демократическое общество. Он оказался прав. Аристотеля не читали в России, демократии не получилось. Мы тоже не читали, у Украины тоже ничего с демократией толком не получилось. Но он там сказал очень хорошую вещь: «Аристотель – это учитель меры». И если говорить об этике, это баланс между гедонизмом и аскетизмом Платона. Вот это отличие. Стоики ближе к Платону в своей суровости.

Вопрос: можно ли как-то обобщить, в чём сходство Маркса с Аристотелем, особенно в сфере политики, этики, в понимании сути религии?

Ответ: вы знаете, Маркс был юристом и философом. Докторская диссертация Маркса была посвящена философии греков, по-моему, Эпикуру, если не ошибаюсь, или кому-то из этого направления. Общего у них очень мало. Потому что для Аристотеля фундамент реальности – это не материальные формы, как я сказал. Для Аристотеля экономика не может быть базисом. И естественно, они не сходятся в понимании религии. «Опиум народа», говорит Маркс, а для Аристотеля в основе мира – бог, перводвигатель. А общее… вот я назвал принцип происхождения науки и государства принципом Аристотеля-Маркса, потому что Маркс взял у Аристотеля главный принцип возникновения искусств и наук. Это в первой книге «Метафизики» Аристотель говорит, что люди первоначально занимались вещами утилитарными, они обеспечивали свой базис выживания, продукцию, но когда возникли излишки продукции, то каким-то людям можно было отдать досуг для управления, администрирования, занятия науками и искусствами. А мы с Владимиром Соловьёвым пытались показать на примере Гёбекли-Тепе и других памятников, что сейчас считают наоборот: вначале был дух, потом экономика. Вот это общее, а так это радикально противоположные авторы.

Вопрос: (на украинском, перевод отсутствует).

Ответ: для меня этот вопрос достаточно простой, просто сказать можно, а потом меня обвинят в том, что я фантазирую и что я анархист-утопист. Я могу сказать так. Идея проста. Идея зрелой, образованной, свободной, самостоятельной личности. И государство как союз таких людей, которые живут своим умом, не зависят от чьих-то подачек или чьих-то угроз, с какой бы стороны они не исходили, и у которых цели существования в мире не ограничиваются выживанием и отдачей долгов, а направлены на то, чтобы создавать амбициозные, нужные не только нам, а всему человечеству, проекты. Мы всё для этого имели и имеем. Но почему-то нас маргинализируют и видят в каком-то примитивном срезе.

Вопрос: если в основе государства лежит идея высшего блага, то можно ли предположить, что основная проблема Украины – это не коррупция или внутренняя борьба кланов, а отсутствие идеи, которая была бы выше этих [нрзб].

Ответ: я преподаю во многих группах, и часть аудитории – это люди, связанные с политикой, бизнесом, средним и даже крупным, это, конечно, люди искусства и студенты… Нам кажется, что это банальность – иметь идею. У кого нет идеи? Жить идеей, жить осмысленно, хотеть добра своей стране – это естественные вещи, и, кажется, как только человек приходит к власти, эта одержимость созданием общего блага, добра и смысла просто разрывает его. Но этого не происходит. И образ мышления очень сильно сказывается на образе действий. И конечно, многие люди хотят сделать что-то хорошее, но опять же, для того, чтобы что-то сделать, нужно иметь какое-то ви́дение. Надеюсь, что что-то поменяется в ближайшие годы, но наблюдая за последними тридцатью годами, мы видим, что этого нет. И дело не только в президенте или Верховной Раде. Дело в том, что уровень задач слишком ограничивающий, и чиновники, политики живут очень элементарными идеями.

Вопрос: если человек создан для досуга и счастливого его провождения, то может ли неудачный опыт безусловного основного дохода свидетельствовать о неготовности современного общества к такому досугу?

Ответ: да, я об этом часто говорю последние лет десять, и я считаю, что это одна из главных угроз человечества, кроме экологической, ещё ряда серьёзных угроз. Вот если вы читали вторую или третью книгу Харрари, он говорил о «лишних людях». Это не он придумал, это для многих думающих людей очевидно. Чем больше будет развиваться мир, тем больше людей будет выброшено из производства и реальной экономики. А в перспективе уровень досуга будет расширяться. И вот к этому мы не готовы. Мы не готовы к тому, чтобы быть свободными в своём времени, направлять его на созидательные вещи, мы это не умеем. Краткий ответ: увеличение досуга – одно из главных испытаний человечества. Когда начинался карантин, я говорил, смотрите, мы не проходим тест на досуг, нам трудно заняться собой неделю. Насилие в семьях, алкоголизм, куда-то люди вырываются… Это опять же глубина Аристотеля. Мы не проходим тест Аристотеля, назовём это так. И поэтому нужно готовиться. Кстати, задание для каждого из слушателей – взять как-то ручку и бумагу на досуге и проанализировать свой месяц, сколько было часов на досуг, и какова главная форма этого досуга. Займитесь самопознанием. Напишите сочинение на тему «Как я провожу свой досуг». Вы встретитесь с очень интересной личностью в этом эссе, я думаю. И она вас удивит.

Вопрос: как, опираясь на идеи Аристотеля, можно было бы сейчас объяснить текущие трагедии, к примеру, терроризм?

Ответ: я здесь не вижу различий между нами и временем Аристотеля. Это всё побочный результат нашей свободы решений. Аристотель учил об этом. Если мы рабы по природе, если мы ограниченны, то свои великие цели мы видим примитивно. Тогда терроризм – одно из средств, вторжение в другую страну – одно из средств. Это побочный продукт примитивного мышления.

Вопрос: можно ли сказать, что трудоголизм – это форма рабства, или это самореализация в делах?

Ответ: блестящий вопрос. Вот на него я не отвечу, я подумаю, как лучше ответить. Я считаю, что нужно различать. Философия – это искусство различения. Как вы можете отличить трудоголизм от другого понятия? Какое это другое понятие? Есть трудоголик, а есть человек, увлечённый своей работой, человек созидательный. Для меня главный идеал, это когда работа и увлечение – одно и то же, когда, скажу страшную вещь, работа и досуг – одно и то же. Тогда быть трудоголиком – это значит страшно любить свой досуг.

Вопрос: с какого текста лучше начинать знакомство с трудами Аристотеля?

Ответ: я бы начал с его практической философии. Я бы взял отдельные книги «Никомаховой этики» и отдельные книги «Политики». После этого я бы предложил какие-то фрагменты «Метафизики». Это было бы первое знакомство.

Вопрос: с какой книги Аристотеля было бы правильно начать изучение логики?

Ответ: я бы не советовал читать логические произведения Аристотеля. Я бы посоветовал прочитать «Категории», это небольшой трактат. Возможно, «Об истолковании» (по-гречески – герменевтика). Но его главные произведения – «Первая аналитика», «Вторая аналитика», «Топика» – достаточно нудные и запутанные. Любой современный ярко написанный учебник логики лучше даст вхождение в логику, чем его трактаты. Кстати, Юзеф Бохеньский, доминиканец и специалист по логике, написал целый большой трактат «Формальная логика», и там очень хорошо всё подал, и последняя глава посвящена древнеиндийской логике. Это одна из загадок истории. Логика Аристотеля и индийская логика возникли одновременно в разных концах Евразии. Они очень похожи, и вряд ли здесь идёт речь о влиянии друг на друга. Это говорит о том, что логика встроена в структуру нашего мышления.

Вопрос: в книге Диогена Лаэртского Аристотелю уделяется намного меньше внимания, чем некоторым другим философам. Как бы вы это объяснили?

Ответ: дело в том, что Диоген Лаэртский, он такой историк странный. У А. Ф. Лосева есть книга, посвящённая Диогену Лаэртскому. Это такой любитель анекдотов, он собирает случайные фрагменты, иногда это весьма ценно, потому что именно его книга дошла, а он списал с других книг. Но нельзя считать Диогена Лаэртского глубоким философом, он скорее собиратель мнений, слухов, свидетельств. Иногда он что-то даёт точно, иногда нет. Поэтому у него там разнобой, хаос и так далее.

Я тогда обращусь с напутственной проповедью в несколько предложений. Моя цель была показать, насколько Аристотель важен, насколько важен вклад каждого человека в цивилизацию, в развитие культуры. Мне кажется, этот пример очень вдохновляющий. И поэтому, учитывая такую важную роль Аристотеля в истории Запада, цивилизации, я бы посоветовал вам познакомиться с оригинальными фрагментами его мыслей, конечно, в переводах, прикоснуться к этой мысли, учесть, насколько она… Я бы сказал, такой стиль поиска, энергичного напряжения, постоянно продвижения всё дальше и дальше. Читать его непросто, потому что это очень сжатый стиль, но если вы вчитаетесь, вы полюбите этот стиль, потому что это стиль человека, неустанно ищущего, устанавливающего истину, факты, следствия, причины. Поэтому если вы хотите быть людьми развитыми, свободными, образованными, очень важно познакомиться с фрагментами наследия Аристотеля.

Г. Гутнер Удивление и ужас. О начале науки

 

Друзья, в этом небольшом эссе, присланном мне лично незадолго до своей безвременной кончины моим старинным другом профессором Г. Гутнером (1960 – 2018) Ссылка, он обсуждает  начало научного познания. Это начало понято им как философская проблема. Оно, начало, рассматривается им не как некий исторический или хронологический исток науки. Речь идет об особом акте человеческой мысли, который совершается каждый раз, когда кто-либо обращается к научному творчеству. Без такого акта наука рискует перестать быть собственно наукой и выродиться в практику совсем иного типа. Основное содержание названного акта составляет удивление. Само удивление рассматривается не как психологическое состояние, а как базовый для науки способ мышления.

 

Г. Гутнер 

УДИВЛЕНИЕ И УЖАС. О НАЧАЛЕ НАУКИ.

 

Казус Декарта

Я попробую обнаружить место удивления в декартовском подходе к науке. Здесь нужна одна оговорка. В «страстях души» Декарт сам описывает удивление как первый из шести «первичных страстей». Это описание вполне психологично, но довольно мало затрагивает эпистемическую  сторону дела. Трудно понять, соотносит ли сам Декарт удивление с собственной научной деятельностью. Можно полагать, что он все же замечает в себе это переживание, т.к. пишет, что «те, у кого нет природной склонности к этой страсти, обыкновенно очень невежественны»[1]. Из этого замечания можно заключить, что для всякого, кто занимается науками или даже всерьёз чему-то обучается, удивление является серьёзной мотивацией. Рискну допустить, что оно не просто  присуще Декарту как эмпирическому индивиду, но является реальным началом декартовской эпистемической стратегии.

В разговоре о Декарте для нас  важно, что он не только философ, но учёный. Но поскольку он не просто исследует предмет, а эксплицирует исток своих научных занятий, можно ожидать, что его мотивации как-то прояснятся. Декарт, пожалуй, единственный учёный, который показывает путь, ведущий к началу его собственного научного исследования. Именно на этом пути располагается его философия. 

Самые заметные вехи на этом пути: радикальное сомнение и доказательство существование Бога.  И то, и другое уже многократно обсуждалось. Хрестоматийный взгляд на Декарта обнаруживает у него прежде всего идею метода, в которую легко вписываются оба названных действия. Дело обычно представляется так: в поисках неопровержимых оснований для будущей науки Декарт сомневается во всем, рассчитывая при этом, что искомые начала не будут устранены никаким сомнением. Придя в результате к формуле «мыслю, следовательно, существую», он задается вопросом, как с той же несомненностью установить существование и основные характеристики физического мира (т.е. предполагаемого объекта познания). Удаётся это сделать благодаря тому, что прежде устанавливается существование Бога.  Обладая максимальным совершенством, Бог не может обманывать, а потому идеи и суждения, которые он нам внушает, ясны, отчётливы и, несомненно,  истины. Остаётся лишь выявить собственные ясные и отчётливые мысли и строить на них научные теории. 

При таком понимании Декарта поражает та инструментальная роль, которая отводится Богу.  Обращение к нему –лишь промежуточный этап в обосновании научного знания. Эта мысль весьма выразительно высказана, например, С.С. Хоружим: 

… Сознание (установив существование Бога – Г.Г.)  обретает гарантии своей состоятельности, достаточности средств и критериев для актуального достижения истины обо всех вещах.  После этого мысль Декарта уже больше не обращается к учению о Боге – и мы имеем полное право заключить, что лишь гарантии-то  и были целью экскурсии в горний мир[2]. 

Немаловажно, что первый пункт декартовского пути к науке – радикальное сомнение – С.С. Хоружий оценивает точно так же.  Оно тоже — лишь средство, о котором можно забыть, когда в нем отпадает надобность.  Посомневавшись однажды и достигнув нужного результата,  мы можем следовать далее с уверенностью, обеспечив себе твёрдую почву под ногами[3]. 

Я полагаю, что такой взгляд верен лишь отчасти, и полного права для подобных заключений у нас нет. Есть другой аспект радикального сомнения и обращения к Богу. Выявив этот аспект, мы увидим и особое отношение к физическому миру, который становится объектом исследования. 

Обратим внимание на контекст, в котором появляется идея радикального сомнения. Декарт постоянно ведёт речь о печальном состоянии науки.  Его удручает совершенная ненадежность всех имеющихся знаний. Он чувствует себя словно в растерянности от обилия  бессвязных и непонятно на чем основанных суждений, не знает, куда идти и на что ориентироваться.  Вокруг лишь нескончаемые бесплодные споры[4]. Состояние не просто  жалкое, но скорее отчаянное, безнадежное.  

… Часто  они ведут свои умы по неизведанным путям без всякого основания для надежды, но только для того, чтобы проверить, не лежит ли там то, чего они ищут; как если бы кто загорелся  настолько безрассудным желанием найти сокровище, что беспрерывно бродил бы по дорогам, высматривая, не найдёт ли он случайно какое-нибудь сокровище, потерянное путником.  Точно также упражняются все химики, большинство геометров и немало философов …[5]

Не только в науке, но и в поведении, в сфере нравов отсутствуют достаточно надежные основания. 

… В то время, когда я только наблюдал нравы других людей, я не находил в них ничего, на что мог бы опереться, т.к. заметил здесь такое же разнообразие, какое ранее усмотрел в мнениях философов. Самая большая польза, полученная мною, состояла в том, что я научился не особенно верить тому, что мне было внушено посредством примера и обычая…[6]

Подобного рода высказывания постоянно появляются в разных текстах Декарта. Их дополняют нелицеприятные высказывания о собственном образовании, а так же о разнообразных практиках, широко распространённых в Европе в то время. Я имею в виду магию, алхимию и астрологию, которым Декарт высказывает откровенное презрение. Это обстоятельство следует отметить, поскольку названные практики составляли очень существенную часть культуры того времени (хотя, возможно, их популярность уменьшилась по сравнению с предшествующим столетием). 

Если принять во внимание все сказанное, то радикальное сомнение представляет собой не просто методологический приём. В нем явно просвечивает откровенное выражение отчаянной ситуации, в которой обнаружил себя мыслящий человек. Ни на какие практики и ни на какие теоретические построения нельзя положиться. Возникает тупик, стопор. Немаловажно, что описывая своё сомнение, Декарт представляет его как реальный жизненный опыт. Это особенно заметен в «Размышлениях о первой философии», тон которых оказывается,  по сути,  исповедальным. 

Если принять такую версию декартовского сомнения, то весьма важными будут метафоры, характеризующие состояние человека, отважившегося дать себе отчёт в своём истинном положении. Декарт использует здесь такие слова как «бездна» или « омут». Вот весьма выразительное высказывание: 

...словно брошенный внезапно в глубокий омут, я настолько растерян, что не могу ни упереться ногою в дно, ни всплыть на поверхность[7].

Я полагаю, мы имеем право на иную интерпретацию декартовский размышлений, чем простая попытка построить методологию безошибочного мышления. В описанных переживаемых есть нечто родственное хайдеггеровским рассуждениям об ужасе и столкновении с ничто. Не свидетельствует  ли эта метафора бездонного омута об «ускользании» или «проседании» сущего? Не означает ли она исчезновение всех возможностей, которое и порождает ужас, ведь в описанной ситуации невозможно ничего предпринять, нельзя никуда двинуться. 

Но в таком случае и формула «мыслю, следовательно, существую» приобретает особый смысл. Она — спасение для тонущего в омуте сомнений, проблеск бытия во мраке ничто. Простая мысль о собственном существовании поражает, как неожиданное открытие.

… Тут меня осеняет, что мышление существует: ведь одно лишь оно не может быть мною отторгнуто. Я есмь, я существую — это очевидно…[8]

Простой факт – я существую – оказывается удивительным. Что-то похожее мы видим у Витгенштейна в «Замечаниях по основаниям математики», хотя там нет столь отчаянной ситуации – всего лишь решение головоломки.

… Нельзя ли в таком случае сказать: фигура, показывающая тебе решение, снимает некую слепоту; или же изменяет твою геометрию? Она как бы показывает тебе новое пространственное измерение. (Словно бы мухе показали выход из мухоловки).

Некий демон окутал это положение своими чарами и изъял его из нашего пространства.

Новое положение возникло как бы из ничего. Там, где раньше не было ничего, теперь вдруг появилось нечто… [9]

В обоих случаях «нечто является словно ниоткуда». Декартовское «мыслю, следовательно, существую» – тоже неожиданный «выход из мухоловки». 

Здесь мы видим, как из ужаса рождается удивление. Оно возникает при обнаружении сущего на фоне ничто. Нечто (я!) есть. Но одновременно возникает тема зыбкости, необязательности моего существования. Собственно в этом и состоит удивление. Есть, но непонятно, почему. Есть, хотя вполне могло бы и не быть. Декарт с самого начала сознает это: 

… Но сколь долго я существую? Столько, сколько я мыслю. Весьма возможно, если у меня прекратится всякая мысль, я в ту же минуту полностью уйду в небытие…[10]

Позже, доказывая существование Бога, Декарт формулирует эту мысль ещё отчетливее. Он обнаруживает, что из его существования в прошлом никак не следует, что он должен существовать в настоящее время,  и что в нем самом нет той силы, которая могла бы поддержать его существование на протяжении хоть какого-нибудь времени. 

Мое существование есть некое чудо, а потому требует исследования. Декарт словно заворожённый разглядывает себя,  будто удивляясь самому себе. Этому посвящена значительная часть Второго размышления. Но затем возникают два вопроса. Может ли быть так, что существую лишь я один? Почему я вообще существую? 

Эти вопросы сродни метафизическому вопрошанию Хайдеггера: «Почему есть нечто, а не ничто?»

Попытка ответа на такие вопросы переводит Декарта к разговору о Боге. Происходит столкновение с высшей реальностью, явившейся причиной моего существования. Что не делает факт моего существования менее удивительным. Здесь сходятся три важных обстоятельства: уверенность в существовании, ясность и отчетливость понимания и божественные действия.

Сознание собственного существования является образцом того, что Декарт называет ясным и отчетливым. Эти два качества характеризуют интеллектуальную интуицию, родственную средневековой божественной иллюминации. Неожиданное прозрение поражает именно благодаря своей ясности. А коль скоро причина открывшегося факта – Бог, то и характер откровения определяется им же. Существование физического мира, его основные законы, равно как и математические истины естественно связать с подобным откровением. Ясность и отчетливость сопровождают божественное действие. Для Декарта, конечно, прежде всего, важно, что ясность и отчетливость гарантируют истинность, поскольку Бог – не обманщик. Но в контексте радикального сомнения открывшиеся истины выглядят чудесными. Потому и свойства физического мира и положения математики способны порождать удивление. Они столь же чудесны, как и факт моего существования. Они также являются словно из ничего, будучи ранее подвергнуты радикальному сомнению. В них самих нет ничего, что способно вызвать их к бытию.

Поэтому все последующие действия Декарта – ученого можно, на мой взгляд, связать с исходным удивлением. Объекты его научных изысканий впервые являются ему тогда, когда он, выплывая из омута сомнений, обнаруживает их, как нечто чудесное. Эти объекты суть он сам со своими душевными качествами, математические предметы и мир протяжённых тел. Возможно, что удивление, инициировавшее науку, граничит здесь с благоговением, поскольку речь идёт о Боге. 

 

Казус Эйнштейна

В нескольких текстах Эйнштейна заходит речь об исходных мотивациях ученого. Но этих мотиваций несколько, и связь между ними не видна сразу. Именно эту связь нам нужно будет найти, чтобы реконструировать акт удивления как начало познания. 

Об удивлении сам Эйнштейн пишет в Автобиографии. В самом начале этого повествования он рассказывает о своего рода научной инициации. Состояла она в том, что отец показал будущему ученому компас. 

... Чудо такого рода я испытал ребёнком 4 или 5 лет, когда мой отец показал мне компас. То, что эта стрелка вела себя так определенно, никак не подходило к тому роду явлений, которые могли найти себе место в моем неосознанном мире понятий…[11]

В этом описании снова обнаруживается знакомый мотив – единство несовместимого. Эйнштейн пишет о противоречии между наблюдаемым фактом и привычным строем понятий. Он прямо говорит о чуде, о таинственной связи явлений, раскрытие которой становится насущной потребностью. Заметим, что здесь, хотя и имплицитно, есть переход от нарратива к дескрипции. Сам жанр автобиографии по определению представляет собой повествование (нарратив) о событиях. Однако упоминание о компасе рисует перед глазами читателя зрелище. Описание здесь словно подразумевается – оно не приводится только потому, что читатель просто не нуждается в нём.  Подлежащее описанию зрелище всякий легко представит сам. 

Далее в Автобиографии идёт разговор о другом чуде – геометрическом доказательстве. Буквально несколькими строками ниже Эйнштейн рассказывает о своих занятиях геометрией. И эти занятия производят на него те же самые впечатления. Доказательства теорем выглядят неменьшим чудом, чем компас. Эйнштейна поражало, что положения, далеко неочевидные на первый взгляд, становятся совершенно ясными и неоспоримыми благодаря доказательствам. Можно допустить, что здесь мы такжеимеем дело с соединением несоединимого, с обнаружением какого-то глубокого единства там, где на первый взгляд его не может быть. Мы уже видели, что Кант основал свои рассуждения об удивлении именно на геометрических примерах. При изучении текстов Эйнштейна видно, что тема чуда для него отнюдь не периферийна. Она тесно связана с его эпистемологией, о которой здесь нужно сказать несколько слов. 

В центре эпистемологических размышлений Эйнштейна находится уже известная нам мысль о единстве и многообразии явлений. Он представляет познание (не только научное, но и повседневное) в виде трёхшаговой процедуры[12]. Первый шаг – чувственное восприятие, дающее некие комплексы ощущений. Далее, как в повседневной практике, так и в науке следует приведение таких комплексов к единству, т.е. подведение их под определенные понятия. Создавая эти понятия, человеческий разум может достигать разных степенней абстракции и систематичности: от обыденных представлений об окружающих предметах до научных теорий.  Третьим шагом является эмпирическая проверка созданных понятийных конструкций. 

Для нашего исследования важен второй шаг этой процедуры. Эйнштейн не раз объяснял, что создание понятий не определяется никакой регулярной схемой. Чувственные образы не предопределяют понятийные конструкции. Порождение последних есть свободный творческий акт, а единственный способ их обоснования –выведение наблюдаемых следствий. Таким образом, теоретическая картина реальности, создаваемая ученым, подобна творению художника. Вдохновение, интуиция, воображение нужны первому не меньше, чем второму. 

Но что побуждает ученого создавать понятийные системы? Его задача – наиболее адекватное выражение реальности. Однако исходный материал –совокупность разрозненных чувственных образов –не дает и намёка на какое-либо разумное устроение, на возможное единство в рамках понятийных конструкций. Решиться на творение таких конструкций и претендовать на то, что они представляют идеальную модель реальности можно лишь тогда, когда есть глубокая вера в разумное устроение мира. 

Это разумное устроение представляется чудом. Оно недоказуемо – в лучшем случае предположительно. Поэтому удивление оказывается постоянным спутником научного исследования. Удивителен всякий успех, всякая удачная эмпирическая проверка. То, что было создано в результате свободных действий интеллекта, оказалось реальностью!  Вера в чудо и удивление от того, что это чудо действительно происходит, составляют внутренний нерв подлинного научного исследования. 

Трудно сказать, что здесь первично: вера или удивление. Есть одно обстоятельство, которое Эйнштейн постоянно имеет в виду, хотя и не связывает его явно со своими рассуждениями о вере в разумность мира. Это обстоятельство – работы предшественников и коллег. Есть множество текстов, в которых Эйнштейн с глубоким вниманием и почтением описывает деятельность других учёных. Он пишет и о физиках прошлого, и о своих непосредственных предшественниках и учителях, и о своих современниках. История научной мысли постоянно приковывает его внимание, и здесь не только попытка опереться на уже достигнутый результат ради достижения своего собственного. Ранее предпринятые и во многом успешные попытки описания реальности питают веру в саму эту разумность, в то, что мир действительно гармонично устроен и раскрыт для разума. Но всякая удача в познании, как мы видели – чудо. Ученому поэтому важно осознавать себя внутри некоего движения мысли, среди других мыслящих людей, чьи усилия принесли желаемый результат. Этот результат, сам факт его достижения удивителен. Удивление, в известной мере, питает веру. Эйнштейн вполне справедливо называет такие переживания религиозными. Неожиданное заявление, что «серьезными учеными могут быть только глубоко религиозные люди»[13] вполне понятно при таком взгляде на истоки научного творчества. 

Вторая мотивация, которая сопутствует удивлению, хотя явно с ним не связана, описывается во многих текстах Эйнштейна. Приведём фрагмент из «Автобиографических заметок»:

… Ещё будучи довольно скороспелым молодым человеком я живо осознал ничтожество тех надежд и стремлений, которые гонят сквозь жизнь большинство людей, не давая им отдыха. Скоро я увидел жестокость этой гонки, которая, впрочем, в то время прикрывалась тщательнее, чем теперь,  лицемерием и красивыми словами. Каждый вынуждался существованием своего желудка к участию в этой гонке. Участие это могло привести к удовлетворению желудка, но никак не к удовлетворению всего человека как мыслящего и чувствующего существа…[14]

И далее:

Для меня ясно, что утраченный таким образом религиозный рай молодости представлял первую попытку освободиться от пут «только личного», от существования, в котором господствовали желания, надежды и примитивные чувства…[15]

Здесь Эйнштейн объясняет свою детскую приверженность иудаизму, которая позже сменилась столь же страстной приверженностью науке. Последняя, как мы уже видели, имела подлинно религиозный характер. Тот факт, что религия и наука предлагают пути освобождения от повседневности и себялюбия, представляется весьма примечательным. Но сейчас я хочу обратить внимание на отношение к повседневности. Приведу ещё одно высказывание, близкое к уже цитированным: 

… Как и Шопенгауэр, я прежде всего думаю, что одно из наиболее сильных побуждений, ведущих к искусству и науке, — это желание уйти от будничной жизни с её мучительной жестокостью и безутешной пустотой, уйти от уз вечно меняющихся собственных прихотей. Эта причина толкает людей с тонкими душевными струнами от личных переживаний в мир объективного видения и понимания. Эту причину можно сравнить с тоской, неотразимо влекущей горожанина из шумной и мутной окружающей среды к тихим высокогорным ландшафтам, где взгляд далеко проникает сквозь неподвижный чистый воздух и наслаждается спокойными очертаниями, которые кажутся предназначенными для вечности[16].

В этих высказываниях обнаруживается целый узел проблем. Заметим, что предметом отталкивания является для Эйнштейна та самая «усреднённая повседневность»,  о которой весьма выразительно пишет Хайдеггер. В приведённой цитате я выделил упоминание о пустоте и о тоске, но именно они сигнализируют о ничто. Ничтожность усреднённого анонимного бытия обнаруживается в переживании ужаса. Ранее мы обнаружили в этом переживании исчезновение возможностей. Исчезновение истолковывается как потеря смысла, отсутствие какого-либо интереса. Это вполне сравнимо с ничтожностью желаний и надежд, о которой пишет Эйнштейн. Отсюда скука или,  скорее,  тоска. Но эти же переживания раскрывают «подлинную экзистенцию», выталкивают к бытию. 

… Глубокая тоска, бродящая в безднах нашего бытия словно глухой туман, смешивает все вещи, людей и тебя самого вместе с ними в одну массу какого-то странного безразличия. Этой тоской приоткрывается сущее в целом…[17]

И у Хайдеггера, и у Эйнштейна используются метафора бегства или ухода. Но используется она по-разному. Хайдеггер характеризует как бегство «падение» в усреднённую повседневность. Человек бежит от ужаса и ищет спасения в анонимности. Понятно, что спасение это иллюзорно, и ужас все равно настигает (впрочем, возможно, не всех). Эйнштейн же говорит об уходе, бегстве (!) от усреднённой повседневности.  Куда? К реальности.  

… Там, вовне, был этот большой мир, существующий независимо от нас, людей, и стоящий перед нами как огромная вечная загадка, доступная,  однако, по крайней мере, отчасти нашему  восприятию  и нашему разуму.  Изучение этого мира манило как освобождение, и я скоро убедился, что многие из тех, кого я научился ценить и уважать, нашли свою внутреннюю свободу и уверенность, отдавшим целиком этому занятию… [18]

Выход в этот мир, как мы помним, начинается с удивления, с созерцания чуда. Можно сказать, что удивление и порождено этим открытием. Обратим ещё внимание на оборот «вовне». Вовне чего? В конечном счете, вовне меня самого. Раскрытие удивительного иного и есть по сути трансцендирование, превосхождение самого себя при осознании собственной конечности. «Большой мир» как «вечная загадка» здесь вполне адекватно истолковывается как сущее в целом. Вот ещё одно высказывание такого рода:

…Индивидуум ощущает ничтожность человеческих желаний и целей, с одной стороны, и возвышенность и чудесный порядок, проявляющийся и в природе, и в мире идей, – с другой. Он начинает рассматривать своё существование как своего рода тюремное заключение и лишь всю Вселенную в целом воспринимает как нечто единое и осмысленное…[19].

Сущее в целом раскрывается не только ужасом, но и удивлением. Обнаруживая себя на фоне ничто, сущее заявляет о себе как то, что есть. Это «есть» — чудесно, его могло бы не быть. 

Есть ещё одна сторона удивления, проявляющаяся в текстах Эйнштейна. Мы уже видели, что он много пишет о других учёных, не уставая восхищаться их талантом (даже гениальностью) и работоспособностью. Но главное, возможно, в том, что он опознаёт в них людей посвящённых, хотя и разных, но схожих в той, по сути религиозной, приверженности своему призванию. Они ищут в науке то, что другие (тоже, впрочем, немногие) находят в религии: избавление от себялюбия, встречу с тем, что больше тебя, с тем, чему достойно отдать свою жизнь. Это особое состояние духа он находит и у религиозных деятелей, и у гениальных учёных. 

Чудом, возможно, оказывается не только разумное устроение мира, но и сама жизнь ученого. Кажется, что Эйнштейну важно осмыслить эту жизнь как нечто столь же неожиданное, явившее себя словно на фоне ничто. Этот фон задан не только «усреднённой повседневностью». Речь идёт о конечности человеческой жизни. Эйнштейн не рассуждает на эту тему, но одно обстоятельство обращает на себя внимание. Довольно многие его тексты, посвящённые другим учёным – некрологи. Жизнь человека осмысляется в перспективе его смерти. Это приковывает особое внимание, поскольку и автобиографические заметки Эйнштейн начинает с совершенно обескураживающего заявления: «Вот я здесь сижу и пишу на 68 году жизни что-то вроде собственного некролога»[20].

Можно сказать, что человек в преклонном возрасте подводит итог своей жизни. Но если исходить из сказанного, то здесь возникает и нечто иное. Человек, озирая свою жизнь как завершённое целое, пишет о том, чему он её отдал. Не помню, кто впервые высказался в том духе, что твоя жизнь лишь тогда чего-либо стоит, когда ты знаешь, ради чего ей можно пожертвовать. По-видимому, разные замечательные люди в разное время говорили нечто подобное. Помня об этом, следует читать и автобиографию Эйнштейна. То чудо, которое ему открылось, то удивление, которое его поразило, обнаружило настолько превышающее его самого, настолько несоизмеримое с поглощающими людей повседневными эгоистическими заботами, что он, не колеблясь, отдал этому делу свою жизнь. Только о нем он и думает на пороге смерти.

 

[1] См. Страсти души, 75. С. 513.

 

[2] Хоружий С.С. Фонарь Диогена. Критическая ретроспектива европейской антропологии. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы. 2010. С. 37.

[3] См. там же. С. 31.

[4] См., например, Правила для руководства ума// Декарт Р. Сочинения в двух томах. Т. 1. М.: издательство Мысль, 1989. С. 83.

[5] Там же. С. 85 – 86.

[6]  Там же. С. 255.

 

[7] Декарт Р.  Размышления о первой философии. // Декарт Р. Сочинение в двух томах. Т. 2. М.: 1994. С. 21.

[8] Там же. С. 23.

 

             [9] См. Витгенштейн Л. Философские работы. Часть II, Книга 1 М.:1994. С.20

[10] Декарт Р.  Размышления о первой философии. // Декарт Р. Сочинение в двух томах. Т.  М.: 1994. С. 23.

 

 

[11] Автобиографические заметки // Эйнштейн А. Собрание научных трудов в четырех томах. Т. 4. М.: Наука, 1967. С. 261.

 

[12] Наиболее развернутое представление этой процедуры дано в работе «Физика и реальность» // Эйнштейн А. Собрание научных трудов в четырех томах. Т.: 4. С. 200 – 227.

 

[13] Эйнштейн А.  Религия и наука // там же. С. 128.

                [14] Эйнштейн А. Автобиографические заметки // Эйнштейн А. Собрание научных трудов в четырех томах. Т.: 4. С. 259

[15] Там же. С. 260.

[16] Эйнштейн А. Мотивы научного исследования // Там же. С. 39 – 40.

 

[17] Хайдеггер М. Что такое метафизика? // М.: Академический проект. 2007. С. 31.

[18] Эйнштейн А. Автобиографические заметки // Эйнштейн А. Собрание научных трудов в четырех томах. Т.: 4. С. 260.

[19] Эйнштейн А. Религия и наука // Там же. С. 127.

 

[20] Эйнштейн А. Автобиографические заметки // Эйнштейн А. Собрание научных трудов в четырех томах. Т.: 4. С. 259.

 

Этюд чудес | Психология сегодня

[Сообщение отредактировано 1 мая 2020 г.]

В произведении Платона Theaetetus Сократ представляет молодого Теэтета с рядом сложных противоречий.

Это происходит обмен:

S: Я верю, что ты следуешь за мной, Теэтет; поскольку я подозреваю, что вы уже думали над этими вопросами.

T: Да, Сократ, и я удивляюсь, когда думаю о них; клянусь богами я! И я хочу знать, что они имеют в виду; и бывают моменты, когда голова у меня кружится от их созерцания.

S: Я вижу, мой дорогой Теэтет, что Теодор имел истинное понимание вашей природы, когда сказал, что вы были философом, потому что чудо — это чувство философа, а философия начинается с чудес. Он был неплохим специалистом по генеалогии, который сказал, что Ирис [посланница небес] — дитя Таумаса [Чудо]…

В книге «Метафизика » Аристотель говорит, что это чудо привело первых философов к философии, поскольку озадаченный человек считает себя невежественным и философствует, чтобы избежать своего невежества.В своем комментарии к «Метафизика » Аквинский, кажется, соглашается, добавляя, что «поскольку философия возникает из благоговения, философ на своем пути обязан быть любителем мифов и поэтических басен. Поэты и философы одинаково увлечены чудесами ».

Если Платон, Аристотель и Фома Аквинский правы, приписывая философию — и, в более широком смысле, науку, религию, искусство и все остальное, выходящее за пределы обыденного, — удивлением, тогда становится важным спросить, что же такое чудо?

Чудо — это сложная эмоция, включающая элементы удивления, любопытства, созерцания и радости.Это, возможно, лучше всего определить как повышенное состояние сознания и эмоций, вызванное чем-то необыкновенно красивым, редким или неожиданным, то есть чудом.

«Марвел» происходит от латинского mirus [чудо] через mirabilia [«чудесные вещи»]. «Восхищаться» имеет тот же корень и первоначально означало «удивляться», хотя это чувство неуклонно размывалось с шестнадцатого века — наряду, как некоторые могли бы сказать, с самим чудом.

Фома Аквинский говорит о философах и поэтах как об одном, потому что оба они движимы чудесами, с целью поэзии, в широком смысле, записывать и в некотором смысле воссоздавать чудеса, вдохновлять на чудеса.

Чудо больше всего похоже на трепет. Но трепет более явно направлен на то, что намного больше или сильнее, чем мы сами. По сравнению с изумлением благоговение более тесно связано со страхом, почтением или почтением, чем с радостью. Без этого элемента уважения и почтения от страха остается только страх, то есть уже не страх, а ужас или ужас. Трепет также менее отстранен, чем удивление, что позволяет более широко и свободно созерцать его объект.

Другие почти синонимы удивления включают изумление, изумление и изумление.По сути, удивлять — значит наполнять внезапным и всепоглощающим удивлением или удивлением, удивлять — значит сильно удивлять, а изумлять — значит сильно удивлять. Это завышение цены заканчивается ошеломлением, что означает — как вы уже догадались — сильно поразить.

Чудо включает в себя важные элементы удивления и любопытства, которые являются формами интереса. Удивление — это немедленная и кратковременная реакция на что-то неожиданное, за которой сразу же следует по крайней мере некоторая степень замешательства и одна или несколько эмоций, таких как радость, страх, разочарование или гнев.Удивление преодолевает разрыв между ожиданием и реальностью, направляя наше внимание на что-то неожиданное и побуждая нас пересмотреть и пересмотреть наши представления и убеждения.

«Сюрприз» буквально означает «догнал» [старофранцузский, sur + prendre ]. В Tusculan Disputations Цицерон утверждал, что истинный разум состоит в том, чтобы подготовить себя к любым неожиданностям, чтобы ничто не удивляло или не настигало его. Цицерон приводит пример досократического философа Анаксагора, который, узнав о смерти своего сына, сказал: «Я знал, что родил смертного» [ Sciebam me genuisse mortalem ].

Curiosity происходит от латинского cura , «забота». Любопытствовать — значит желать знания об этом. Знание гасит любопытство, но не удивление. Подобно Платону и Аристотелю, философ А. Н. Уайтхед заметил, что «философия начинается с чудес», но затем добавил, что «в конце, когда философская мысль сделала все возможное, чудо остается».

Итак, хотя чудо включает в себя значительные элементы удивления и любопытства, оно другое и большее, чем то и другое.

Wonder вызывают восхищение от великих пейзажей, природных явлений, интеллектуальных и физических достижений человека, а также от необычных фактов и цифр, среди прочего. Это выражается ярким взглядом, иногда сопровождающимся открытием рта и задержкой дыхания. Вытягивая нас из самих себя, чудо воссоединяет нас с чем-то гораздо большим, чем наша повседневная рутина. Это окончательное возвращение домой, возвращающее нас в мир, из которого мы пришли и который рисковали принять как должное.

Но заметьте, что это чудо — не то же самое, что более увлеченное, беременное чудо, которое подтолкнуло Теэтета к философии. Чудо философа, также называемое сократовским чудом, — это не столько чудо в смысле трепета, сколько чудо в смысле замешательства и недоумения. Сократовское чудо возникает не из грандиозных перспектив и тому подобного, а из противоречий в мысли и языке и предлагает нам исследовать эти противоречия в надежде разрешить их.

T: Да, Сократ, и я поражаюсь, когда думаю об [этих вопросах и противоречиях]; клянусь богами я! И я хочу знать, что они имеют в виду; и бывают моменты, когда голова у меня кружится от их созерцания.

Сам Сократ впервые обратился к философии после того, как был сбит с толку Дельфийским оракулом, который, несмотря на его признание в невежестве, объявил его мудрейшим из всех людей. Чтобы понять значение этого очевидного противоречия, он расспрашивал нескольких людей, претендующих на мудрость, и в каждом случае заключал: « Я, вероятно, буду мудрее его в той небольшой степени, что я не думаю, что знаю, что я делаю ». нет. ‘

Чудо в смысле приближающегося благоговения — это универсальный опыт, который встречается также у детей (представьте себе ребенка в цирке) и, возможно, даже у приматов высшего порядка и некоторых других животных.Сократовское чудо, напротив, гораздо более разрежено и, как предполагает Сократ, называя его «чувством философа», дано не каждому.

В своей книге «Повышение уровня обучения » Фрэнсис Бэкон назвал чудо «сломанным знанием», и определенно есть смысл, в котором чудо, которое может быть родственно немецкому Wunde [рана], пробивает или обнажает нас. Эта брешь требует заполнения или исправления не только философией, но также наукой, религией и искусством, что дает начало третьему и даже более возвышенному виду чуда, а именно чуду прозрения и созидания.

Культура не насыщает, а питает чудо. Научные теории и открытия, такие как теория Большого взрыва и периодическая таблица элементов, часто более удивительны, чем те затруднения, которые они были предназначены для решения. Религиозные постройки и ритуалы заставляют нас чувствовать себя маленькими и незначительными, в то же время возвышая и вдохновляя нас. Чудо порождает культуру, которая порождает еще большее чудо, а конец чуда — мудрость, состояние вечного чуда.

К сожалению, многие люди не открываются для удивления, опасаясь, что это может отвлечь их или нарушить их равновесие.В конце концов, чудо ранит, а thauma — это всего лишь одна буква, удаленная от слова «травма». Удивляться — значит блуждать, отклоняться от общества и его норм и построений, быть одному, быть свободным — что, конечно, глубоко подрывно, и почему даже организованные религии должны идти по тонкой грани с удивлением. Чтобы оправдать страх перед этим, чудо отвергается как детская эмоция, из которой следует потакать своим желаниям, которая должна вырастать, а не поощряться или взращиваться.

Так много правды, что дети переполняются изумлением, прежде чем оно вымывается из них потребностью и неврозом.Сегодня большинство молодых людей, поступающих в университеты, поступают так не ради восхищения или даже обучения, а ради того, чтобы получить лист бумаги, с помощью которого они смогут продвигать свои карьерные перспективы, полностью игнорируя чудо и мудрость, которые могли бы спасти их от нужды. карьера в первую очередь.

По словам Матфея, Иисус сказал: «Терпите детей и не запрещайте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное».

Истинно говорю вам: если вы не обратитесь и не станете, как маленькие дети, вы не войдете в Царство Небесное … кто бы ни обидел одного из малых сих, которые веруют в Меня, было бы лучше для него, чтобы был жернов. повесили ему на шею, и что он утонул в глубине моря.

Я автор книги Рай и ад: Психология эмоций и других книг.

Аристотелевских интерпретаций — Классический обзор Брин Маура

Содержание

Фрэн О’Рурк, профессор Университетского колледжа Дублина, пишет по широкому кругу тем в Аристотеле. Этот сборник объединяет десять эссе О’Рурка, ранее опубликованных между 2003 и 20015 годами. Том начинается с личного вступления, написанного для этого тома, в котором О’Рурк размышляет о своей жизни на западном побережье Ирландии и о том, как это происходило. Воспитание привило ему любовь к философии и к Аристотелю в частности.Сборник заканчивается увлекательным обсуждением связи Джеймса Джойса и Аристотеля. Главы между ними ясным и проницательным образом посвящены множеству тем Аристотеля, начиная от метафизики, поэтики, этики, политики и науки.

При объеме ранее опубликованных работ всегда существует опасность, что автор объединит эссе, не имеющие общей темы, исключительно ради того, чтобы сделать свою работу доступной для более широкой аудитории. К счастью, в этом томе О’Рурк выбрал эссе, в общем, на общую тему.«Каждое эссе так или иначе мотивировано позицией изумления, которую Аристотель считал источником философии, которую он сам часто выражает в своих трудах» (стр. 21). Как О’Рурк читает Аристотеля, чудо или чудо (О’Рурк использует «чудо» и «чудо» как синонимы в переводе слова «таума») «особенно раскрывает человеческое знание и исследование» (стр. 31). Этим О’Рурк, похоже, имеет в виду, что отношение удивления, которое представляет собой «рефлексивное восхищение тем, что мы знаем, но не полностью понимаем», является толчком к знанию ( epistēmē ) и даже является «зарождающимся знанием». ‘( гнозис ).«Ибо когда мы восхищаемся вещами в природе, мы осознаем, что то, с чем мы непосредственно знакомимся, превосходит наше понимание (стр. 31). О’Рурк говорит, что фраза Аристотеля из Части животных «все чудесно» может служить девизом книги. Ибо, как О’Рурк читает Аристотеля, чудесное или чудесное для Аристотеля является мотивирующим фактором всех областей исследования, будь то философские или художественные, этические или научные (стр. 39).

Точка зрения, согласно которой Аристотель считает поэзию источником знаний, является серьезным предметом современного анализа Poetics .О’Рурк вносит свой вклад в эту дискуссию в трех главах первой части книги (главы 1, «Чудо и универсальность, философия и поэзия у Аристотеля», 2, «Философия и поэзия у Аристотеля: интерпретация и подражание природе» и 5, «Аристотель и метафизика метафоры»), обсуждая роль, которую чудо играет не только в истоках философии, но и в поэзии. В первых двух главах исследуется роль, которую чудо и желание понять играют в объяснении совместной работы философии и поэзии.Оба вида деятельности имеют общее происхождение из жизненного опыта людей. Желание более полно понять элементы своего опыта — это стимул для людей заниматься философией, сочинять и ценить поэзию. Лучшие поэтические сюжеты «встряхивают» категории переживаний зрителя, представляя серию непредвиденных инцидентов, которые, однако, показывают после размышлений, которые следуют друг за другом по необходимости или вероятности (стр. 35).

В главе 5 О’Рурк предлагает проницательное обсуждение способности метафор вызывать изумление и удивление.Действительно, эта глава является лучшей иллюстрацией того, что О’Рурк называет «метафизическим» подходом Аристотеля к знанию и исследованию, который является постоянной темой всей книги. Метафоры используют рассуждения по аналогии. Хорошая метафора (например, старик — это «засохший стебель») побуждает слушателя или читателя найти общее понятие, объединяющее два термина ( Риторика 3.10, 1410b18). О’Рурк рассматривает Аристотеля как предшественника когнитивных описаний метафоры, в котором подчеркивается роль метафоры как инструмента для обнаружения «сходства в несходстве» (стр.116), потрясая ум удивлением узнавания (стр. 115). Таким образом, О’Рурк рассматривает метафору как главную иллюстрацию метафизической природы человеческого знания даже в повседневном контексте. Ибо, улавливая сходство, вводимое метафорой, слушатель выходит за рамки непосредственного опыта и приближается к метафизическому пониманию сходства между всеми существами как существами (стр. 118).

В главе 3 рассматриваются взгляды Аристотеля на то, что мы можем знать о человеческой природе.Люди занимают особую роль в мире природы как существа, обладающие логотипом , разумом. Способность к разуму отличает человека от всех других животных (стр. 59). Изучение О’Рурком знаний у Аристотеля приводит его к широкому и интересному обсуждению гиломорфизма Аристотеля, объясняющего связь между телом и душой. Проблема в том, что Аристотель также считает, что природа человека содержит элемент божественности (стр. 84). О’Рурк заключает, что божественный и бессмертный аспект человека в конечном итоге угрожает взглядам Аристотеля на единство отдельных человеческих существ как гиломорфных композиций формы и материи, и указывает на идею о том, что «судьба человека Аристотеля лежит за пределами его естественной природы. состояние, и в некотором смысле находится вне его контроля »(стр.84).

Глава 4 «Знание и необходимость у Аристотеля» исследует метафизические основы эмпиризма Аристотеля. В то время как всякое знание начинается с чувственного опыта, понимание в конечном итоге основывается на принципе, который управляет истиной, принципе непротиворечивости. О’Рурк исследует существенное различие между Аристотелем и современными эмпириками: научное знание не только универсально по своему объему, но и необходимо по своему характеру, и становится возможным благодаря объяснению первопричин первичных субстанций, фиксированных природных видов, которые в конечном итоге можно понять через их окончательные выводы. причины (стр.96). Таким образом, эссенциализм Аристотеля составляет основу его эпистемологии.

О’Рурк рассматривает часто выдвигаемое возражение против аристотелевского эссенциализма о том, что не все люди обладают способностью к рациональности, например, умственно отсталые люди. Он утверждает, что Аристотель может ответить, заявив, что «необходимость» того, чтобы люди были рациональными животными, «гипотетична»: обязательно имеет место не то, что все люди рациональны, а то, что обязательно при адекватных и надлежащих обстоятельствах , все люди обретают разум, так как «желудь станет дубом» (стр.96). «Достижение конечной имманентной цели человека зависит от природных условий, существующих для его развития; это происходит не по необходимости, а по большей части »(с. 96). В более широком смысле, человеческое существо-младенец станет разумным животным при соответствующих условиях.

О’Рурк продолжает обсуждение эссенциализма Аристотеля в главе 6 «Политическая антропология Аристотеля», которая представляет собой увлекательное обсуждение того, что входит в определение Аристотелем человека как политического животного.Одна из центральных проблем состоит в том, как согласовать идею о том, что для процветания человека необходимы политические ассоциации, с точкой зрения Аристотеля, согласно которой лучший вид жизни, описанный в Никомахова этика Книга 10, состоит в созерцательной жизни ( theōria ). О’Рурк решает эту проблему, понимая утверждение о том, что человек является разумным животным, как утверждение о сущности. Сущность человека включает логотип, , способность рассуждать и общаться (1253a10). Логос в таком понимании может быть реализован только внутри сообщества (стр. 142). Таким образом, мы должны быть частью полиса, чтобы развивать и использовать естественные и отличительные способности отличать правильное от неправильного и общаться с помощью языка. Хотя люди наиболее счастливы в созерцании, они, тем не менее, достигают того, что является наиболее характерным в их природе, когда они участвуют в совместной жизни политического объединения (стр. 143).

Глава 7 «Метафизика эволюции» — это тщательно аргументированное эссе, основанное на внимательном чтении работ Аристотеля, а также на знакомстве с современной критикой Аристотеля.В этой главе рассматривается важный вопрос, обязательно ли учение Аристотеля о субстанциальной форме исключает эволюцию. Этот вопрос представляет интерес, потому что современные критики, которые утверждают, что его идеи основаны на устаревшем взгляде на биологию, отвергли метафизику Аристотеля и его теорию научного объяснения. О’Рурк утверждает, что Аристотель не принимал эволюцию из-за его доктрины неизменности видов (стр. 173). Однако О’Рурк утверждает, что понятие формы Аристотеля «истолковывалось как способность конструировать новых индивидов этой формы» (стр.172) совместим с эволюцией. Наследственность определяется на генетическом уровне, и гены имеют форму ( eidos ), даже если эта форма также открыта для мутации (стр. 174). Понимание Аристотелем формы как принципа, объясняющего рост и развитие человека, можно затем увидеть в современных дискуссиях о генетической форме. О’Рурк заключает: «принципы его метафизики получают новую проверку и актуальность» (стр. 174).

Глава 8 «Эволюционная этика: метафизическая оценка» и глава девятая «Аристотель и эволюционный альтруизм» представляют точку зрения О’Рурка на то, как Аристотель ответил бы на современные социобиологические дискуссии об эволюционной этике.Эти подходы, подобные подходам Э. О. Уилсона, утверждают, что мы этичны, потому что это улучшает приспособленность вида. О’Рурк заключает, что Аристотель отверг бы такой подход к этике. Этика Аристотеля предлагает нам причины, по которым мы должны стремиться к нравственности: этичность — вот что делает возможным человеческое счастье и процветание (стр. 195). Подход Аристотеля был бы бессмысленным, если биология — это судьба. В конечном счете, согласно О’Рурку, социобиологические подходы к этике терпят неудачу, потому что они не согласуются с природой человека как рационального существа, которое выбирает воплощение этой природы посредством индивидуальных действий, выражающих как универсальные, так и личные ценности (стр. .197).

Одной из тем для дальнейших дискуссий является утверждение О’Рурка о том, что чудо и понимание занимают схожие роли в «Метафизике » и «Поэтика » Аристотеля. Это утверждение является важным аспектом когнитивного прочтения О’Рурком книги Поэтика , согласно которой поэзия является источником знаний о человеческих делах. Джонатан Лир, скептически относящийся к когнитивной точке зрения, считает, что отношения между чудом и пониманием в «Поэтике » противоположны отношениям, представленным в «Метафизике » (Лир, «Катарсис», в А.О. Рорти, Очерки поэтики Аристотеля , Принстон, 1992). Чудо в мире природы порождает философию и исследование конечной природы вещей ( Метафизика 1.1). Однако в Поэтике Аристотель говорит, что события удивительны ( thaumaston ), когда они происходят «вопреки ожиданиям, но за счет друг друга» ( Poetics 9, 1452a4-5). Лир интерпретирует это как означающее, что именно понимание того, что неожиданные события происходят из-за друг друга, вызывает изумление, тогда как в «Метафизике » все наоборот.О’Рурк, кажется, соглашается с точкой зрения Лира, но затем предполагает, что изумление может привести к тайне, которая ведет к исследованию, поэтому нетрудно думать, что чудо вызывает понимание в этих двух текстах одинаково (стр. 35).

Здесь, я думаю, О’Рурк, возможно, слишком сильно уступает Лиру, и ему доступен более сильный ответ. Когда что-то происходит вопреки ожиданиям, это удивительно и вызывает желание понять, почему произошло неожиданное событие. Когда сюжет связывает инциденты посредством необходимой или вероятной связи, аудитория может задуматься о структуре сюжета и в ретроспективе понять, почему события, хотя и неожиданные, были результатом того, что было раньше.Итак, изумление порождает желание понять и поиск объяснения, как это обрисовывает Аристотель в Метафизике 1.1.

В работах О’Рурка вырисовывается четкая картина той решающей роли, которую метафизика играет в подходе Аристотеля к философии, искусству, этике, науке и политике. Сосредоточившись на теме чудес как источнике философии, Aristotelian Interpretations успешно предлагает свежий взгляд на проверенные и истинные темы Аристотеля, а также способствует плодотворному обсуждению актуальности эссенциализма Аристотеля для современной философии.

Аристотель о трагедии

Критическое эссе

Аристотель о трагедии

В знаменитом исследовании греческого драматического искусства «Поэтика » Аристотель (384-322 до н. Э.) Сравнивает трагедию с такими другими метрическими формами, как комедия и эпос. Он определяет, что трагедия, как и вся поэзия, является своего рода имитацией ( mimesis ), но добавляет, что она имеет серьезную цель и для достижения своих целей использует прямое действие, а не повествование.Он говорит, что поэтический mimesis — это имитация вещей такими, какими они могут быть, а не такими, какие они есть — например, универсалий и идеалов — таким образом, поэзия является более философским и возвышенным средством, чем история, которая просто фиксирует то, что на самом деле произошло.

Цель трагедии, пишет Аристотель, — вызвать у зрителей «катарсис» — вызвать в них чувство жалости и страха и очистить их от этих эмоций, чтобы они покидали театр, чувствуя себя очищенными и воодушевленными. повышенное понимание путей богов и людей.Этот катарсис вызван наблюдением за некоторыми катастрофическими и трогательными изменениями в судьбе главного героя драмы (Аристотель понимал, что это изменение не могло быть катастрофическим, но чувствовал, что это было то, что показано в лучших трагедиях — , Эдип в Колоне, например, . , считалась греками трагедией, но не имела печального конца).

Согласно Аристотелю, трагедия состоит из шести основных элементов: сюжета, характера, дикции, мысли, спектакля (сценический эффект) и песни (музыки), из которых первые два являются основными.Большая часть Поэтики посвящена анализу объема и правильного использования этих элементов, с иллюстративными примерами, выбранными из многих трагических драм, особенно Софокла, хотя также цитируются Эсхил, Еврипид и некоторые драматурги, чьи произведения уже не сохранились. .

Некоторые из основных положений Аристотеля имеют большое значение для понимания греческой трагической драмы. Особенно показательно его заявление о том, что сюжет — важнейший элемент трагедии:

Трагедия — это имитация не людей, а действия и жизни, счастья и несчастья.А жизнь состоит из действия, и ее цель — это способ деятельности, а не качество. Характер определяет качества мужчин, но именно их поступки делают их счастливыми или несчастными. Следовательно, цель действия в трагедии — не изображение персонажа: персонаж вносит свой вклад в действие. Следовательно, инциденты и сюжет — это конец трагедии; а конец — самое главное. Без действия не может быть трагедии; может быть и без характера. . . .Итак, сюжет — это первый принцип и, так сказать, душа трагедии: на втором месте — характер.

Аристотель продолжает обсуждение структуры идеального трагического сюжета и посвящает несколько глав его требованиям. Он говорит, что сюжет должен быть законченным целым — с определенным началом, серединой и концом — и его длина должна быть такой, чтобы зрители могли без труда понять как его отдельные части, так и его общее единство. Более того, сюжет требует единой центральной темы, в которой все элементы логически связаны, чтобы продемонстрировать изменение судьбы главного героя, с акцентом на драматической причинности и вероятности событий.

Аристотель относительно меньше говорит о трагическом герое, потому что трагические события часто находятся вне контроля героя или не имеют непосредственного отношения к его личности. Сюжет предназначен для иллюстрации вопросов космического, а не индивидуального значения, и главный герой рассматривается в первую очередь как персонаж, который переживает происходящие изменения. Этот акцент, сделанный греческими трагиками на развитии сюжета и действия за счет характера, и их общее отсутствие интереса к исследованию психологической мотивации — одно из главных различий между древней и современной драматургией.

Поскольку цель трагедии — вызвать жалость и страх через изменение статуса центрального персонажа, он должен быть фигурой, с которой аудитория может идентифицировать и чья судьба может вызвать эти эмоции. Аристотель говорит, что «жалость порождается незаслуженным несчастьем, страх — несчастьем такого человека, как мы». Он рассматривает различные возможные типы персонажей на основе этих предпосылок, а затем определяет идеального главного героя как

.

. . . человек, который очень известен и преуспевает, но не в высшей степени добродетельный и справедливый, чье несчастье, однако, обрушилось на него не из-за порока или разврата, а из-за некоторой ошибки суждения или слабости; персонаж, подобный Эдипу.

Кроме того, герой не должен оскорблять моральные устои зрителей, и как персонаж он должен быть верным типу, верным жизни и последовательным.

Ошибка или слабость героя ( harmartia ) часто ошибочно объясняется как его «трагический недостаток» в смысле того личного качества, которое неизбежно приводит к его падению или подвергает его возмездию. Однако чрезмерный акцент на поиске решающего изъяна в главном герое как ключевого фактора для понимания трагедии может привести к поверхностным или ложным интерпретациям.Он уделяет личности больше внимания, чем предполагали драматурги, и игнорирует более широкие философские последствия типичной развязки сюжета. Верно, что герой часто делает шаг, который инициирует события трагедии, и из-за своего собственного невежества или неверного суждения действует таким образом, чтобы вызвать собственное падение. Однако в более сложном философском смысле судьба героя, несмотря на непосредственную причину его конечного действия, происходит из-за природы космического морального порядка и роли, которую случай или судьба играет в человеческих делах.Если выводы большинства трагедий не интерпретируются на этом уровне, читатель вынужден приписывать грекам самую примитивную из моральных систем.

Стоит отметить, что некоторые ученые полагают, что «изъян» был задуман Аристотелем как необходимое следствие его требования о том, что герой не должен быть полностью достойным восхищения человеком. Harmartia , таким образом, будет фактором, ограничивающим несовершенство главного героя и удерживающим его на человеческом уровне, позволяя аудитории сочувствовать ему.Этот взгляд имеет тенденцию давать «изъяну» этическое определение, но связывает его только с реакцией зрителей на героя и не увеличивает его значение для интерпретации трагедий.

Остальная часть Поэтики посвящена исследованию других элементов трагедии и обсуждению различных техник, приемов и стилистических принципов. Аристотель упоминает две особенности сюжета, каждая из которых связана с концепцией harmartia, как важнейших компонентов любой хорошо продуманной трагедии.Это «переворот» ( peripeteia ), где происходит противоположное тому, что планировал или на что надеялся главный герой, например, когда расследование Эдипом убийства Лая приводит к катастрофическому и неожиданному выводу; и «узнавание» ( anagnorisis ), момент, когда главный герой признает истинность ситуации, обнаруживает личность другого персонажа или приходит к осознанию самого себя. Это внезапное приобретение знания или понимания героем вызывает желаемую интенсивную эмоциональную реакцию у зрителей, как когда Эдип узнает свое истинное происхождение и осознает, за какие преступления он был ответственен.

Аристотель написал «Поэтику » почти через столетие после смерти величайших греческих трагиков, в период, когда произошли радикальные преобразования почти во всех аспектах афинского общества и культуры. Трагическая драма его времени не была такой же, как драма пятого века, и в определенной степени его работа должна быть истолкована как историческое исследование жанра, которого больше не существует, а не как описание живого вида искусства.

В «Поэтике , » Аристотель использовал те же аналитические методы, которые он успешно применил в исследованиях политики, этики и естественных наук, чтобы определить фундаментальные принципы композиции и содержания трагедии.Этот подход не совсем подходит для литературного исследования и иногда бывает слишком искусственным или подверженным формулам в своих выводах.

Тем не менее, Поэтика — единственное критическое исследование греческой драмы, проведенное почти современником. Он содержит много ценной информации о происхождении, методах и целях трагедии и в некоторой степени показывает нам, как сами греки отреагировали на свой театр. Кроме того, труды Аристотеля оказали огромное влияние на развитие драматургии спустя много лет после того, как они были составлены.Идеи и принципы Poetics отражены в драме Римской империи и доминировали в композиции трагедии в Западной Европе в течение семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого веков.

Поэтика Аристотеля Главы 10-12 Резюме и анализ

Резюме

Для того, чтобы сюжет функционировал, ему нужны не только основные концепции из предыдущих глав, но и следующие компоненты: изумление, обращение (или перипетии), признание , и страдания.

Под удивлением понимается способность трагедии вызывать «страх и жалость». И страх, и жалость вызывают у публики неожиданность, но — не случайность. Неожиданность, которая приводит к трагедии, должна казаться частью более грандиозного замысла.

Переворот — это изменение, при котором основное действие в истории совершает полный цикл — например, в «Эдипе» посланник, который приходит, чтобы освободить Эдипа от его страхов перед своей матерью, производит противоположный эффект своими новостями.

Признание — это переход от незнания к знанию, обычно вовлекающий людей, которые начинают понимать личности друг друга или выясняют, сделал ли человек что-то или нет. Лучшие формы признания связаны с обращением вспять (как в «Эдипе») и, в тандеме, вызовут у публики жалость и страх.

Страдание — это разрушительное или болезненное действие, которое часто является результатом обращения вспять или признания. Аристотель указывает, что в «простом» сюжете отсутствует разворот или узнавание, но «сложный сюжет имеет то или другое — или и то, и другое, если он действительно трансцендентен.Однако все трагедии зависят от страдания как части попытки вызвать у аудитории жалость и страх.

Наконец, Аристотель указывает на структурные части трагедии (или «количественные» части, как он их называет). Это пролог, эпизод, исход и припев.

Пролог — это часть трагедии, предшествующая первому безраздельному произнесению хора. Эпизод — это часть трагедии между хоровыми песнями, а экзод — первая часть трагедии без хоровой песни после нее.

Анализ

В этом разделе представлены три ключевых понятия — обращение, узнавание и катарсис (хотя Аристотель называет последнее «очищением»). Простая трагедия не будет иметь ни одного из этих элементов (или поверхностного катарсиса), но сложная трагедия использует обращение и признание, чтобы достичь катарсиса.

Reversal работает в тандеме с корешком или центром истории, чтобы герой прошел полный круг. Эдип — лучший пример героя, который сталкивается с таким переворотом — он слышит новости о том, что его страхи развеялись, тайна раскрыта, а затем, наслаждаясь этим облегчением и слыша новости, он понимает, что это на самом деле подразумевает его.

Часто признание — это инструмент для достижения этого поворота или его побочный продукт — в этом случае Эдип признает истинную личность своего отца и матери, природу своих собственных преступлений и точность пророчества. Одним быстрым ударом Эдип совершил полный круг и теперь стал жертвой собственных поисков справедливости и истины.

Понятие страдания немного вводит в заблуждение, поскольку оно не относится просто к выносливости персонажа физической и эмоциональной боли. Чтобы действительно вызвать катарсис — смешение страха и жалости в аудитории — страдание должно быть следствием обращения вспять или признания.И действительно, чем удивительнее перемена или признание — как в случае с Эдипом — тем больше зрители будут сочувственно страдать, понимая, что они тоже попали в засаду причинной цепи сюжета. Даже будучи «объективными» наблюдателями, зрители тоже ошибаются — и таким образом извлекают уроки из судьбы трагического героя.

Катарсис жалеет героя и боится, что его судьба постигнет нас. В то время как жалость является результатом любой комбинации переворота и признания, страх может быть только продуктом переворота и признания, превращенного в неожиданный финал сюжета.И действительно, абсолютная вершина трагедии наступает, когда удивление, переворот, признание и страдание объединяются вокруг стержня истории в стремительном ударе по аудитории в конце третьего акта.

Как Аристотель создал компьютер

ИСТОРИЯ Компьютеров часто рассказывают как историю объектов, от счетчиков до машины Бэббиджа и машин для взлома кодов времен Второй мировой войны. Фактически, это лучше понимать как историю идей, в основном идей, которые возникли из математической логики, малоизвестной и культовой дисциплины, которая впервые возникла в 19 веке.Пионерами математической логики стали философы-математики, в первую очередь Джордж Буль и Готтлоб Фреге, которые сами были вдохновлены мечтой Лейбница об универсальном «языке понятий» и древней логической системой Аристотеля.

Прослушайте аудиоверсию этой статьи: Особые истории, прочтите вслух: загрузите приложение Audm для своего iPhone.

Математическая логика изначально считалась безнадежно абстрактным предметом, не имеющим мыслимых приложений. Как прокомментировал один ученый-компьютерщик: «Если бы в 1901 году талантливому и отзывчивому стороннему наблюдателю пришлось бы исследовать науку и назвать отрасль, которая была бы наименее плодотворной в [] столетие вперед, его выбор вполне мог бы остановиться на математической логике. .И тем не менее, это обеспечит основу для области, которая окажет большее влияние на современный мир, чем любая другая.

Развитие информатики из математической логики завершилось в 1930-х годах двумя знаковыми статьями: «Символьный анализ коммутационных и релейных схем» Клода Шеннона и «О вычислимых числах в приложении Entscheidungsproblem » Алана Тьюринга. ” В истории информатики Шеннон и Тьюринг — выдающиеся личности, но важность предшествовавших им философов и логиков часто упускается из виду.

В хорошо известной истории компьютерных наук статья Шеннона описывается как «возможно, самая важная, а также самая известная магистерская диссертация века». Шеннон написал его, будучи студентом-электротехником в Массачусетском технологическом институте. Его советник Ванневар Буш построил прототип компьютера, известного как дифференциальный анализатор, который мог быстро вычислять дифференциальные уравнения. Устройство было в основном механическим, с подсистемами, управляемыми электрическими реле, которые были организованы специальным образом, поскольку еще не было систематической теории, лежащей в основе проектирования схем.Тема диссертации Шеннона возникла, когда Буш порекомендовал ему попытаться открыть такую ​​теорию.

«Математику можно определить как предмет, в котором мы никогда не знаем, о чем говорим».

Статья Шеннона во многом является типичной статьей по электротехнике, наполненной уравнениями и диаграммами электрических цепей. Что необычно, так это то, что в первую очередь упоминалась работа по математической философии 90-летней давности, Джорджа Буля «Законы мысли ».

Сегодня имя Буля хорошо известно компьютерным специалистам (многие языки программирования имеют базовый тип данных, называемый логическим), но в 1938 году его редко читали за пределами философских факультетов.Сам Шеннон познакомился с работами Буля на студенческом курсе философии. «Просто так получилось, что никто другой не был знаком с обоими месторождениями одновременно», — комментировал он позже.

Буля часто называют математиком, но он видел себя философом, идущим по стопам Аристотеля. Законы мышления начинается с описания его целей, чтобы исследовать фундаментальные законы работы человеческого разума:

Цель следующего трактата — исследовать фундаментальные законы тех операций разума, с помощью которых рассуждение проводится; дать им выражение на символическом языке исчисления и на этом основании основать науку логики…. и, наконец, собрать … некоторые вероятные сведения о природе и строении человеческого разума.

Затем он отдает дань уважения Аристотелю, изобретателю логики и первому влиянию на его собственные работы:

Действительно, в своей древней схоластической форме предмет логики почти исключительно связан с великим именем Аристотеля. . Поскольку он был представлен Древней Греции в частично технических, частично метафизических исследованиях T и Органон , то без каких-либо существенных изменений он сохранился до наших дней.

Попытка улучшить логическую работу Аристотеля была интеллектуально смелым шагом. Логика Аристотеля, представленная в его книге из шести частей «Органон «, занимала центральное место в научном каноне более 2000 лет. Было широко распространено мнение, что Аристотель написал почти все, что можно было сказать по этой теме. Великий философ Иммануил Кант заметил, что со времен Аристотеля логика «не могла сделать ни единого шага вперед, и поэтому, по всей видимости, она кажется законченной и законченной.

Центральное наблюдение Аристотеля заключалось в том, что аргументы действительны или не основаны на их логической структуре, независимо от используемых нелогических слов. Самая известная схема аргументов, которую он обсуждал, известна как силлогизм:

  • Все люди смертны.
  • Сократ — мужчина.
  • Следовательно, Сократ смертен.

Вы можете заменить «Сократ» любым другим объектом, а «смертный» — любым другим предикатом, и аргумент останется в силе. Справедливость аргумента определяется исключительно логической структурой.Логические слова — «все», «есть», «есть» и «поэтому» — делают всю работу.

Аристотель также определил набор основных аксиом, из которых он вывел остальную часть своей логической системы:

  • Объект — это то, что он есть (Закон тождества)
  • Ни одно утверждение не может быть одновременно истинным и ложным (Закон не- противоречие)
  • Каждое утверждение истинно или ложно (Закон исключенной середины)

Эти аксиомы были предназначены не для описания того, как люди на самом деле думают (это было бы областью психологии), но как идеализированные, совершенно рациональные человек должен думать.

Аксиоматический метод Аристотеля повлиял на еще более известную книгу Евклида Elements , которая, по оценкам, уступает только Библии по количеству напечатанных изданий.

Фрагмент Elements (Wikimedia Commons)

Хотя якобы о геометрии, Elements стал стандартным учебником для обучения строгому дедуктивному мышлению. (Авраам Линкольн однажды сказал, что он научился здравой правовой аргументации, изучая Евклида.) В системе Евклида геометрические идеи были представлены в виде пространственных диаграмм.Так продолжали практиковаться в геометрии, пока Рене Декарт в 1630-х годах не показал, что геометрию вместо этого можно представить в виде формул. Его «Рассуждение о методе » было первым учебником по математике на Западе, который популяризировал то, что сейчас является стандартным алгебраическим обозначением — x, y, z для переменных, a, b, c для известных величин и так далее.

Алгебра Декарта позволила математикам выйти за рамки пространственной интуиции и манипулировать символами, используя точно определенные формальные правила. Это сместило доминирующий вид математики с диаграмм на формулы, что привело, среди прочего, к развитию исчисления, изобретенного примерно через 30 лет после Декарта, независимо Исааком Ньютоном и Готфридом Лейбницем.

Целью Буля было сделать для логики Аристотеля то, что Декарт сделал для евклидовой геометрии: освободить ее от ограничений человеческой интуиции, придав ей точную алгебраическую нотацию. Приведу простой пример, когда Аристотель писал:

Все люди смертны.

Boole заменил слова «люди» и «смертные» на переменные, а логические слова «все» и «есть» — на арифметические операторы:

x = x * y

Что можно интерпретировать как « Все в наборе x также есть в наборе y .

Законы мысли создал новую научную область — математическую логику, — которая в последующие годы стала одной из самых активных областей исследований математиков и философов. Бертран Рассел назвал законов мысли «работой, в которой была открыта чистая математика».

Шеннон понял, что система Буля может быть отображена непосредственно на электрические цепи. В то время электрические схемы не имели систематической теории, регулирующей их конструкцию.Шеннон понял, что правильная теория будет «в точности аналогична исчислению предложений, используемому в символическом изучении логики».

Он показал соответствие между электрическими цепями и булевыми операциями в простой диаграмме:

Отображение Шеннона электрических цепей в символическую логику (Университет Вирджинии)

Это соответствие позволило компьютерным ученым перенести десятилетия работы по логике и математике Буля и последующих логики. Во второй половине своей статьи Шеннон показал, как можно использовать булеву логику для создания схемы для сложения двух двоичных цифр.

Сумматорная схема Шеннона (Университет Вирджинии )

Соединяя эти сумматорные схемы вместе, можно было построить сколь угодно сложные арифметические операции. Эти схемы станут основными строительными блоками того, что сейчас известно как устройства арифметической логики, ключевого компонента современных компьютеров.

Еще один способ охарактеризовать достижения Шеннона состоит в том, что он первым различил компьютеры логического и физического уровня .(Это различие стало настолько фундаментальным для информатики, что современным читателям может показаться удивительным, насколько проницательным оно было в то время — напоминание о пословице о том, что «философия одного века — это здравый смысл следующего».)

Со времени публикации статьи Шеннона на физическом уровне компьютеров был достигнут огромный прогресс, включая изобретение транзистора в 1947 году Уильямом Шокли и его коллегами из Bell Labs. Транзисторы представляют собой значительно улучшенные версии электрических реле Шеннона — наиболее известного способа физического кодирования логических операций.В течение следующих 70 лет полупроводниковая промышленность упаковывала все больше и больше транзисторов в меньшие пространства. В iPhone 2016 года около 3,3 миллиарда транзисторов, каждый из которых представляет собой «релейный переключатель», как показано на диаграммах Шеннона.

В то время как Шеннон показал, как отображать логику в физическом мире, Тьюринг показал, как проектировать компьютеры на языке математической логики. Когда Тьюринг писал свою статью в 1936 году, он пытался решить «проблему принятия решения», впервые идентифицированную математиком Дэвидом Гильбертом, который спросил, существует ли алгоритм, который мог бы определить, является ли произвольное математическое утверждение истинным или ложным.В отличие от статьи Шеннона, статья Тьюринга носит сугубо технический характер. Его основное историческое значение заключается не в ответе на проблему принятия решения, а в шаблоне для компьютерного дизайна, который он предоставил по ходу дела.

Тьюринг работал в традициях, восходящих к Готфриду Лейбницу, философскому гиганту, который разработал исчисление независимо от Ньютона. Среди многочисленных вкладов Лейбница в современную мысль одной из самых интригующих была идея нового языка, который он назвал «универсальной характеристикой», который, как он представлял, может представлять все возможные математические и научные знания.Частично вдохновленный религиозным философом 13-го века Рамоном Лулллом, Лейбниц предположил, что язык будет идеографическим, как египетские иероглифы, за исключением того, что символы будут соответствовать «атомарным» концепциям математики и естествознания. Он утверждал, что этот язык даст человечеству «инструмент», который может усилить человеческий разум «в гораздо большей степени, чем оптические инструменты», такие как микроскоп и телескоп.

Он также вообразил машину, которая может обрабатывать язык, которую он назвал логическим вычислителем.

Если бы возникли разногласия, не было бы необходимости в споре между двумя философами больше, чем между двумя бухгалтерами. Ибо достаточно было бы взять их карандаши в руки и сказать друг другу: Calculemus — Давайте посчитаем.

Лейбниц не получил возможности разработать свой универсальный язык или соответствующую машину (хотя он изобрел относительно простую вычислительную машину, ступенчатый счетчик). Первая убедительная попытка реализовать мечту Лейбница была предпринята в 1879 году, когда немецкий философ Готлоб Фреге опубликовал свой исторический трактат по логике Begriffsschrift . Вдохновленный попыткой Буля улучшить логику Аристотеля, Фреге разработал гораздо более совершенную логическую систему. Логика, которую сегодня преподают на курсах философии и информатики — логика первого порядка или логика предикатов — является лишь небольшой модификацией системы Фреге.

Фреге считается одним из самых выдающихся философов XIX века. Среди прочего, ему приписывают катализатор того, что известный философ Ричард Рорти назвал «лингвистическим поворотом» в философии. Поскольку философия Просвещения была одержима вопросами знания, философия после Фреге стала одержима вопросами языка.Среди его учеников были два самых важных философа 20-го века — Бертран Рассел и Людвиг Витгенштейн.

Главное нововведение логики Фреге состоит в том, что она гораздо точнее представляет логическую структуру обычного языка. Среди прочего, Фреге был первым, кто использовал кванторы («для каждого», «существует») и для отделения объектов от предикатов. Он также был первым, кто разработал то, что сегодня является фундаментальными концепциями в информатике, такими как рекурсивные функции и переменные с областью видимости и привязкой.

Формальный язык Фреге — то, что он назвал своим «концептуальным сценарием» — состоит из бессмысленных символов, которыми манипулируют по четко определенным правилам. Языку придается значение только посредством интерпретации, которая указывается отдельно (это различие позже будет называться синтаксисом по сравнению с семантикой). Это превратило логику в то, что выдающиеся компьютерные ученые Аллан Ньюэлл и Герберт Саймон назвали «символьной игрой», «в которую играют бессмысленными токенами по определенным чисто синтаксическим правилам.

Все значения были очищены. У одного была механическая система, относительно которой можно было доказать разные вещи. Таким образом, прогресс был сначала достигнут путем отхода от всего, что казалось относящимся к значению и человеческим символам.

Как заметил Бертран Рассел: «Математику можно определить как предмет, в котором мы никогда не узнаем, о чем говорим, и насколько то, что мы говорим, является правдой».

Неожиданным следствием работы Фреге стало открытие слабых мест в основах математики.Например, книга Евклида « элементов» — , считавшаяся золотым стандартом логической строгости в течение тысяч лет — оказалась полна логических ошибок. Поскольку Евклид использовал обычные слова, такие как «линия» и «точка», он — и столетия читателей — обманывали себя, делая предположения о предложениях, содержащих эти слова. Приведу один относительно простой пример: в обычном использовании слово «линия» подразумевает, что если вам даны три различные точки на линии, одна точка должна находиться между двумя другими.Но когда вы определяете «линию», используя формальную логику, оказывается, что «промежуточность» также должна быть определена — то, что Евклид упустил из виду. Формальная логика позволяет легко обнаружить подобные пробелы.

Осознание этого привело к кризису в основах математики. Если Elements — библия математики — содержали логические ошибки, то в каких других областях математики тоже? А как насчет таких наук, как физика, которые были построены на основе математики?

Хорошая новость заключается в том, что те же логические методы, которые использовались для обнаружения этих ошибок, также можно использовать для их исправления.Математики начали восстанавливать основы математики снизу вверх. В 1889 году Джузеппе Пеано разработал аксиомы для арифметики, а в 1899 году Давид Гильберт сделал то же самое для геометрии. Гильберт также изложил программу формализации оставшейся части математики с особыми требованиями, которым должна удовлетворять любая такая попытка, в том числе:

  • Полнота: Должно быть доказательство того, что все истинные математические утверждения могут быть доказаны в формальной системе.
  • Разрешимость: Должен существовать алгоритм для определения истинности или ложности любого математического утверждения.(Это « Entscheidungsproblem » или «проблема решения», о которой упоминается в статье Тьюринга.)

Перестройка математики таким образом, чтобы удовлетворять этим требованиям, стала известна как программа Гильберта. Вплоть до 1930-х годов это было в центре внимания основной группы логиков, включая Гильберта, Рассела, Курта Гёделя, Джона фон Неймана, Алонзо Черча и, конечно же, Алана Тьюринга.

«В науке новизна возникает с трудом».

Программа Гильберта действовала как минимум на двух фронтах.На первом этапе логики создали логические системы, которые пытались доказать, что требования Гильберта выполняются или нет.

На втором фронте математики использовали логические концепции для восстановления классической математики. Например, арифметическая система Пеано начинается с простой функции, называемой функцией-преемником, которая увеличивает любое число на единицу. Он использует функцию-преемник для рекурсивного определения сложения, использует сложение для рекурсивного определения умножения и так далее, пока не будут определены все операции теории чисел.Затем он использует эти определения вместе с формальной логикой для доказательства теорем об арифметике.

Историк Томас Кун однажды заметил, что «в науке новизна возникает с трудом». В эпоху программы Гильберта логика представляла собой бурный процесс созидания и разрушения. Один логик построил бы сложную систему, а другой разрушил бы ее.

Излюбленным орудием разрушения было построение самореференциальных, парадоксальных утверждений, показывающих несогласованность аксиом, из которых они были выведены.Простая форма этого «парадокса лжеца» — это предложение:

Это предложение неверно.

Если это правда, то это ложь, а если ложь, то это правда, что ведет к бесконечной петле внутреннего противоречия.

Рассел впервые применил парадокс лжеца в математической логике. Он показал, что система Фреге позволяла выводить противоречащие друг другу множества:

Пусть R будет набором всех множеств, которые не являются членами самих себя. Если R не является членом самого себя, то его определение требует, чтобы он содержал себя, а если он содержит себя, то он противоречит своему собственному определению как совокупность всех множеств, которые не являются членами самих себя.

Это стало известно как парадокс Рассела и рассматривалось как серьезная ошибка в достижении Фреге. (Сам Фреге был шокирован этим открытием. Он ответил Расселу: «Ваше открытие противоречия вызвало у меня величайшее удивление и, я бы сказал, испуг, поскольку оно пошатнуло основу, на которой я намеревался строить свою арифметику». )

Рассел и его коллега Альфред Норт Уайтхед предприняли наиболее амбициозную попытку завершить программу Гильберта с помощью Principia Mathematica, , опубликованного в трех томах между 1910 и 1913 годами . Метод компании Principia был настолько подробным, что потребовалось более 300 страниц, чтобы доказать, что 1 + 1 = 2.

Рассел и Уайтхед пытались разрешить парадокс Фреге, введя то, что они назвали теорией типов. Идея заключалась в том, чтобы разделить формальные языки на несколько уровней или типов. Каждый уровень может относиться к уровням ниже, но не к их собственным или более высоким уровням. Это разрешило парадоксы самоотнесения, фактически запретив самореференцию. (Это решение не было популярно среди логиков, но оно повлияло на информатику — большинство современных компьютерных языков имеют функции, вдохновленные теорией типов.)

Парадоксы самореференций в конечном итоге показали, что программа Гильберта никогда не может быть успешной. Первый удар был нанесен в 1931 году, когда Гедель опубликовал свою теперь знаменитую теорему о неполноте, которая доказала, что любая последовательная логическая система, достаточно мощная, чтобы охватить арифметику, должна также содержать утверждения, которые верны, но не могут быть доказаны. (Теорема Гёделя о неполноте — один из немногих логических результатов, получивших широкую популяризацию благодаря таким книгам, как Геделя, Эшера, Баха и Новый разум императора).

Последний удар был нанесен, когда Тьюринг и Алонзо Черч независимо друг от друга доказали, что не может существовать никакого алгоритма, определяющего, истинно или ложно произвольное математическое утверждение. (Черч сделал это, изобретя совершенно другую систему, названную лямбда-исчислением, которая позже вдохновила компьютерные языки, такие как Лисп.) Ответ на проблему принятия решения был отрицательным.

Ключевое открытие Тьюринга было сделано в первом разделе его знаменитой статьи 1936 года «О вычислимых числах в приложении к Entscheidungsproblem .Чтобы строго сформулировать проблему решения (« Entscheidungsproblem »), Тьюринг сначала создал математическую модель того, что значит быть компьютером (сегодня машины, которые соответствуют этой модели, известны как «универсальные машины Тьюринга»). Логик Мартин Дэвис описывает это:

Тьюринг знал, что алгоритм обычно определяется списком правил, которым человек может следовать точным механическим способом, как рецепт в кулинарной книге. Он смог показать, что такой человек может быть ограничен несколькими чрезвычайно простыми базовыми действиями без изменения конечного результата вычислений.

Затем, доказав, что никакая машина, выполняющая только эти базовые действия, не может определить, следует ли данный предлагаемый вывод из заданных предпосылок с использованием правил Фреге, он смог сделать вывод, что не существует алгоритма для Entscheidungsproblem .

В качестве побочного продукта он нашел математическую модель универсальной вычислительной машины.

Затем Тьюринг показал, как программа может храниться внутри компьютера вместе с данными, с которыми она работает.Используя современный словарь, мы бы сказали, что он изобрел архитектуру «хранимых программ», которая лежит в основе большинства современных компьютеров:

До Тьюринга общее предположение заключалось в том, что при работе с такими машинами три категории — машины, программы и данные. — были совершенно отдельными образованиями. Машина была физическим объектом; сегодня мы бы назвали это оборудованием. Программа была планом выполнения вычислений, возможно, воплощенных в перфокартах или соединениях кабелей на коммутационной плате. Наконец, данные были числовым вводом.Универсальная машина Тьюринга показала, что различие этих трех категорий является иллюзией.

Это была первая строгая демонстрация того, что любую вычислительную логику, которую можно закодировать аппаратно, можно также закодировать программно. Архитектура, описанная Тьюрингом, позже была названа «архитектурой фон Неймана» — но современные историки в целом согласны с тем, что она пришла из Тьюринга, как, по-видимому, сам фон Нейман.

Хотя на техническом уровне программа Гильберта потерпела неудачу, усилия на этом пути продемонстрировали, что большие области математики могут быть построены с помощью логики.А после идей Шеннона и Тьюринга, показывающих связи между электроникой, логикой и вычислениями, появилась возможность экспортировать этот новый концептуальный механизм в компьютерный дизайн.

Во время Второй мировой войны эта теоретическая работа была претворена в жизнь, когда правительственные лаборатории наняли ряд элитных логиков. Фон Нейман присоединился к проекту атомной бомбы в Лос-Аламосе, где он работал над компьютерным дизайном для поддержки физических исследований. В 1945 году он написал спецификацию EDVAC — первого логического компьютера с хранимой программой, который обычно считается исчерпывающим справочником по источникам для современного компьютерного дизайна.

Тьюринг присоединился к секретному подразделению в Блетчли-парке, к северо-западу от Лондона, где он помогал проектировать компьютеры, которые сыграли важную роль в взломе немецких кодов. Самым большим его вкладом в практический компьютерный дизайн была спецификация ACE, или Automatic Computing Engine.

Будучи первыми компьютерами, основанными на логической логике и архитектурах хранимых программ, ACE и EDVAC были во многом схожи. Но у них также были интересные различия, некоторые из которых предвещали современные дискуссии в области компьютерного дизайна.Излюбленные дизайны фон Неймана были похожи на современные процессоры CISC («сложные»), воплощая богатую функциональность в аппаратное обеспечение. Дизайн Тьюринга больше походил на современные процессоры RISC («сокращенный»), сводя к минимуму сложность оборудования и переводя больше работы на программное обеспечение.

Фон Нейман считал, что программирование компьютеров будет утомительной канцелярской работой. Тьюринг, напротив, сказал, что компьютерное программирование «должно быть очень увлекательным. Нет никакой реальной опасности, что он когда-либо превратится в рутину, поскольку любые процессы, которые являются достаточно механическими, могут быть переданы самой машине.”

С 1940-х годов компьютерное программирование значительно усложнилось. Одна вещь, которая не изменилась, — это то, что она по-прежнему состоит в основном из программистов, определяющих правила, которым должны следовать компьютеры. С философской точки зрения мы бы сказали, что компьютерное программирование следует традиции дедуктивной логики, ветви логики, о которой говорилось выше, которая имеет дело с манипуляциями с символами в соответствии с формальными правилами.

Примерно за последнее десятилетие программирование начало меняться с ростом популярности машинного обучения, которое включает создание структур для обучения машин с помощью статистических выводов.Это приблизило программирование к другой основной ветви логики, индуктивной логике, которая имеет дело с выводом правил из конкретных примеров.

Сегодняшние самые многообещающие методы машинного обучения используют нейронные сети, которые были впервые изобретены в 1940-х годах Уорреном Маккалоком и Уолтером Питтсом, чья идея заключалась в разработке исчисления для нейронов, которое можно было бы, подобно булевой логике, использовать для построения компьютерных схем. Нейронные сети оставались эзотерическими до тех пор, пока спустя десятилетия они не были объединены со статистическими методами, что позволило им совершенствоваться по мере поступления большего количества данных.В последнее время, когда компьютеры стали все более искусными в обработке больших наборов данных, эти методы дали замечательные результаты. Программирование в будущем, вероятно, будет означать раскрытие нейронных сетей миру и предоставление им возможности учиться.

Это был бы подходящий второй акт в истории компьютеров. Логика зародилась как способ понять законы мышления. Затем это помогло создать машины, которые могли рассуждать в соответствии с правилами дедуктивной логики. Сегодня дедуктивная и индуктивная логика объединяются для создания машин, которые одновременно рассуждают и обучаются.То, что началось, по словам Буля, с исследования «природы и строения человеческого разума», могло привести к созданию новых умов — искусственных умов, — которые когда-нибудь могут соответствовать нашему собственному или даже превзойти его.

Платон, Аристотель и Сократ Аудиокнига Платона, Сократа и Аристотеля

Изучите мудрость с помощью 300 цитат трех самых известных классических греческих философов: Платона, Сократа и Аристотеля.

Ученик великого Платона, учитель Александра Великого, Аристотель — очень влиятельная фигура в западной философии.Цицерон описал свой литературный стиль как «золотую реку». Современная этика основана на его представлениях о добродетели; его труды буквально охватывали все научные знания того времени и более поздних времен, настолько, что многие из его открытий все еще считались передовыми много веков спустя. Аристотель также сформировал современную логику и наложил свой отпечаток на всю последующую философию и теологию. Мы отобрали для вас 100 его самых глубоких и влиятельных цитат, чтобы вы могли сами убедиться, насколько современны эти фундаментальные идеи.Питайте свою повседневную жизнь этикой Аристотеля, укрепляйте свои мысли его логикой и применяйте его научные методы для более ясной жизни.

Альфред Норт Уайтхед однажды заметил: «Самая безопасная общая характеристика европейской философской традиции состоит в том, что она состоит из ряда сносок к Платону». Платон действительно считается важнейшей фигурой в развитии философии, наряду со своим учителем Сократом и его учеником Аристотелем. Но его сочинения часто бывают легкими, свежими и забавными; Именно Платон изобрел диалоги в философии, в которых очень легко проследить за мыслью и поводом для различных сценических аранжировок.Платон — один из самых ярких писателей, когда-либо известных; мы отобрали для вас 100 его лучших цитат, чтобы вы нашли вдохновение и познакомились с этой фундаментальной частью нашей культуры.

Сократ — загадочная фигура, известная в основном по рассказам других людей, таких как Платон и Аристофан. У него был один из самых блестящих умов, и он разработал то, что позже будет названо сократовским методом, который представляет собой способ подвести собеседника к его ошибкам и противоречиям с помощью умных вопросов, прежде чем привести его к истине.В древних Афинах Сократ был широко известен как «овод», то есть надоедливое насекомое, жужжащее у людей, потому что он все время подвергал сомнению предрассудки и противоречия; в конце концов его судили и казнили за «развращение умы молодежи». Мы отобрали для вас 100 его лучших цитат, чтобы вы могли решить, можно ли это считать коррупцией или невероятно эффективным способом научиться думать самостоятельно.

Youtube, самый эффективный способ мышления

В предыдущем видео мы обсудили идею власти и создали основу для мышления

об этом.

Я утверждал, что кому-то нужны два основных ингредиента, чтобы быть сильным: истинное понимание

мира и ресурсы для его формирования.

Как и обещал, мы собираемся повторить то, что я упустил из последнего видео, а именно то, как

, чтобы лучше понять мир.

Я верю, что это эссе прольет свет на тот факт, что некоторые способы мышления более полезны

, чем другие.

Из всех сочинений, которые я когда-либо писал, это самое важное.

Сегодня мы обсудим, как думать, исходя из первых принципов.

Первые принципы — это фундаментальные строительные блоки идеи; они самые неделимые

частей, которые, как мы знаем, являются правдой и которые мы используем для построения более сложных мыслей.

Я знаю, что сейчас это звучит немного абстрактно, но позвольте мне рассказать вам немного истории, аналогию,

и пример.

Мыслить, исходя из первых принципов, не нова или новаторская идея.

Фактически, это был доминирующий образ мышления среди всех великих ученых и философов

на какое-то время; это, вероятно, единственный наиболее последовательный фактор среди великих мыслителей.

Хотя было много практиков такого мышления, я бы хотел увеличить

на тот, о котором вы, возможно, слышали: Аристотель.

Он был плодовитым организатором, который считал, что все можно разделить на категории

и подкатегории.

Наименьшая подкатегория в любой области — это то, что мы назвали бы первым принципом.

Он также был одним из первых известных нам эмпириков.

[3, 5, 7, 8]

Эмпирик: тот, кто считает, что все знания достигаются через опыт.

Являясь одним из первых участников изучения биологии, имеет смысл, что

Аристотель был мыслителем первых принципов.

Он рассекал животных, чтобы получить знания о реальном мире, а затем использовал свои способности для разума

для организации и категоризации этой информации.

Этот цикл поиска знаний через опыт и использования разума для придания ему структуры — вот как

человек знакомится с первыми принципами предмета.

Аристотель считал, что мы не сможем обладать истинным знанием, если не поймем эти

принципов.

[7]

… мы не думаем, что знаем что-то, пока не ознакомимся с его основными условиями

, или первые принципы, и довели наш анализ до его простейших элементов.

— Аристотель [3]

Теперь, когда вы немного разбираетесь в истории, позвольте мне провести аналогию с

.

мышление из первых принципов.

Представьте свои знания в определенной области в виде дерева.

Тот, кто мыслит исходя из первых принципов — нестандартный мыслитель — поймет, что

совокупность знаний от плода до корня.

Плод — это то, что мы видим перед собой: это незаслуженные знания, которые мы можем получить,

опыта, и сразу повторяю.

Мы можем посмотреть на яблоню, сказать, что она просто производит яблоки, и позвонить по номеру

.

это в сутки.

Это очень поверхностное понимание дерева, но оно не неверно.

С другой стороны, начинающий мыслитель захочет узнать, как это творение на самом деле

появился.

Увидят, что яблоко подключено к ветке.

Каждая ветвь — это подмножество большего целого, называемого магистралью.

Наконец, они видят, что корень является наиболее фундаментальной частью дерева, из которого возникает

к плоду.

Они собрали несколько фрагментов информации о дереве на собственном опыте, но они

также организовали части информации относительно друг друга.

Эти свободно плавающие факты были преобразованы в организованную совокупность знаний.

Традиционный мыслитель поверит, что можно положить семена яблока куда угодно и

выращивают вкусные яблоки; им не хватает истинного понимания.

Изучив корни, новаторский мыслитель увидит, что вкусный фрукт начинается с

с хорошей почвой; у них есть тонкое понимание.

Традиционный мыслитель — это парень на коктейльной вечеринке, у которого есть все самое интересное.

фактов: его знания состоят исключительно из плодов, которые он может показать.

Напротив, нестандартный мыслитель постоянно сосредоточен на построении деревьев

знаний.

Как и Аристотель, он или она идет туда-сюда между опытом и разумом, чтобы построить

организованных и структурированных знаний.

У дерева, посаженного в хорошую почву, будут крепкие и здоровые корни, и поэтому получится вкусный

фруктов.

Точно так же идея, которая исходит из истинных и прекрасных первооснов, сама будет

.

красиво и верно.

Естественно, если простые части, составляющие сложное целое, хороши и верны, то

комплексное целое должно быть и добрым, и правдивым.

Это важно, потому что, как мы обсуждали в последнем видео, истинное понимание

мира необходимо для получения власти.

Любые сложные убеждения, которых мы придерживаемся, могут быть правдой только в том случае, если верны составляющие их части.

Чтобы сделать это более конкретным, давайте подумаем о процессе написания эссе из

.

первые принципы.

Хорошо написанное эссе похоже на вкусный фрукт: его приятно есть и сложно

производить без понимания его основ.

Мы можем определить его основы, разбив его на составные части.

Эссе представляет собой сборник абзацев.

Ну, абзац — это набор предложений.

Предложение — это набор слов.

Слова — это набор букв, а буквы являются фундаментальными строительными блоками

сочинение.

Как только компоненты эссе будут поняты, мы сможем улучшить каждый из них, начиная с

.

от простого к сложному.

Если мы сможем сделать каждый отдельный компонент замечательным, тогда вся совокупность должна быть замечательной и

— это искусство мышления, основанное на первых принципах.

А теперь поговорим о преимуществах.

Понимание идеи до ее основных компонентов дает несколько преимуществ.

Как только вы поймете основы идеи, вы можете переставить их, изменить их,

или сложите их по-другому, чтобы создать новую идею или продукт.

В нашем примере письма мы могли бы создать еще один слой над эссе: мы могли бы позвонить по номеру

сборник сочинений кн.

Теперь мы изобрели кое-что новое.

Фундаментальный компонент может быть изменен для улучшения идеи или продукта.

Например, как только мы узнаем основные компоненты эссе, мы можем положить каждые

из них находятся под пристальным вниманием, чтобы увидеть, как каждый компонент может быть лучшим.

Но, не зная этих компонентов, невозможно сделать какие-либо улучшения.

Как только вы поймете основные компоненты идеи, станет намного проще интегрировать

новых знаний в ваше понимание.

Например, если вы научитесь писать буквы, становится легче составлять слова.

Как только вы научитесь писать слова, вы сможете составлять предложения.

Как только вы научитесь составлять предложения, вы можете составлять абзацы, затем эссе, затем книги, затем

целых библиотеки.

Понимание основополагающих компонентов идеи облегчает ее передачу

сложная идея другому человеку.

Вы можете начать с простейшего компонента и оттуда развить идею; это

именно то, что мы стараемся делать в школах.

Мы учим детей писать алфавит, затем слова и так далее.

Мыслители первых принципов — лучшие учителя, потому что они могут определить точный уровень

, где понимание студента разваливается.

Итак, вы видите преимущества, но как кто-то может стать мыслителем первых принципов?

Как кто-то может думать, исходя из первых принципов?

Думать, исходя из первых принципов, просто, но нелегко.

У меня есть один действенный совет, вдохновленный Аристотелем: создавайте иерархии

(как в примере с эссе).

Большинство идей вложены друг в друга или вне друг друга, и это работа первых принципов

мыслителя, чтобы определить, как эти идеи связаны между собой.

Как сказал бы Аристотель, как и все эмпирики, знание начинается с опыта.

Мир дарит вам плоды: удивительные и сложные творения.

Изучение истоков этих творений начинается с таких вопросов, как «почему» и «как».

Истинный искатель истины не должен довольствоваться плодами, но он понимает, что поиск

для корней никогда не заканчивается.

Как только они свели идею до мельчайших основ, которые они могут придумать

г., они пришли к первым принципам.

Эти основы можно использовать для инноваций, оптимизации, изучения более сложных идей или для

учите других.

Один из лучших способов раскрыть эти основы — это записать и систематизировать

.

информация в интересующей вас теме с использованием иерархии или разума

Карта

похожа на то, что мы сделали с эссе.

Итак, на этом я завершаю свою маленькую мини-серию по питанию.

В последнем видео я изложил концепцию власти и обсудил идею быть ценным

, чтобы получить его.

В этом видео я изложил общий образ мыслей искателя истины.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *