Поэт вишневский личная жизнь: Владимир Вишневский биография, фото, его книги, личная жизнь 2021

Содержание

Владимир Вишневский биография, фото, его книги, личная жизнь 2021

Биография Владимира Вишневского


Детство и семья Владимира Вишневского


Будущий писатель родился на свет в столице Советского Союза. Его мама была коренной москвичкой, а папа украинский еврей. Он приехал в Москву из города Новоград-Волынский. Свое появление на свет именно в этой семье стало главной удачей Владимира Вишневского. Сейчас поэт уверенно заявляет об этом .

От родителей будущий писатель унаследовал только самые лучшие качества. От отца, Петра, «главные неумения». Как сейчас рассказывает Владимир Вишневский, это неумение забывать добро, неумение не поблагодарить или даже нахамить. А вот литературное начало и чувство юмора – это от матери, Евгении Яковлевны. Когда она была беременна, то очень много смеялась и шутила. Так что искрометное чувство смешного у писателя буквально в генах.

Поэт Владимир Вишневский обладает удивительным чувством юмора





К несчастью, родители Владимира Вишневского уже покинули этот мир. Мать умерла из-за тяжелого онкологического заболевания, избавиться от которого не удалось даже с использованием лучших медицинских технологий. Отец ненамного пережил ее. Но эти несчастья в жизни Владимира произошли, когда он был уже состоявшимся человеком.

Юность Владимира Вишневского и первые стихи


В 1969 году юный Владимир поступил в Московский областной педагогический институт на факультет литературы и русского языка. Вскоре после этого, когда молодому человеку исполнилось 18 лет он решил сменить фамилию отца Гехт на фамилию матери . Именно в 1971 году мир узнал Владимира Вишневского.

Именно в свои студенческие годы Владимир Вишневский начал публиковать свои стихи. Тогда его творчество носило не только сатирический, но и лирический характер. Но публикации в прессе тогда были лишь эпизодическими.

Становление Вишневского-поэта произошло в середине восьмидесятых

Знаменитые одностишья Вишневского


По-настоящему знаменитым и узнаваемым (что редкость для современных писателей) Владимира Вишневского стали его одностишья. Этот оригинальный литературный жанр приносит ему успех вот уже около тридцати лет.

Владимир Вишневский: Одностишия


Первая книга стихов Вишневского вышла из печати в 1987 году. Тогда московское издательство «Правда» выпустило «Поцелуй из первых уст».
Вообще писатель отличается завидной плодовитостью. На сегодняшний день он издал более двадцати книг. Все одностишья – юмор и сатира «на злобу дня». Это отражается и в названиях его изданий: «Басни о родине», «Вишневский в супере».

Одним из самых «долгоиграющих» литературных проектов Владимира Вишневского стала линия книг: «Прожиточный минимум, или Как выжить красиво», «Быть заменимым некрасиво. М., АСТ «Зебра Е», «То Есть (Быть заменимым некрасиво. Перезагрузка)», «Владимир ВИШНЕВСКИЙ САД (Быть заменимым некрасиво.ПЕРЕперезагрузка». Эти книги выходили в период с 1995 по 2011гг.

Владимир Вишневский в кино и на телевидении


Особая популярность юмористической поэзии Владимира Вишневского появилась после того, как он начал появляться на телеэкранах. Широкой публике он известен благодаря юмористическим программам. Часто он появлялся в передаче «Аншлаг», ведущей которой уже много лет является Регина Дубовицкая. Там он появлялся вместе с такими звездами юмора, как Аркадий Арканов, Алексей Каневский, Владимир Винокур, Елена Воробей и др.

Владимир Вишневский. Мой герой

Владимир Петрович стал популярным не только благодаря своим одностишия. Он часто появлялся на экранах кино и телевизоров.
Кинокарьера Владимира Вишневского началась в 2001 году. За 13 лет он сыграл более, чем в 20 кинокартинах.

Он исполнил главные роли в фильмах «Бомба для невесты», «Секрет фараона», «Love — Сервис». Часто Владимир Вишневский играл мошенников или аферистов. А в сериале «Москва. Три вокзала», он сыграл отчасти даже самого себя, исполнив роль Яблокова. В копилке актера-поэта еще полтора десятка второстепенных ролей и несколько эпизодов в сериалах и кино.

Поэт Владимир Вишневский сегодня много работает на телевидении





В 1995 году, Владимир Петрович попробовал себя в роли телеведущего. Тогда на канале НТВ стала выходить программа «Вишневый сад». После этого последовали новые телевизионные проекты. Вишневский переходил с одного канала на другой и вел такие проекты, как «Парк юмора», «Поэт на доверии». Владимир Вишневский является членом Евразийской телеакадемии и членом Гильдии актеров России.

Владимир Вишневский не только пишет, но и читает. Не только для себя, но и для широкой публики. На сегодняшний день большой популярностью пользуются аудиокниги, которые озвучивал Владимир Петрович. Наибольшими поклонниками в этом случае стали дети, ведь писатель озвучивает энциклопедии и книги сказок.

Владимир Вишневский сегодня, личная жизнь


В настоящее время Владимир Петрович живет в Москве. Он женат. Его избранницей стала Татьяна Йоффе.

С будущей супругой Владимир Вишневский познакомился в теперь уже далеком 1997 году на дне рождения у своего друга, главного раввина Москвы Адольфа Шаевича. С тех пор пара вместе. Своей супруге писатель посвящает свои стихи:

«Ты мне — жена от Бога, от раввина. Не лучшая моя, но — половина».

На сегодняшний день Владимир Вишневский является одним из самых цитируемых российских современных писателей. Одна из самых популярных его строчек: «О как внезапно кончился диван».


Антон Алексеев
редактор


Обнаружив ошибку в тексте, выделите ее и нажмите Ctrl+Enter

Поэт Владимир Вишневский: краткая биография, фото

Поэт Владимир Вишневский, о биографии и творчестве которого пойдет речь, фигура, несомненно, оригинальная и узнаваемая в среде российских литераторов. Помимо своего поэтического творчества, он известен как актер, телеведущий, шоумен, юморист, иными словами, как человек, работающий на публику. Итак, изучим его жизнь подробнее.

Детство писателя

Владимир Вишневский появился на свет в Москве, в августе 1953 года, в семье коренной москвички Евгении Вишневской и украинского еврея Петра Гехта, инженера-ракетчика из Новограда-Волынского. До восемнадцатилетия Владимир носил фамилию отца, но после сменил ее на материнскую, под которой и стал известен России как поэт и телеведущий.

По утверждению поэта, от своих родителей он получил в наследство только лучшие качества: от отца – умение помнить добро, благодарить и не хамить, от матери – искрометное чувство юмора, оптимизм и склонность к литературной деятельности.

Юность и первые поэтические пробы

В принципе, биографию Владимира Вишневского можно изложить достаточно коротко. Поступив в 1969 году в Московский педагогический институт имени Крупской (после неудачных попыток попасть в Литературный институт), будущий поэт успешно окончил факультет русской литературы. В годы студенчества он начал приносить свои стихи в редакцию периодических изданий, где их публиковали, но лишь эпизодически. В те годы его творчество носило в основном лирический и сатирический характер. Постоянной публикацией начал заниматься лишь в 80-х годах.

После окончания института Владимир Петрович Вишневский, биографию которого мы рассматриваем, ровно год служил в Советской армии в Ленинакане, работал рядовым механиком. Девятнадцатилетним впервые побывал за границей – в Германии в компании стройотряда.

Вишневский – автор песен и телеведущий

С середины восьмидесятых поэт писал песни на музыку известных советских композиторов, которые в итоге не стали широко известными, но тем не менее вошли в постоянный репертуар некоторых исполнителей. Интересным моментом в биографии Владимира Вишневского является то, что в начале 90-х он был ведущим различных телепередач: «Складчина», «Вишневский сад», «Поэт», «Парк юмора» и других. Один телевизионный проект следовал за другим, и Вишневский переходил с канала на канал. Совсем недавно, в 2017, создал авторский проект на телеканале «Сарафан» — «Ненапрасные слова с Владимиром Вишневским». Стоит отметить, что поэт состоит в Евразийской телевизионной академии.

Изобретение оригинального литературного жанра

Вплотную литературной деятельностью поэт занялся с 1981 года, но постоянно публиковаться начал лишь с 1985.

Наибольшую известность Владимир Вишневский, краткую биографию которого мы рассматриваем, получил в связи с изобретением им авторского жанра – одностиший. Все произведения такого рода – ироническая сатира и юмор «на злобу дня». Особенную популярность они начали приобретать после того, как поэт стал появляться с ними в различных юмористических телепередачах, например в «Аншлаге» с Региной Дубовицкой. Поэтическая деятельность Владимира Петровича Вишневского сочетает в себе виртуозную импровизацию и юмор. Фактически его одностишия уже стали неотъемлемым элементом российского фольклора, почти моментально расходясь на крылатые выражения. Иногда выражения настолько сильно вплетаются в городской фольклор, что самого автора уже и не помнят. Кажется, что у поэта есть одностишия, что называется, на любой случай жизни. По утверждению самого Вишневского, такого рода остроумие он, несомненно, унаследовал от своей уникальной мамы.

На сегодняшний день издано более 20 стихотворных сборников Владимира Вишневского – «Поцелуй из первых уст», «Басни о родине», «Московская прописка», «Фарманный кормат» и многие другие книги.

С 1995 по 2011 год выходила известная линия книг «Быть заменимым некрасиво».

Владимир Вишневский не единожды признавался одним из наиболее часто цитируемых писателей России благодаря точности и меткости его стихотворного языка. Поэзия его вошла в сборник «Строфы века».

Вишневский-актер

Началом кинокарьеры Владимира Петровича стал 2001 год. В общей сложности за свою жизнь он принял участие в съемках более 25 фильмов. Среди картин, где он сыграл главную роль, стоит упомянуть ленты «Бомба для невесты» и «Love-сервис». Чаще всего Вишневский играл второстепенных и эпизодических персонажей — аферистов и мошенников, а иногда и самого себя (детектив «Умник»).

Проекты и награды поэта

Поэт на данный момент — член многочисленных союзов. Владимир Вишневский является членом Союза писателей СССР (а также аналогичного московского союза) и Гильдии актеров России. Кроме того, он Действительный член Российской Академии юмора, участник Российского еврейского конгресса и носитель многочисленных государственных наград за различные гражданские и творческие заслуги.

С 2010 года Вишневский в сотрудничестве с художником Рыбаковым претворяет в жизнь идею проекта «Изостишия», который был представлен на нескольких крупных московских выставках.

С 2014 года Владимир Петрович проводит авторскую программу по оптимизации российского общества, пропагандируя улучшение русского языка и его осовременивание.

В 2015 участвовал в проекте «Быть поэтом».

В 2017 году создал программу чтения любимых стихов.

Кроме всего прочего, Владимир Вишневский озвучивает аудиокниги, которые пользуются большой популярностью у слушателей, особенно у детей, потому что в основном поэт занимается чтением сказок и энциклопедий.

Также Вишневский выступает с сольными поэтическими программами, такими как «Избранное для избранных».

Личная жизнь Владимира Петровича Вишневского

Женат на Татьяне Йоффе, с которой познакомился еще в 1997 в гостях у главного московского раввина, своего друга Адольфа Шаевича (чему и посвятил соответствующее ироническое одностишие). Пара поздно завела детей, лишь в 2008 у них родилась дочь, которую назвали Владой, так Владимир Петрович стал отцом в 56 лет.

В настоящее время Владимир Вишневский, биографию которого вы узнали, вместе с женой живет в Москве, востребован и любим как поэт, телеведущий и шоумен. Стоит отметить, что после выступлений он охотно дает автографы, и любой может купить сборник поэзии, подписанный самим Вишневским.

«За границей я обнуляюсь» – Огонек № 32 (5528) от 27.08.2018

Из печати вышла новая книга Владимира Вишневского. «Огонек» поговорил с основоположником постсоветской школы одностишия о том, может ли язык способствовать социальному примирению

Новая книга Вишневского «Все больше людей нашу тайну хранит…», как и предыдущие, оформлена как перформанс; это не просто сборник строк, это метавысказывание; автору важен каждый знак, каждая точка, пробел и пунктир — словно бы он хочет использовать какую-то до сих пор скрытую энергию языка. В манере Вишневского есть редкий дух миролюбия и коммуникации, он выглядит предтечей языка примирения в непримиримых обстоятельствах.

— У меня, чье детство пришлось на перестройку, такое ощущение, что вы были всегда.

— Спасибо, конечно, но моя первая книжка вышла в серии «Крокодила» с названием «Поцелуй из первых уст» как раз в 1987 году, знаменуя для меня перестройку…

— То есть до 1987 года вас как поэта не существовало?

— Скажем так, меня и не было, и бывало… Я очень долго работал молодым поэтом. Печатали меня неохотно. Чтобы вышла книжка, нужно было получить рекомендацию от Всероссийского совещания молодых писателей. О, попасть туда — почти предел желаний!.. И в 1984-м это сбылось. Если ты писал в анкете: «Участник Совещания молодых писателей», это было как титул, пропуск дальше, как сказали бы сегодня, «зачетно»… Мне, с моими врожденно-анкетными недостатками, важно было хотя бы удержаться в «творческой молодежи». Для того чтобы вышла подборка стихов в журнале, нужно было иметь «паровоз» — правильное, желательно верноподданническое стихотворение. У меня имелось одно-единственное, причем искренне написанное. На моей первой доинститутской работе был беспалый мастер, и я каждый день, пожимая ему руку… Словом, стихи заканчивались так: «Каждый день, будний день начинался в Отечестве причащением Отечественной войне». Эти простодушные стихи могли выполнять «паровозную» функцию. «Паровоз» вытягивал за собой в печать всю подборку, где дозволялось уже и про личное, про ударную любовь, а не стройку… Наш незабываемый руководитель студийного семинара Вадим Сикорский (хороший поэт и прозаик!), заботливо выверяя нам тактику, иронизировал про стихи, «радующие сердце любого редактора». То есть про партию и комсомол. Но у меня таких стихов не было.

— Вы всегда тяготели к минимализму? Не было ощущения, что с вашими стихами что-то не так, что они какие-то неправильные?

— В пору затянувшейся юности я писал… Есть такой сомнительный термин «добротные». Да, добротные лирические стихи. В конце концов, у меня в эти годы была любовь. Что и выплеснулось аж в две книжки. Которых она, естественно, не прочитала… Позже я понял, что лирические стихи не принесли бы мне известности. Но специально я ничего не просчитывал.

Небо само вывело на стезю, дав возможность найти скромную территорию, где я не просто идентифицирован, но стал заметен, как-то состоявшись.

И как это случилось?

— Я к тому времени уже вовсю писал иронические стихи. Печатался в «Литературке», в «Московском комсомольце», в отделе «Сатира & Юмор». Однажды я затеял стихотворение о том, как у выдуманного поэта с говорящей фамилией Скунсо вышла в свет книжка, и я попытался представить ее оглавление. Ну, например: «Бывало, в первый день в пансионате…» или «Как холодит ладонь бутыль кефира…», «Не то уж натяженье гамака…». И вдруг я понял, что каждая строчка приобретает некоторую самоценность. И увидел, что я могу это усилить. Одним из первых моих одностиший было — естественно, с приветом классику — такое: «И долго буду тем любезен я и этим…»

— Вот говорят — постмодернизм. На самом деле в 1990-е просто стало необязательно что-то рассказывать до конца. «Да-да, понятно, все ясно, проехали!..» Вот с чем ваша манера совпала. И еще: слово «поэт» в конце советской эпохи было скомпрометировано, а вы были как бы антипоэт, который высмеивал сам статус придворного поэта.

— Как сказали умные люди, я удивительным образом совпал с эпохой клипового сознания. Когда на вторую строчку ни у кого уже не было ни времени, ни желания. «Нет времени на медленные танцы». И я словно написал на своем знамени: раз уж назвался поэтом в «быстроЭру», то изволь успеть сказаться и одной строкой, пока не долетел предмет из зала… «Ты мне роди, а я перезвоню», «Любимая, да ты и собеседник?!.» «А скольких медсестер вернул я к жизни!» — вот самое известное из тех лет. А если еще не привыкший зал не понимал «Любви моей не опошляй согласьем…», то я исполнял «верняк»: «Кишка тонка, зато она прямая!» А непереводимое сегодня «Давно я не лежал в Колонном зале», «И вновь я не замечен с Мавзолея» — было понятно только в те времена. Короче говоря, к середине 1990-х, задолго до появления слова «тренд», я таковой внедрил. При этом, когда про меня говорят «основоположник жанра», я отвечаю: нет, моностихи в поэзии случались много раньше. «Покойся, милый прах, до радостного утра» — это Карамзин; в дневниках Толстого — нечаянное: «Читаю Гете, и роятся мысли». И естественно, все культурные люди знают однострочие Брюсова: «О закрой свои бледные ноги». Меня прочно связали с жанром одностишия, с этим борюсь, но безуспешно — я стал вечным заложником строчки «О, как внезапно кончился диван». Эту строку, мне, конечно, грех принижать — она меня, так сказать, связала со всей страной… Идешь, к примеру, по рынку на исходе 1990-х, а тебя приветствуют с добрым кавказским акцентом: «О!.. Ну скажи, как быстро кончился кровать!..» И понимаешь, что у тебя встреча с читателем, чьим ожиданиям надо соответствовать…

— Другая эпоха. Сегодня на рынке вряд ли кто-то станет цитировать вообще что-либо…

— В городах еще пока цитируют, но на рынке почти нет, вы правы. Тут недавно инспектор ГИБДД одарил меня фразой, за которую я хотел заплатить ему три штрафа, но он не взял ни одного. Он идентифицировал меня так: «А, ну это вы еще цитатами пишете?..» Причем шутить он не собирался. Понимаете, я ведь человек (жаль, нет термина латинского) узнаваемозависимый! Поэтому я не очень люблю бывать за границей — я там обнуляюсь, становясь пожилым иностранцем. А Москва мне ежедневно либо дает, либо недодает сигналов осведомленности о моем усталом лице. Когда таксисты хотят мне сделать приятное, они говорят: «Что-то давно вас в телевизоре не видно». Город — абсолютный барометр. Я, конечно, всецело здешний человек, с потрохами, я погружен в нашенский контекст, подсажен на отечественную жизнь. Я во всем этом русском новоязе (оттого не менее великом) купаюсь, живу в нем и радостно, и печально…

— Не приходила вам такая крамольная мысль, что русский язык, к сожалению, к коммуникации и к современности не очень приспособлен?

— Мы живем во времена, когда обращение «уважаемый» из уст полицейского звучит как угроза. Я уж не говорю о том, что еще в тех самых 1990-х бизнесмены, когда не могли договориться, не разрулив «конфликта интересов», произносили в конце: «Ну ничего, Земля круглая». Казалось бы, констатация географического факта. Но у нас это угроза!..

— У нас, кажется, уже любая фраза звучит как угроза…

— Да, время тревог. Когда мы утром слышим фразу «как только что стало известно» или «сегодня в России вступил в силу указ» — ну разве может быть дальше что-то хорошее? Только нам сразу понятно, что означает безглагольное словосочетание «в подъезде собственного дома». Ибо дальше последует: «Скорее всего, это связано с его профессиональной деятельностью». Мое безумное открытие состоит в том, что сегодня в языке СМИ вообще оговорок нет. Когда звучит как бы неловкая фраза «но что-то пошло не так», это не оговорка, это алгоритм новейшей истории. У нас каждый день что-то идет не так, из чего и складываются «не самые лучшие времена». Я коллекционирую знаковые оговорки. Когда вице-премьер в драматическом контексте произносит: «Шторм начал интенсивно утихать» — это же поэзия. Или вот комментарий чиновника департамента здравоохранения: «…Но женщина умерла на фоне оказываемых ей медицинских мероприятий». На фоне!.. А как отжигают пресс-секретари силовых ведомств: «Девушка пыталась скрыть преступление путем проглатывания ювелирных украшений». Возможно, и мы живем «путем проглатывания» ежедневных обид…

— Подарю вам еще одну фразу, бывшего губернатора Калининградской области Бооса: «иерархировать по приоритетности».

— Ну это еще ничего, инновационно, может, и не без иронии тайной… У меня любимый пример трехлетней давности, привожу наизусть: «О решении заморозить пенсионные накопления на 2015 год стало известно 6 августа. Как рассказал тогда министр труда, продление моратория не связано с дефицитом пенсионной системы, а направлено на усиление ее солидарного характера». Я министру лично благодарен за то, что оснастил меня алгоритмом — вот как надо отвечать жене на вопрос: «Где ты был?»

Вы не размышляли над тем, что сам язык словно бы помогает не говорить правды, не отвечать впрямую…

— Напротив! Для тех, кто еще слышит, наш сегодняшний язык тех же чиновников буквально раздевает. Один высокопоставленный государственник, которого я пригласил на свой вечер, ответил мне, благосклонно улыбаясь: «Да-да, я как раз за то, чтобы поддерживать такого рода контакты!» Понимаете, я для него «контакт такого рода». Причем он не виноват, что так выражается — так устроено его мышление. Знаете, как в советскую эру завхозы в пионерлагере говаривали: «Сегодня у меня что? Вторник?..» — с интонацией хозяина мира, Вселенной. Недавно с экрана из уст высокого чиновника прозвучало: «Но, как всегда, нет ясности по людям». У меня само, непроизвольно написалось стихотворение с этим рефреном: «Любимая, давай вдвоем побудем!.. Но — как всегда, нет ясности по людям». Я посматриваю телевизионные ток-шоу, одни и те же персонажи, записные спикеры, платные эксперты-патриоты. У каждого уже свои театральные амплуа — если не травести, то «плохиш» для битья… О, это весьма показательный языковой полигон! Я недавно даже составил нечто вроде пособия-разговорника, как выглядеть солидно в ходе подобного реалити: сначала зачин «Наивно было бы полагать…», потом резюме «А в итоге мы имеем то, что имеем!». Трогательно, когда патентованные болтуны призывают: «Давайте же будем честны». Далее все сплошь с государственническим подтекстом: «Мы с вами должны четко понимать…» А военно-прикладники ввели в обиход это «Учите матчасть!», чтобы победно пригвоздить противника. Еще есть знаковая фраза, унижающая оппонента: «Чтоб вы понимали». Сам говорящий несет, понятно, высшее понимание, которым милостиво делится с нами: «Это стул, чтоб вы понимали!»

— Язык амбивалентен — он приспособлен как для добра, так и для зла. Возможно ли перенастроить от агрессии к доброжелательству?

— Во времена, когда слово «волеизъявление» зазвучало фальшиво, язык — наше реальное и, возможно, последнее право выбора — выбора хотя бы слова, интонации… Язык, как это ни азбучно, незаменимый инструмент для того, чтобы договариваться. Возможности языка бесконечны, а мы их и на треть не используем. Кстати, это только на русском так сказать можно: «Ведь я тебе практически не вру». Что означает ровно наоборот…Да, язык возможен и со знаком плюс, и со знаком минус — это сила убойная. А вот как переключить регистр — вопрос. Есть такая фраза: «Ну нет, так это не делается — тут надо садиться и разговаривать». Как ни банально, нужно действительно садиться — и разговаривать. Во времена, не раз уже нами помянутые, серьезные люди говорили грозно: «Следи за базаром». Такое ощущение, что сегодня не мы за ним, а словно он, этот «базар», за нами приглядывает, помыкая.

— И что делать?

— Нужно пытаться с помощью того же языка — на русском! — разруливать, развернуть ситуацию в свою пользу, я даже посвятил этому одну из своих книг, «Ноу-Хаус» (2016). Как сделать эффективный комплимент, как обращаться с просьбой, не унижаясь, как мгновенно снять социальное напряжение, как отразить хамство и не потерять лица… Наконец, как правильно, культурно, но эффективно конфликтовать — без распальцовки, угроз и проклятий. К примеру, можно улыбаясь и как бы миролюбиво произнести: «Простите, а какого рода неприятности вы предпочитаете?» Еще я придумываю обескураживающие, сбивающие агрессора с толку вопросы, благо на это так вдохновляет язык СМИ, вслушайтесь: «Знаете что, давайте не переступать грань между содействием и пособничеством!..» Абсурд. Но важно, чтобы человек, который этого заслуживает, заволновался, что его подозревают в неблагонадежности.

Беседовал Андрей Архангельский

Весь ужас в том, что нас сейчас поймут / Персона / Независимая газета

Владимир Вишневский о вышивании книги, фундаментальном эротизме моностиший и ставке на энергию сожаления

Наглядный пример слияния слова и изображения.


Коллаж из арт-проекта Андрея Рыбакова


и Владимира Вишневского «Изостишия»

Владимир Петрович Вишневский (р. 1953) – поэт, актер, телеведущий. Окончил факультет русского языка и литературы Московского областного педагогического института. Широко печататься начал с середины 1980-х. Как телеведущий вел с 1990-х годов множество программ на ТВ. Снялся более чем в 25 фильмах. Широкую известность получил благодаря ироническим стихам и моностишиям. Автор 25 поэтических книг. Стихи вошли в антологию «Строфы века». Автор работы «Язык телевидения как уникальный кладезь экспрессии для практикующего поэта» и шоу-трактата «ВЕЛИК, МОГУЧ, СВОБОДЕН=как мне ДОРОГ! – ЯЗЫК, где НЕТ СЕГОДНЯ ОГОВОРОК+вопросы я з ы к о З р е н и я». С 2010 года в соавторстве с художником Андреем Рыбаковым реализует арт-проект «Изостишия». Лауреат премий «Золотой Остап», «Золотое перо России» (2002, 2015), национальной премии «Любовь народная», Союза писателей Москвы – «Венец».


В этом году у Владимира Вишневского вышла очередная книга, озаглавленная его знаменитым моностишием «Все больше людей нашу тайну хранит». Компактная, яркая и нешаблонная, выполненная путем витиеватого смешения искусств – стихотворного, афористического, графического, драматургического и художественного, – она выразительно и объемно подает сложную личность автора. С Владимиром ВИШНЕВСКИМ побеседовала Елена СЕМЕНОВА.


– Владимир Петрович, несмотря на все ваши яркие ипостаси – от кино до шоуменства, – с поэтической стороны вы широко известны в народе именно как автор моностихов…


– Обычно «в этом месте» я, живя в режиме перманентного интервью, почти истошно (и безуспешно) пытаюсь напомнить, что в знаменитой антологии «Строфы века» поэт Вишневский представлен именно лирическими стихами, причем канонической протяженности. Но что да, то да: Одностиши-Я. И соотечественники при встрече в городе или аэропортах мира цитируют чаще всего «моностихи», даже и не ведая о таком термине… И грех мне на это сетовать! «Спохватывая себя», неустанно благодарю жизнь/небеса за эту Возможность, за территорию, где меня легко идентифицировать. То, что я поэт – какой-никакой, – могу уже никому не доказывать. А одностишия сделали меня небезызвестным – и спасибо им. Включая то, самое популярное «О, как внезапно кончился диван!», которым друзья-поздравители/эстеты/издатели меня почти уже затравили… 


– Извините, но я восхищена вашими произведениями именно в этом жанре, поэтому позвольте задать еще вопросы о них. Не вспомните ли вы, когда сочинили первый моностих? Какие считаете вашими главными удачами? Что для вас важней и фундаментальней в моностихе – ритм, интонация, ирония, эротизм? 


– Почти процитирую автобиографию… Как-то, в прошлом веке и еще до книг, когда в статусе хронически молодого поэта я уже бодро печатался в разделах иронической поэзии столичной периодики, я задумал/замутил сочинение о том, как у поэта с говорящей фамилией Скунсо (сегодня я такую использовал бы разве что в качестве пародии на юмор остряка-искрометчика) вышла в свет книжка. И вот я представил себе и людям ее оглавление. Ну, например: «Бывало, в первый день в пансионате…» или «Как холодит ладонь бутыль кефира…» И элегическое «Не то уж натяженье гамака…». И вдруг я понял, что каждая строчка, как бы являющаяся начальной стихотворения, имеет некоторую самоценность. И увидел, что могу это усилить. Одним из первых моих признанных одностиший был «салют» классику: «И долго буду тем любезен я, и – этим…» (знаково, если не пророчески оказалось). И – пошло-поехало… А вот, кстати, из ранних, развивая вашу изящную мысль, с «фундаментальным эротизмом»: «И тут она увидела, что он…» Само одностишие как форма уже эротично, хотя бы в силу ритмизованности, а не только почти неизбежного многоточия… Что же касается перечисленных составляющих, то важно все, и не всегда можно так вот разъять условную гармонию такой алгеброй (хотя в отдельных случаях ирония, как ни странно, может и не доминировать). Что до явных удач, то их мне подсказывают пока практически из любого зала: от «Был отвергаем, но зато – какими!» до «Любви моей не опошляй согласьем». Так что не буду заниматься мелочной «самоцитацией» своей «недлинки», ограничусь названием новой книги – «Все больше людей нашу тайну хранит». Если же отвечать кратко – а как же еще?! – важнее/фундаментальнее всего, как ни банально – поэзия это или нет… Ночевала ль?.. 


– Но все же ощутимо, что юмор и ирония – почти обязательные составляющие ваших моностихов. Без этого они так красиво не «заиграют». А как же быть с теми моностихами, в которых печаль, грусть, смерть? Ведь и такие тоже вы пишете? 


– Я их преимущественно не пишу, а проживаю – в экстремальные моменты любви и дружбы… Не буду описывать в подробностях встречу спустя годы четверых друзей, живущих уже в разных странах, когда со щелчком выключателя в прихожей пустующей квартиры у одного из нас вспыхнуло в голове, в душе ли: «Уж некому сказать: «А вот и мы!»… Есть и другие примеры – в той же книге… Но ваше «так ощущаю» точно отражает все еще традиционное восприятие однострочий как заведомо ироничной/экзотичной формы… «Как важно оборвать стихотворе!..» 


– Когда вас читаешь, возникают ассоциации с Игорем Губерманом… 


– Нет! Вот только с этим «классиком» ассоциировать я отказываюсь! С некоторых пор… Извините. 


– Хорошо. Но есть другие. Например, поэт Герман Лукомников… 


– Вот это вполне приятное и неожиданное имя! Представляю, сколько пытливых читателей «НГ» пробьет его и – откроет для себя нового поэта… А не иного… 


– Вы все, включая «запиканного» вами Губермана, работаете в лаконичной и смешной форме. И вместе с тем я ощущаю, что все вы – поэты разных ниш, у каждого своя аудитория. Ощущаете ли вы общность с этими поэтами? 


– Я готов быть в профессиональном родстве с поэтами, которых интересно и читать глазами, и слушать со сцены… И чтобы зазор тут был минимальным. Ведь публичные выступления – часть моей работы и даже зарплаты… Вдруг вспомнились стихи Маяковского о любви, означающей еще и «срываться, ревнуя к Копернику, его, a не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником…»… 


– Вообще, моностих – это здорово. Короткая фраза, вмещающая в себя глобальный концентрат мысли. Возможно, именно благодаря краткости и удельному весу она всколыхивает ментальные дебри. Я так понимаю, вы пишете много, но в итоге происходит отсев. Случалось ли у вас, что вы считали моностих отличным, но он не обрел популярность? 


– Случалось чаще наоборот… «Нет времени на медленные танцы» стал «проектобразующим» для Леонида Парфенова на «том» НТВ (где, кстати, вышло и мое ТВ-собрание сочинений «Вишневский Сад»: это когда знаменитости согласились исполнить по строке). Пока не забыл, сверкну одной самозащитной цитатой из Яна Парандовского, автора моей любимой книги «Алхимия слова» (с которой мягко рекомендую ознакомиться всем писателям, не только начинающим), и это «ЦИТАименноТА»: «Иногда поэты задумывались: а не следовало бы остановиться, написав первую строку, словно бы посланную с неба? Зачем добавлять вторую, которая обычно дается с трудом, ценой всех капризов и случайностей, навязываемых рифмой? Не выглядит ли временами эта вторая строка так, будто ее нам подсунул злобный и коварный враг, чтобы разрушить очарование первой строки? Если такие однострочные стихи восхищают нас в записках и черновиках поэтов, издаваемых после смерти авторов, то почему не закрепить за моностихами право на самостоятельное существование? Однако никто из поэтов на это не отваживается…» Можно, конечно, мне и поуглубляться в «ментальные дебри», но более сведущие люди в свое время уже все сформулировали: автор, сатанинским образом совпав с эрой клипового сознания/мышления, нечаянно создал тренд (задолго до этого продвинутого слова), подсадив русскоязычный мир на однострочную поэзию. При этом я подчеркиваю, что не явлюсь первооткрывателем в чистом виде и салютую классикам – и Карамзину, и Брюсову… 


– Не могу не спросить о поэтах, которые для вас важны. Интересно бы услышать и о поэтах ушедших веков, и о современниках. Как вы относитесь к Маяковскому, ведь художественные работы с вашими моностихами по методу подачи перекликаются с Окнами РОСТА? Хотя, конечно, логично бы было определить их как «антиплакат», ибо в них нет никакой пропаганды. 


– Позвольте расценивать кое-что из вашего массивно-ёмкого вопроса так же, как нормально-читательское ИМХО с потенциалом сотворчества… Все, что явлено в слове, можно счесть и пропагандой (например, «хорошего вкуса»), и жанром плаката надлежит владеть, и лучшее из Маяковского чтить… Я, знаете, когда у меня дочь родилась, написал жене наставление: «Должна забыть ты, чо такое «спать»: ты – Мать». Вспоминается и более «общественный» пример: двадцать один год назад юбилейная столица была местами оформлена щитами с моим, ставшим даже знаменитым «Пусть я не мэр, но я – обеспокоен…».


Поэт поэтов для меня Александр Блок. Это в 14 лет со мной произошло… Я его стихи даже в своей чтецкой программе (из примерно 50 поэтов) наизусть исполняю и, как считают, по-новому. Но сказать я хочу о поэтах либо незаслуженно забываемых, например, широко, но «безымянно» известных по одной кинопесне, таких как Александр Аронов («Если у вас нету тети…» из фильма «Ирония судьбы, или С легким паром!») или Алексей Дидуров («Когда уйдем со школьного двора…»). Аронов меня впервые напечатал и – наставлял. Через знаменитое дидуровское рок-кабаре «Кардиограмма» прошли многие из тех, чьи имена на сегодня на слуху, – от Дмитрия Быкова до Инны Кабыш… (Я помню, как стоило мне что-то написать, я звонил Алексею.) И дело даже не в том, что они мне многое дали и чему-то научили. Это значимые русские поэты. А есть еще и классик Николай Глазков, кого я не имел чести знать лично. А какой большой поэт, самобытный человек, скоморох… У Глазкова немерено прекрасных стихов. Ну, по памяти: «Затем, чтоб как деревья и трава,/ Стихи поэта были хороши,/ Учиться надо складывать слова,/ А не кичиться сложностью души». 


Но прежде всех – Евтушенко и Вознесенский. Это, наверное, последние поэты, которые являли собой некую гармонию – в моем юношеском понимании. Слава, любовь женщин, самостояние (про благо – уж и не говорю) – вот что значит быть в России знаменитым поэтом. (Так я был наивен, ибо молод.) Мне «выстраданно» повезло: с кумирами юности я в зрелости своей подружился. Более того, они мне стали друзьями и старшими коллегами, оказали уважение… Андрей Андреич посвятил мне стихи, а Евгений Александрович даже статью написал «Наш Сострадамус». У меня просто есть одностишие: «Да, я пророк, но я же Сострадамус!..» 


– Я знаю, что художники рисовали картины на ваши стихи. А как сложился этот проект? 


– На мои стихи рисовали прежде всего самодеятельные художники, то есть читатели, норовившие проиллюстрировать известные стихи (например, про палача – «Работа-то на воздухе, работа-то с людьми!»), нарисовать карикатуру «по мотивам». Но вот меня, что называется, «втянули»… И родился наш с художником Андреем Рыбаковым арт-проект «Изостишия». В релизах можно прочитать: «Стихотворный текст, лежащий в основе каждой работы, выполняется автором: поэт пишет пером, кистью, маркером, создавая уникальные шрифтовые композиции. Экспериментируя с цветом, формой, фактурой и ритмом, художник Рыбаков объединяет слово и изображение в единое целое». Пресса уже отмечала «оригинальные коллажи, способные не только восхитить, но и шокировать». Как оказалось, «любимые строчки Вл.В. теперь не просто передаются из уст в уста – их еще можно и увидеть». Восемь лет проекта – это более десятка выставок, кое-что из работ пополнило музейные и частные коллекции. К примеру, один коллаж так вот «звучит»: «Весь ужас в том, что нас сейчас поймут…» 


– Ваша новая книга «Все больше людей нашу тайну хранит» – это на первый взгляд конгломерат стихотворных мыслей, афоризмов, неологизмов, выстроенный в интересной комбинированной форме, где задействованы и элементы спектакля, и графическая игра. Возникает ассоциация с записями комментов в соцсетях – трансформация, обрывы, переклички. В общем, полифония. Как бы вы сами назвали такой жанр? 


– Поэтическая книга-перфоманс как жанр – догадка хорошая и лестная. Всякому, кто окажет мне честь и возьмет книгу в руки, чтобы перелистать, а то и прочитать, будет очевидно: при том нетривиальном макете, который выбран автором, и при понятной специфике разнокалиберного материала каждую страницу пришлось буквально «вышивать»! Поэтому книга имеет для меня высокую себестоимость в смысле работы: много времени надо было провести плечом к плечу с верстальщиком, и я, как на службу, ежедневно отправлялся в издательство. Характерно, что по ходу этого ответственно-радостного процесса родилось изрядно стихов, «с колес» влетевших под обложку!.. 


– На одной из кафедр русского языка защищена диссертация «Лингвистические особенности идиостиля В.П. Вишневского». Сознаюсь, что не читала. А какие особенности подмечены в ней? 


– А мне вот довелось прочитать и – спасибо автору Галине Верченко – узнать про себя много нового… Позвольте не грузить вас цитацией с использованием «наукотерминов» – «усечение словоформы», «обыгрывание иноязычных основ», «расширение парадигмы сравнительной степени прилагательного». Речь там по-научному суха, но в контексте смеховой культуры ведется о склонности автора к языковой игре, о работе с русской идиомой, клише и штампами СМИ… Ну и, конечно, о словообразовании, про неологизмы мои… Ведь выпустили еще и «Словарь языка произведений В.П. Вишневского», извините… Где уже много чего не хватает. Из новой книги: амбицепсы, клептовалюта, биткоитус, реноварварство, единорозги, перезагрусть, РосЦеликом, отзовисимость, грехопадерево… Или – из личного новояза и «эйфористики»: «оскорбление чувств ворующих», «паяцы одной руки», «рейтинг проклинаемости», «Приход зимы в столицу – снегатив». А в прозе, спровоцированной дискурсом, возможна своя сумасшедшая поэзия: «Наша задача как все еще влюбленных выйти на добрачный уровень интима»; речевой троллинг с грозной интонацией: «И давайте, вот что – не переступать грани между содействием и пособничеством!..», «И не надо тут вскрикивать в угоду своим болевым ощущениям!» Я убежден, что всё это не просто словесное «комикование», а выражает нечто очень сегодняшнее: «Всех многоруких проверять на шивость!» Ну, словом: «Шаблон разрывен – и матчасть/ Нас выучит, неровен час…» 


– Название шоу-трактата «ВЕЛИК, МОГУЧ, СВОБОДЕН=как мне ДОРОГ! – ЯЗЫК, где НЕТ СЕГОДНЯ ОГОВОРОК+вопросы я з ы к о З р е н и я» говорит о том, что важнейший для вас метод – это разрыв шаблона. Есть ли у вас творческий манифест? Если да, то каков он? 


– Пожалуй, есть, и это – как «Отче наш»… Со всей «энергией заблуждения» (выражение Шкловского) отстаиваю свое: на едином аварийном пространстве нашей уже объятной Родины самая успешная отрасль и самодостаточная стихия, самая экономная экономика и эффективная логистика – Русский Язык. Современный и тот, о котором процитированный Тургенев сказал сверх знакомого со школы: «Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома?» (Так вот он – больше чем повод для «уникально-нашенского» оптимизма…) Сегодняшний, но все более великий русский язык – территория свободного волеизъявления, это наше реальное право Выбора. Выбора слова. Которое в той или иной ситуации позволяет нам сохранить достоинство, выразить свою мысль (а она, будучи «изреченной», вопреки классику, не обязательно «есть ложь»), любой нюанс – хотя бы вот этот… Не умаляя ни один из «двунадесяти» великих языков, настаиваю на отдельной уникальности современного РЯ: он, как никакой другой, склоняет к словотворчеству. То статусно представляет персону, то раздевает ее, обнажая суть явления. Мой, увы, любимый пример пророчески-трехлетней давности – ответ из министерских уст: «Продление моратория на денежные накопления не связано с дефицитом пенсионной системы, а направлено на усиление ее солидарного характера». (Вот как надо отвечать супруге на вопрос «Где ты был?») А какие «правильные» глаголы царят – «отжать», «продавить», «прессовать», «слить». И несть числа примерам. Когда с экрана звучит уже ставшее мемом «но что-то пошло не так», это не оговорка – это алгоритм новейшей истории. Каждый божий день что-то идет не так, из чего и складываются «не самые лучшие времена». Как сказал тот же Глазков аж в прошлом веке: «Чем столетье интересней для историка,/ тем для современника печальней». Мне тут недавно дочь, восьми лет от роду, поздравляя с ДР, написала: «Я желаю тебе всегда оставаться наяву событий…» 


– Бывали ли случаи, когда ваш моностих, афоризм сыграли серьезную действенную роль в какой-либо человеческой истории? 


– У меня, конечно, скопилась некоторая почта и актив, откуда можно черпать нескромные примеры… Когда в 90-е приобрело популярность, и не только в столице, мое первое увесистое издание «Спасибо мне, что есть я у тебя», как бы застолбив жанр, я получил такое, к примеру, письмо из города Камышина: «Прочитал вашу книгу и женился». Есть и послание от читательницы по имени Света в стихах: «Спасибо Вам, что Вы на свете есть./ Но только жаль, что не на каждой Свете./ Спасибо, что не про мою вы честь –/ Вы честь мою не раз спасали этим». Храню и фото – его на автограф-сессии без слов вручила мне девушка, которая в курсе как минимум «Ты мне роди, а я перезвоню!» – с дарственным обещанием: «Я вам рожу – вот номер телефона!» Про то, что одностишия не раз и не два использовались как слоганы разных структур, я подробничать не стану, но есть и чистосердечно признавшийся в том, что мое «Делай, что должен, и будь!» он использует как личный девиз. Однажды, еще в «доновейшеисторическом» Киеве мне удалось, начав читать не те, а именно эти стихи, предотвратить начавшуюся было политическую драку с реальным мордобоем. (Про эффект моей стихотерапии мне время от времени напоминают, спасибо.) Тысячи людей, дотоле и не писавших, соблазнились так называемой «кажущейся легкостью» одностишия, пополняя собой легион последователей/подражателей. Но – ни одного случая, чтобы это кого-то сгубило или звездно прославило, мне не известно. Есть, впрочем, один единственно бесспорный «случай человеческой истории» – скромно моей… Как я написал/зафиксировал (кстати, общаясь с любимой), так и стараюсь худо-бедно следовать своему главному Моностиху: «Жить надо так, чтоб не сказали «помер»…» 


– Вы много лет в поэзии, на эстраде и телевидении, вас знает вся страна, у вас недавно вышла 25-я книга. Жизнь удалась, как говорится, – это все-таки приятное чувство, наверное?.. 


– Знаете, я бываю как гость на разных юбилеях, где уже стало штампом: на пике обязательно зазвучит великая песня «My way» в исполнении Синатры: на экране сменяют друг друга основные вехи жизни юбиляра. Вот он – мальчик в матроске, вот – в армейской пилотке, а вот – уже у своей нефтяной вышки, а вот – с Путиным на вручении… И все это «My way», и все подпевают (сгубили, короче, такую песню). Но это лишь подводка к суперштампу: выходит сам юбиляр и говорит, как принято не только в интервью: «Я не жалею ни о чем». Какие же вы эталонно счастливые, хочется мне вновь восхититься, а я вот жалею – и о стольком!.. О том, что не дерзнул – и не раз в свое время, о малодушии собственном, о не реализованных мной же пенальти, предоставлявшихся мне жизнью. И о том свидании с девушкой, которое прервал, потому что надо было ехать на выступление. (Вот этого точно никогда себе не прощу.) Я обо всем со-жалею, но с этим же надо что-то делать. И мне все чаще кажется, что только на энергии сожаления я и держусь – и, может, что-то еще успею…

Владимир Вишневский: «Как сладко быть поэтом!»

Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода — радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, и это новый выпуск программы «Культ личности», которую, помимо нашего сайта, вы можете смотреть на телеканале «Настоящее время». Эта программа не про тиранов, она про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на жизнь.

В гостях у меня сегодня поэт Владимир Вишневский.​

(Видеосюжет о Владимире Вишневском. Закадровый текст:

Владимир Вишневский — персонаж культовый, поэтому не пригласить его в программу «Культ личности» было бы преступлением против личности. Поэт-изобретатель своего собственного жанра иронических «одностиший», многие из которых превратились уже в фольклор, артист и шоумен, лучше которого представить и исполнить эти одностишия невозможно, человек с великолепным чувством юмора и даром импровизатора — он, действительно, такой один. Театр одного актера и жанр одного поэта.

Поражает упоение, с которым он играет в этом театре и сочиняет в этом жанре уже не первый, а третий десяток лет. Всегда с горящими глазами, всегда взахлеб, без антрактов и даже, кажется, без пауз.

Кому-то может не нравиться его эгоцентризм и даже нарциссизм — ну так все художники нарциссы, просто одни это стыдливо скрывают, а он — откровенно превратил в часть своего образа, смешав при этом с самоиронией, так что непонятно, всерьез ли он такой, сам в себя влюбленный, или это провокация, игра. Кто-то считает, что писать одностишия не фокус, почти любой сможет, это ведь не поэзия, а так, какое-то капустничество и балагурство. Ну, так попробуйте сами, сочините, но только так, чтобы хотя бы парочка ваших вирш разошлась на крылатые фразы и афоризмы. Вряд ли получится).​

​​Студия

Леонид Велехов: Знаете, что хотел у вас первым делом спросить? Что вы в себе вперед одно другого ощутили – поэтический дар или дар остроумия, чувство юмора?

Владимир Вишневский: Вы знаете, я хочу сразу оговориться с респектом и благодарностью к любому вашему вопросу. Конечно, когда ты имеешь опыт публичного отвечания на вопросы, интервью с любой степенью оригинальности, у тебя сложились какие-то личные штампы, к которым ты не можешь относиться без самоиронии, вспоминая собственное выражение, что самоирония – истинное серьезное отношение к себе. Хотя я призываю интеллигенцию – не частить с самоиронией, не жить в режиме постоянного самоиронизирования, рефлексии, потому что другие люди неправильно это понимают, как признак слабости. Так вот, конечно, я к словам «остроумие», вполне уместным в ваших устах, к себе не всегда отношу буквально, но тем не менее.

Отвечаю на ваш вопрос. Я родился у уникальной мамы (у папы другие достоинства), которая была уникальной в остроумии женщиной – Женя Вишневская.

Леонид Велехов: Серьезно?!

Владимир Вишневский: Да, серьезно.

Леонид Велехов: Я как раз хотел спросить – какие гены от мамы и какие от папы?

Владимир Вишневский: От папы одни гены, от мамы – другие. Утверждаю и повторяюсь – была удача родиться именно у своих родителей. Мне уже с этим повезло. Как я писал в автобиографии, это самый серьезный мой текст, который заканчивается абзацем: «Все, что я понаписал и не постеснялся обнародовать, тиражируемое, цитируемое и даже хвалимое, не стоит одной строки из новогоднего послания моей мамочки: «Я полюбила тебя, сынок, с первого взгляда…»» (Смех в студии). Вот так могла сказать только она. Она очень много смеялась, когда была на пятом месяце, как она рассказывала. Соблазнительно думать, что это предопределило мою судьбу. Она была уникальным в остроумии человеком. Но можно было по линии любого ее дарования двигаться. Они и рисовала хорошо. Задолго до слова «менеджер» была уникальных организационных способностей человеком. При этом она долго не работала, поднимая меня, заботясь об инвалиде-сестре. Так вот, конечно, чувство смешного и способность пошутить мгновенно, если мне это приписывают, это от нее.

Леонид Велехов: Что есть, то есть, не отнимешь.

Владимир Вишневский: Это от мамы, конечно, от мамы. Она могла так пошутить, о чем тоже мне доводилось рассказывать, что это могло стать, если уж говорить в категориях современности, репризой года. Я вам приведу пример. Это были 90-е годы. Я стал появляться на телевидении регулярно. И заехал к маме по дороге в Останкино (как говорится, «Останкино – как много в этом звуке, а взять его, все не доходят руки», и не дошли). И она спрашивает меня… У нас были абсолютно уникальные отношения добрые, дружеские. И я, слава Богу, успел оценить, пока она жила, что такое моя мать. Мы, как я написал, «успели сказать друг другу». Она сказала: «А куда ты бежишь? Что за программа?» Я говорю: «Программа «Тема» Гусмана». Она, естественно: «Какая тема?» Я называю тему, и сразу у наших уважаемых зрителей возникнет ассоциация с теми годами, когда в дискурс была вброшена фраза, ставшая, как бы сейчас сказали, мемом: «Секса у нас нет». Помните, познеровский эфир?

Леонид Велехов: Конечно!

Владимир Вишневский: Наша женщина, хотя, на самом деле, она не совсем так сказала, но неважно: «Секса у нас нет», что, в общем, было правдой. Мама говорит: «Какая тема?» «Секса у нас нет». Так вот моя мама, уже зная о том имидже, который мне пошили не без моего участия, сказала: «Вов, но ты там больше на себя не наговаривай». (Смех в студии). Вот так, как она сказала, я ничего в ту пору смешнее не слышал…

Леонид Велехов: Замечательно!

Владимир Вишневский: Поэтому маме – спасибо. А что касается стихов… Я рос на поэтах-шестидесятниках. Кумиры моего детства, Евгений Александрович Евтушенко, Андрей Андреевич Вознесенский, стали мне в зрелости старшими коллегами и друзьями. У меня свои были отношения с ушедшим Вознесенским. В минувшем году мы на могиле собирались в день его рождения 12 мая, читали стихи. Евгений Александрович Евтушенко, которого я боготворил, который в зрелости написал статью про меня

Леонид Велехов: И, по-моему, включил какое-то ваше стихотворение в «Строфы века».

Владимир Вишневский: Да, да, лирическое. Их пример дал великий соблазн – каково быть поэтом в России, в СССР. Я смотрел на Евтушенко и думал: «Вот каким должен быть мужчина, имеющий успех у женщин, славу, наверное, благосостояние, поездки». Вознесенского я осмыслил потом. Евтушенко выступал на работе у моей мамы, в Доме учителя, и поглядывал на часы. Я понимал, что он спешил на какое-то свидание… И вот он выступал – Америка, то, се. При его обаятельном, харизматичном эгоцентризме, когда он уже мог сказать, что американцы не бомбили Вьетнам, зная, что в тот момент он там. И меня их пример соблазнил. Как сладко быть поэтом! Мужчине — быть поэтом! Ну, конечно, первые опыты были – полный модельный ряд: снег, камыши, любовь. В 15 лет я это начал. Но поэтом поэтов для меня был и остался Александр Блок. Я писал стихи, которые мечтал напечатать в «Юности». Кое-что печаталось. Но как лирик я, возможно, писал бы, есть такой лукавый термин, добротную лирику. Сейчас я к ней вернулся. Но в 90-е годы я нашел ту скромную территорию, где меня можно идентифицировать – сплав лирики и иронии плюс еще одностишие.

Леонид Велехов: Откуда этот ваш совершенно своеобразный жанр и стиль, в котором вы работаете, взялся? Как он сформировался? Есть у него какие-то истоки и предтечи?

Владимир Вишневский: Конечно! Я очень бдительно, будучи далеко несовершенным человеком, отнекиваюсь оттого, что мне предписывают. Я в 90-е годы в силу удобства жанра одностишия стал одним из самых расхищаемых авторов. И даже сейчас мы будем судиться. Я, как говорят, не слишком интеллектуален, но это моя собственность. И когда моей известной строкой, допустим, называет кто-то книгу, не заботясь о том, что этому стихотворению 20 лет, то приходится отстаивать, поскольку скважин нефтяных у меня нет…

Что касается жанра. Получилось так, что я, действительно, в 90-е, задолго до этого понтового слова, создал тренд однострочной поэзии. Дальше уже накатанный ролик. Так получилось, что вот эта однострочная поэзия, одностишие, как мне сказали более продвинутые и умные люди, что с этим я сатанинским образом или счастливым образом совпал с эрой клипового сознания. Когда нужно быстро проявиться и сказать, когда, как я говорю, на вторую строчку ни у кого нет ни желания, ни времени. Изволь, Вишневский, проявиться одной строчкой. Изволь сказать: «Ты мне роди, а я перезвоню» или: «Любимый, да ты и собеседник».

Что касается истоков. Был Карамзин со строчкой — «Покойся, милый прах, до радостного утра!». Был классик Брюсов – «О, закрой свои бледные ноги». Я сам не сразу это понимал. Я, конечно, думал о ногах моделей, а это все-таки было про Христа сказано, как потом стало известно. Как сказал классик, с которым я дружу, который любит меня как сына, я просто его обожаю, Леонид Генрихович Зорин, справивший свое 92-летие… Он про меня делал такой пародийный доклад и сказал, что Вишневский «пошел по линии Брюсова вглубь этих бледных ног». Была менее известная однострочная поэзия. Такой замечательный поэт, живущий сейчас в Германии, экспериментатор, постмодернист, в лучшем смысле этого сомнительного термина, Сергей Бирюков. Но я не культивирую сейчас одностишье. Это имиджевая удавка, на которую я попался. Но не мне критиковать одностишия. Можно, конечно, вспомнить, как в 90-е идешь по рынку, и кавказское лицо, узнавая меня, говорит: «О, скажи, как быстро кончился кровать». (Смех в студии) Он по-своему излагает. И ты понимаешь, что у тебя встреча с читателем.

Леонид Велехов: Это реально так было?

Владимир Вишневский: Да! Этой строчкой травят меня. Я ей так благодарен, с одной стороны, но когда на юбилее подговаривают детей – пионерское приветствие, и взрослый им пишет: «Пусть будет подлиннее ваш диван,//Чтоб вы себя вовек не исчерпали,//Чтобы о вас однажды не сказали://»О, как внезапно кончился Вован!». Намеки понятны. Поэтому это все есть. И диван – это любимый, лакомый материал для разных поздравлений, капустников.

Но я хочу сказать, что я сейчас иначе немножко работаю с языком… Только в русском языке мужчина может сказать женщине: «Ведь я тебе практически не вру!» Это русский язык! Я говорю, что я только ухо, которому повезло, я менеджер по работе со словом, правда, эффективный менеджер. В русском языке такая плотность в одностишиях! «Тут я заснул, но было уже поздно»… Последний пример приведу, как сейчас с языком доводится работать. Я считаю, что можно изменить одну букву в каком-нибудь жупельном выражении, которым огревают друг друга, и получаем: оскорбление чувств ворующих. Но вот более поэтичный пример того, как можно сделать строчку. Взять выражение, на котором мы с вами росли: «стереть с лица земли» «Стереть с лица земли хотя бы слезы». Язык – это спасение.

Леонид Велехов: А первое свое одностишие помните?

Владимир Вишневский: Помню.

Леонид Велехов: Что это было?

Владимир Вишневский: Во-первых, я помню, как мне пришла в голову эта идея. Я печатался в «Литературной газете». Это была не нынешняя, а та самая газета.

Леонид Велехов: И это была 16-я полоса.

Владимир Вишневский: Да, 16-я полоса! Я принес туда стихи, которые Волин напечатал, Царство ему Небесное, в конце 70-х. И я стал их автором. Но я однажды написал такое ироническое стихотворение про поэта. И вдруг я понял, что некоторые строчки сами по себе забавны – «Бывал я первый день в пансионате», «И тут она увидела, что он…» Но строчка, с которой все началось, это все-таки с поклоном классикам. Это выражает концептуально много и в моей жизни – «И долго буду тем любезен я и этим». (Смех в студии). Вот она осталась.

Леонид Велехов: Я ведь не знал, что вы как-то были связаны с 16-й полосой, с этим знаменитым клубом «12 стульев».

Владимир Вишневский: Да! Это была прекрасная отдушина.

Леонид Велехов: Со знаменитым Евгением Сазоновым…

Владимир Вишневский: С Сазоновым в меньшей степени.

Леонид Велехов: Я для публики напоминаю такие знаковые элементы того, что такое была 16-я полоса…

Владимир Вишневский: Это классика юмористики. Вся сазоновская стихия прошла до меня. Там были прекрасные авторы – Брайнин, Владин, недавно ушедший, Резников. И в 90-е годы я ходил в «Литературку» как в прекрасный клуб. Там прекрасный вид на Покровку. Балкон. Сидит Волин, сидит Хмара. Это легенды «Литературной газеты». Представляли себе, что Кафка принес рукопись. И Волин, не глядя, говорит: «Ой, вы знаете, про насекомых мы не печатаем». (Смех в студии). Там милый все юмор. Это все вспоминается. И, действительно, было очень здорово. У меня была некоторая работа на договоре, ради хлеба насущного, хотя не только. Я почти уже нигде не работал, жил на вольных хлебах в профсоюзе литераторов.

Леонид Велехов: Что давало право нигде не работать.

Владимир Вишневский: Да. Соблазнительно равнять себя с Бродским. Имея опыт работы небольшой, просыпаться в понедельник и понимать, что тебе никуда не надо ехать, я для своего статуса придумал тогда формулировку, что я работаю без выходных.

Я и сейчас живу такой жизнью, не героизируя себя на фоне тех, кто занимается вынужденной деятельностью. Но я все время в ситуации, когда есть опасность облажаться в производственном смысле слова. Значит, нужно готовиться к выступлениям, нужно волноваться, нужно вогнать себя в режим ответственного волнения. Для меня часть жизни – это выступления. Я люблю это.

Леонид Велехов: Если не волнуешься, то ты кончился как артист, как ведущий.

Владимир Вишневский: Да! Я имею опыт провала, когда мне вручали «Золотого Остапа». Это бог мне дал по губам. Очень не хочется ни итоги подводить, ни нравоучать кого-то. Но вдруг ты понимаешь за определенной возрастной чертой, что в жизни, оказывается, было столько хорошего, чего могло не быть. И тебя это примиряет. Я понимаю – это не максималистский взгляд, но, тем не менее, вдруг понимаешь, что было хорошо. Ты уже довольно долго живешь. У меня были такие стихи: «Узнаю свой облик, дурачина//Вот и откровения по теме.//С каждым божьим днем моя кончина//Выглядит все менее безвременной». Надо жить. Но факт тот, что, конечно, хочется признаки жизни подавать. Столько не успеваешь. Я всю жизнь грешил, признаюсь. Я всю жизнь ставил какие-то очень выполнимые мелкие цели. А надо ставить невыполнимые цели.

Леонид Велехов: Как сказать! А вот Булгаков наоборот говорил: не надо задаваться большими целями.

Владимир Вишневский: Да? Я не знал этого! Спасибо за такое оправдание. Главный урок – это удача, в определенный период что-то поняв про себя, умение штрафовать себя на упреждение. У меня есть такие строки – «Теперь второе: по налогам. В неправедные — нас не впрячь. Я радостно хожу под Богом: всегда плачу налог с удач». Вот эта способность понять, что ты за все должен платить не в плане банального соответствия… Есть такая хорошая поговорка, наверное, американская, что «Если ты готов заплатить цену, очень часто ее не приходится платить. Но если ты не готов – ты заплатишь ее всегда». Вот эта зрелая готовность… Я знаю, что это очень хорошо, что этого нет у многих, что я на свободе и при жизни, как сказал Чехов: «Радуйтесь, что вы не в больнице и не в тюрьме. Если вас ведут в караульное помещение – радуйтесь, что не в геену огненную». Вот суть российского оптимизма.

Леонид Велехов: А если вам изменила жена, помните, как у Чехова, чему нужно радоваться? Радуйтесь, что она изменила вам, а не отечеству. (Смех в студии)

Владимир Вишневский: Да! То, что ты на свободе и при жизни, а не в больнице и не в тюрьме способен понять, как это хорошо, что ты можешь «из собственного дома выйти без пропуска», — в России это счастье. Вот мне вешают микрофон, меня гримируют, мной занимаются, мне уделяет внимание известный ведущий в вашем лице – это надо ценить.

Леонид Велехов: Но провалы были?

Владимир Вишневский: Провалы постоянные.

Леонид Велехов: Помимо постоянных, провал знаковый.

Владимир Вишневский: В 1995 году, 20 лет назад, я за книгу одностиший получил первую премию вместе с очень хорошим прозаиком, увы, уже ушедшим, Михаилом Успенским из Красноярска. Я, наверное, перегорел и плохо выступил. Мне похлопали. Но мы же с вами понимаем, когда выступаем нормально, а когда плохо.

Леонид Велехов: Конечно.

Владимир Вишневский: И на второй день я должен был исправиться. И я выступил еще хуже. Было два провала. Пока я не реваншировался через два года в том же зале, я не успокаивался. Просто я жил этими воспоминаниями. У меня есть такие стихи, хотелось бы, чтобы они были услышаны и одобрены нашими уважаемыми зрителями, ведущим.

«… И в обманчивом вялотечении

обозримого настоящего

не утрачивать ощущения

чрезвычайности происходящего».

Леонид Велехов: Хорошо сказано!

Владимир Вишневский: Ничего на халяву не пройдет, если говорить нормальным языком. Ничего! За все надо платить. Это необязательно должно к шизофрении привести. Но вот это ответственное отношение к жизни как к чему чрезвычайному, когда в любой момент… Я вспоминаю фильм нашего детства «Спартак»…

Леонид Велехов: Конечно! Кирк Дуглас, которому 100 лет исполнилось на днях…

Владимир Вишневский: Все фильмы нашего детства с Леонидом помнятся ярко и всплывают какими-то знаковыми эпизодами в нужный момент. Так вот, я вспомнил эпизод – тренажер первобытный для гладиаторов. Вот такой вал – верхняя палка и нижняя в разные стороны. Как они тренировались? Они пригибались, уворачиваясь от верхней палки и подпрыгивали, уворачиваясь от нижней. Чуть-чуть ты замешкаешься, ты либо получишь по лбу, либо по ногам.

Еще жизнь как научает. Поделюсь одним наблюдением. Вот когда есть риск не глобальный, на зов которого можно пойти. Простодушный пример, когда я был советским студентом, неплохо учился, сидел и истово готовился к экзаменам и сдавал, потому что усилия жизнь уважает.

Леонид Велехов: Совершенно точно!

Владимир Вишневский: Жизнь уважает усилия.

Леонид Велехов: Ты можешь не все билеты пройти, малую часть, но если ты готовился, отдача будет.

Владимир Вишневский: Вот, мы говорим с вами на одном языке и, значит, нас кто-то понимает!

Леонид Велехов: Абсолютно точно.

Владимир Вишневский: Обычно жизнь искушала как в студенческие годы? В день перед экзаменом, который был абсолютно святым – башка кругом, вдруг ты получаешь приглашение на день рождения или вечеринку, где будут девушки. И ты думаешь – пойду, не пойду. И идешь. И жизнь тебя вознаграждала за этот микрориск тем, что ты сдавал экзамен. Как говорил Курт Воннегут, когда судьба приглашает вас к танцам, если ты не последуешь, будет все нормально, но минус это. А если ты последуешь – будет все тоже нормально, но плюс это.

Леонид Велехов: Отлично! Говоря о каких-то источниках ваших, предшественниках, питающих ваше творчество, я бы, пусть это и покажется странным, упомянул Черномырдина. Это ведь был неиссякаемый источник для человека, который так любит слово, так любит с ним играть, как вы.

Владимир Вишневский: Я очень благодарен, что вы этого самобытного русского человека упомянули в плане языка. Я сейчас готовлюсь сделать доклад и хочу Черномырдину посвятить, его практике в языке, особый раздел. Когда он выступил с первым своим разговорным шедевром «хотели как лучше, а получилось как всегда», он был настолько хорош и уместен, что подозревали участие спичрайтеров в этом. Но дальнейшее пребывание Черномырдина в разговорной культуре доказало, что это он сам. Потому что он обладал уникальным алгоритмом. Он не мог говорить не смешно. Например, смотрите, как он строит фразу: «Мы не можем никому делать в ущерб себе». Понятно, что он имеет в виду. Я уж не говорю о том, наиболее комичный пример, как он, полемизируя еще в Верховном Совете, что называется, говоря по-русски, урыл оппонентов, фразой, в которой он совместил пространство и время: «Руки чешутся? Чешите в другом месте». Причем, как правильно про него сказало первое лицо на похоронах: «Вот он себя как-то так вел, никакого чванства. Он себя вел естественно, иронически». Я помню, с Гором он вышел утром в субботу на пресс-конференцию: «Ну, иди, покажись. Они хотят тебя видеть». Такой русский ироничный мужик мудрый, но без идеализации. Смотрите, какой интересный пример. Ему задают вопрос про историю. Знаете, как он отвечает? На самом деле, для тех, кто с таким же извращенным мышлением, как у меня, это дико смешно. Он говорит: «Ну, что история? И я не против истории, но не надо искажать!» У него история ассоциируется обязательно с искажением: «Я не против истории, но не надо искажать!» Это дико смешно!

А еще я ноу-хау даю, господа, друзья. Кто из вас выступает перед людьми на работе или на совещании, с трибуны или публично. Виктор Степанович Черномырдин так же, как Михаил Сергеевич Горбачев, дал уникальное ноу-хау, как выходить из любого спича, в который ты себя закрутил. Фраза гениальная! Причем, он не собирался острить, вот в чем прелесть. Он сказал: «Больше ничего говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу!» (Смех в студии) Причем, он уже знал, как он воспринимается.

Леонид Велехов: В том-то и дело. Я ведь считаю, что это все шло не от косноязычия. Этот человек был в одном лице и Зощенко, и персонаж Зощенко.

Владимир Вишневский: Абсолютно! Это, кстати, очень хорошее определение. Дело в том, что абсолютно отечественный персонаж.

Леонид Велехов: Абсолютно!

Владимир Вишневский: И конечно, финальная гениальная реприза, про кризис: «Ну, надо же никогда в мире такого не было, и опять произошло». Это все язык.

Леонид Велехов: А вот, как вы его называете, первое лицо. Его манера, его риторика вам нравится? Видите ли вы в ней самобытность?

Владимир Вишневский: У меня есть такие стихи, которыми я хочу себя прикрыть. Они, может быть, есть объективный ответ на ваш вопрос.

«…Как политолог, как

системный аналитик,

все предсказав — и крах,

и спад, и ход событий,

все объяснив и всем,

экономист, но практик, —

неэффективность схем

и кризисный характер;

вскрыв блеск и нищету

всех макроэкономик,

и как эксперт-историк

взглянувший з а ч е р ту;

не раз на день-другой

опережавший время, —

на все свой взгляд имея

признАю — я такой —

со всею прямотой:

В парилку — без белья,

а на мороз — одетым.

Как раз вот в этом я

согласен с Президентом!

Весенний небосвод

Да будет чист и ясен —

как раз вот в этом вот

я с Путиным согласен».

Это алгоритм некоторых людей. Я их не осуждаю. Так вот, я считаю, что Путин остроумный человек. У него есть свой алгоритм остроумия, когда он может сказать так: «Зима была теплой, но это не должно нас расхолаживать». Более того, я скажу страшную вещь, спустя годы. Это, конечно, печальное остроумие. В ситуации разговора с Ларри Кингом тогда под этим напором и в сгущавшейся обстановке вокруг этой трагедии, ответ на вопрос – «Что случилось с лодкой?» – из его уст был единственно правильный: «Она утонула». Это был ответ, скорее всего, не по существу трагедии, а именно ответ оппоненту. Спустя годы, после всех нормальных либеральных возгласов осуждений, видно, что с точки зрения полемической ситуации он был прав. У него есть свое говорение. Недаром столько мемов, которые он запустил. Знаете, как я говорю про значимую фигуру: «Он бросил фразу, не редактировал. Но рынок сразу отреагировал». (Смех в студии). А про себя я пишу проще: » Утром кофе лишь налью,//Мыслью голову неволю://»О, кому продать бы долю?!.»//Долю горькую свою…» (Смех в студии)

Леонид Велехов: Замечательно! Спасибо! Было страшно интересно. И главное, что наш разговор вышел на такие важные темы, как язык.

Владимир Вишневский: Спасибо, что от биографии меня увели. Потому что за то, о чем мы говорили, я вам очень благодарен. Вы мне дали возможность сказать о том, что меня волнует, о том, что все связано с языком. Потому что я сейчас этим, не впадая в пафос, живу и считаю это некоторой выстраданной удачей.

Леонид Велехов: Спасибо! Дай бог вам здоровья и успехов.

Поэт Владимир Вишневский: «Наша жизнь есть обход блокировок»

«Поэт, он подрабатывал стихами»

— Скажи, сейчас в России поэт все так же больше, чем поэт?

— А в 90 е из уст коллеги прозвучал и вовсе горький парафраз: «Поэт в России меньше, чем поэт». Не сочти за пафос, но в России — стране слов — «почва и судьба» дышат Поэзией, и она в любые времена будет рождать/воспроизводить поэтов, в том числе и равных этому званию… Я как-то залихватски изрек — с приветом кумиру детства Евтушенко: «…И пусть меня эстеты не спросили,/ своим примером всем им дам ответ:/ я подтверждаю, что поэт в России как минимум не меньше, чем поэт!»

— Ну и как живется поэту нынче на Руси, если он не Евтушенко? На жизнь хватает?

— Живется!.. И на мою — хватает. Хотя и хватать должно дальше, выше, сильнее. Главное — никого не нравоучаю — подавать признаки своей жизни: генерировать, писать, выступать, сниматься в кино, пока зовут…

— То есть у нас теперь как в Америке: поэзия тебя прокормить не может? Если ты не Бродский, конечно, после Нобелевской премии.

— Бродский преподавал, как известно, в университетах. Но к его фигуре я боле не приближаюсь, дабы избежать и намека на аналогии… «Поэт, он подрабатывал стихами» — обмолвился я как-то — и это оказалось алгоритмом существования для многих, включая меня. На гонорары и от востребованных книг прожить нельзя, и я живу и литературной, и публично-шоуменской деятельностью — выступаю, люблю и, говорят, умею это делать. Могу и церемонию провести — и не считаю сие низким делом. Мне есть куда возвращаться — в мой кабинет.

Но для меня уныние точно грех: поскольку книги мои продаются, меня издают — и не за «свой счет», как тех, за кого я переживаю, хотя и они, когда были в силе, меня не «пущали», а я вот и помог кое-кому, ну да ладно…

— Тебе когда-нибудь приходилось доказывать, что ты поэт?

— Доказывать в основном приходилось: я тот самый Владимир Вишневский. Когда меня называют одним из самых цитируемых поэтов России, я скромно не возражаю. На одностишия я ненароком подсадил, как мне сказали, тысячи людей русскоязычного мира… Но, отправив столькое в народ: от «как же нужно любить человека, чтобы взять и приехать к нему» до «а я дзюдо любил и до» и «о, как внезапно кончился диван!» — я не все получаю обратно под своим именем. И приходится жестко поправлять, а то и настаивать на своем авторстве. Справедливости ради: когда мне приписывают не только всякую хрень, но и хорошее чужое, я мгновенно реагирую и вношу ясность.

Не скажу, что своей стихотерапией останавливал сражения, но однажды все-таки развел конфликтующие стороны стихами с концовкой: «Выясняли вы отношенья/ До полнейшего их крушенья./ До взаимоуничтоженья».

«Вас так послать или по факсу?»

Фото: Из личного архива

Как-то в 90 е на городском пляже ко мне подполз новорусского вида мужик — почти из анекдота тех лет! — чтобы уточнить, не Вишневский ли я. Нехотя признался. Вскоре он вернулся с просьбой сказать, что это не я. «А то я своей бабе тока что поездку в Турцию проспорил…» Нет, сказал я, проспорил — вези!.. И, очевидно, рисковал…

— Но, чтобы тебя читали, о тебе не должны забывать. То есть приходится хлопотать лицом, да?

— Это ты режиссерское выражение употребил. А тут — поднимай выше! — все куда масштабнее и трагикомичнее. Хлопотать надлежит всей своей личностью, когда живешь в режиме хронического самообнародования, и скромность по определению не входит в число профдостоинств… И что до непустых хлопот, то архиважно быть на каждом этапе интересным не только «городу и миру», но и себе самому, креативному — во что бы то ни стало… Я говорю: простите ЗА! Делай, что должен и — будь…

— Ты принимаешь все телевизионные предложения?

— О, далеко не все, но справедливости ради или, применяя термин Евтушенко, «самобезжалостно» признаю, что бывал и не слишком разборчив, на грани всеядности, не прислушиваясь к «чуйке».

Сегодня могу и уйти из эфира или, как было недавно, поняв, что к чему, развернуться и уехать до начала съемки — о, такой адреналин!.. Конечно, отказываюсь обсуждать личную жизнь тех, с кем пусть и не близок, но все же по одну сторону сцены. Все эти «разводы века»…

— Но ты же знаешь, что такое телевизор. Он может тебя унизить своими бесконечными эфирами, как, к примеру, Михаила Задорнова, светлой памяти. А может, наоборот, быть очень полезным, как для Жванецкого, которого дают лишь раз в месяц, и все…

— Ну не мне ругать Телевидение, этот Молох…. При всем цинизме форматов. Ничего, кроме благодарности. Как написали твои коллеги про «феномен живого классика Вишневского: страна знает не только его стихи, но и его лицо». И — наоборот… Когда на питерском канале шесть лет назад сняли пилот моего «Ноу-Хауса» и сами же его зарубили, то пеняли друг другу, одновременно извиняясь: ах, мы не так сняли Вишневского! Но при этом переделывать не стали!

— Вообще, как снимать Вишневского, ты знаешь? Вот я смотрю продюсерскую памятку одной из программ, куда тебя пригласили ведущим: «Средний план, выражение лица — удивленное недовольство, пусть поводит глазами, будто что-то высматривает, зевает (прикрывает рот рукой)…». И ты всему этому подчиняешься?

— Я, как это ни покажется кому-то странным, умею быть командным человеком. И все, от звуковиков/операторов до продюсеров, радостно удивлялись, как я все дисциплинированно делаю… Я ведь не просто в соответствии со своей легкой лирой телевизионен — профессионалы то и дело говорили обо мне как о готовом телеведущем, просто формат для меня адекватный не находился. Но я много чего вел: от телесобрания сочинений «Вишневский сад» на НТВ до «Парка юмора» на ТВЦ. А как успешно я проходил кастинги!.. Просто проекты потом не выходили из-за продюсерско-канальных разногласий… Был я одним из четырех полуфиналистов на «Кто хочет стать миллионером?» в начале «нулевых» — Первый канал принял тогда единственно правильное решение, если объективно.

Словом, не теряя самоиронии, скажу: для нашего ТВ я недореализованный ресурс. Так что на вопрос «как снимать Владимира Вишневского?» отвечаю: «При жизни!» — и это не реприза в ответ…

С Аркадием Аркановым.

Фото: Из личного архива

«Ты мне роди, а я перезвоню»

— Было ли так, чтобы ты сам сказал про себя: ай да Вишневский, ай да сукин сын?

— Ну бывало — а с этим и не стоит частить. Например, недавно, успев сдать в срок новую книгу, ради чего полтора месяца ежедневно приезжал на верстку и буквально вышивал страницу за страницей, шел по городу, пошатываясь от почти счастья осознания того, что ее выход в свет боле не зависит от моей физической целости-сохранности… А как-то пушкинский возглас имел место, когда я зафиксировал это: «Жить надо так, чтоб не сказали «помер».

— Ты видел людей, говоривших прямо-таки цитатами из тебя?

— Я их пока вижу, слава богу, еженедельно, а в Сети и того чаще… Там есть пользователь Юрий В., который на каждый пост извлекает из меня цитату, причем такое иногда, что сам я почти забыл… Ну а в реале все еще случается немало не только приятного. Однажды в бассейне я, поскользнувшись, грохнулся и услышал над собой: «Давно я не лежал в Колонном зале» — и контрольное, уходя: «Лежи вот здесь и бусы не снимай». В материале товарищ… не ношу с собой это фото, которое на автограф-сессии вручила мне девушка, знающая как минимум «ты мне роди, а я перезвоню!» — с такой подписью: «Я вам рожу — вот номер телефона!». Меня один гибэдэдэшник идентифицировал нечаянно лестно: а, ну это вы еще цитатами пишете?..

— Ну а сам ты разве не раб своих цитат? Ты же понимаешь, что от тебя ждут только стихов, особенно одностиший?

— Ну оно не самое голимое рабство… Планида, а то и судьба. Хотя и приходится иной раз отбиваться: «Ну только не надо лепить образ маньяка, передвигающегося по миру при помощи собственностиший!..»

Одна дама, угощая меня на летней палубе, в момент приема конфеты в дар почти потребовала: а одностишие?.. Да, ждут, но, как бы это подчас ни раздражало, я уже умею спохватывать себя. Вот человек подсел вальяжно с вопросцем: «Ну а как дела на поэтическом фронте?» — и я говорю себе: «Терпи, Вова! Цени и — благодари…».

Скажи спаси­бо, что пока востребован, и это тобой занимаются люди, это тебя встречают в аэропорту, возможно, опережая узнаванием, у тебя берут интервью, тебя гримируют, тебе вешают в петличку микро­фон, и это ты в кадре… Наконец, это ты занимаешься не вынужденной деятельностью, а любимой, и даже получаешь за все это какую-никакую зарплату. Так что рефрен моей нынешней жизни прост: «Еще скажи спасибо, что…». И — никаких эйфории и самоупоения.

— Ты иронический поэт. Вас мало, избранных: Иртеньев, Орлуша, Быков… На каком месте ты в этом ряду?

— Когда я вновь слышу применительно к себе, пииту, этот условный эпитет, то всегда слегка протестую, напоминая, что я еще и лирик, и все больше, пусть не столь небезызвестный, как ироник, но в знаменитую антологию «Строфы века» вошли мои именно лирические стихи! Так что не все так иронично….

Названный тут ряд вполне достойный: Иртеньев, классик жанра, он великолепен, Орлуша ярко утвердился за какие-то 3–4 года, Дима Быков шире любых рамок, универсал, которого я, между нами, считаю и.о. гения. Но я хочу быть идентифицированным отдельно, вне… Пусть эта блистательная триада делит первое место. А я готов быть вторым. И — перефразируя великого скрипача Иегуди Менухина — «не потому что первых много, а я, второй, такой один…»

— Ты стараешься быть актуальным, но политически ты совсем не злой, не кусаешь власть. Хочешь с ней дружить, чтобы печатали?

— Не скажи, у моих читателей иное мнение… И у продюсеров федканала, которые вырезают все мое новое из телеверсий. Но «Золотое перо» мне вручили «…и за сатиру на ТВ»! Видимо, те, кому положено по работе, книг моих не читают… Только тсс!..

Фото: Из личного архива

«Считайте деньги! Шоб их не счытать»

— Ты часто выезжаешь на гастроли, ты практически артист. И в кино снимаешься. Не было у тебя такого, как у Марии Ароновой, когда ей где-то в провинции не заплатили деньги перед спектаклем, а она вышла на публику и сказала, что играть не будет, пока ей не заплатят?..

— Не стану о(б)суждать милую мне талантливейшую Машу — она, увы, имела на это право, еще и рассчитывая на «помощь зала». Мы все тут собратья, и это не артисты обманывают, а их норовят кинуть. И у каждого своя история отношений с разными импресарио, и всяк хотя бы раз, но попадал… И не только горький опыт, но и кое-какие принципы сложились. Подписался, вышел на сцену — изволь иметь успех. А уж заявлен — выходи: безвинный зритель точно страдать не должен. Я к публике отношусь, опять же цитируя Евтушенко, «почти религиозно» — не путать с прогибом/потрафлением дурновкусию. Она обладает коллективным вкусом. И «пройти» у нее надо не любой ценой, а тем, чем лично все еще интересен…

А вообще, жизнь чем дальше, тем почему-то короче… И когда звонит непроверенный «организатор» и вербует да еще на унизительных условиях, я сегодня говорю примерно так: знаете, у меня на остаток жизни есть два приоритета — слава и деньги (благотворительностью я тоже занимаюсь, но по своему — подчеркиваю! — плану), так вот скажите, в вашем лестном предложении присутствует хотя бы одна из названных составляющих?..

— Ты много выступал вместе с Аркадием Аркановым и написал, по-моему, лучшую статью его памяти. Вспомни, пожалуйста, какие-то моменты из жизни, с ним связанные.

— Да, мы дружили, а не только гастролировали в одних программах — а партнер он, кстати, был идеальный… Он был моим другом, чуть ли не единственным из старших. Ну один из трех, кто меня восхищал и в чьем одобрении я нуждался. Мне прямо-таки по-мальчишески хотелось отличаться в его глазах. И как важно было заботиться о нем в поездках! Я даже в дорогу заготавливал кроссворды, без которых он почти не мог коротать ожиданий/полетов. И вспоминается много чего красивого, те шедевры общения, которые оказывались возможны лишь с ним.

Однажды на гастролях в Израиле… Стою я на балконе гостиницы и смотрю то на море, то вниз, где наблюдаю Аркадьмихалыча. Он, красиво дымя, смотрит непосредственно на небо. Проследив направление взгляда, я понял, ч т о могло его т а м заинтересовать. По небу двигался светящийся объект. Неопознанный, летающий… И я вижу, как Аркан лезет в карман за телефоном и начинает звонить. Как выяснилось, мне — это значит, в роуминге — через Москву: «Вова, по-моему, это НЛО… Ты видишь?!.» — «Ага!.. Конечно, НЛО!..» И вот мы с ним еще несколько минут, созвонившись в Израиле через Россию, обсуждаем явление НЛО над Землей обетованной!

Он был и остался для меня образцом достоинства, личного стиля и вкуса, фигурируя т а м, где было так легко переборщить, сбиться НА, надоесть людям. И он — не стоит забывать — большой писатель. И сам из тех штучных, кого сегодня чем дальше, тем больше не хватает.

— Михаила Евдокимова вспомни, пожалуйста.

— Мы были с ним дружны еще с тех давних пор, когда он просил что-то написать для него, и я даже это сделал, не будучи репертуарным автором… Миша был самобытным русским человеком, многоталантливым… Уже в статусе звезды, в последние свои эстрадные годы, уходил от гарантированного успеха, когда начал исполнять как актер длинную «сермяжную» прозу, и на этом даже проигрывал. Слава народного любимца привела его во власть. Чем это закончилось — известно. Он остался еще и трагической фигурой.

Помню, в год гибели, в феврале 2005 го, после дня рождения Олега Митяева, куда он поспел в очередной свой рабочий прилет в Москву, мы играли в бильярд у него ночью, и он рассказывал что-то из новой своей нестоличной жизни. Удивлялся, что его яростного конкурента по выборам, бывшего губернатора края, собираются поставить над ним — полпредом президента. С беззлобной такой улыбкой сравнил: «Это все равно что после Второй мировой назначить Адика Гитлера смотрящим по Европе…» А еще сетовал на прессу — за то, что, когда он ездил в гости к Лукашенко плюс покупать для края трактор, их фотографию, где оба в брутально черных очках, кажется, на параде, сопроводили подписью: «Вот и встретились два одиночества». Мне, кстати, вчера донесли, что Батька, когда распекал присутствующих, меня процитировал, утрируя акцент: «Считайте деньги! Шоб их не счытать!». Мое ж одностишие, но речь не обо мне…

— Ну скажи тогда что-нибудь про сегодняшнее время одной строкой.

— Вот и ты туда же… Ладно: «Наша жизнь есть обход блокировок».

25 метких стихотворений Владимира Вишневского, в которых больше юмора, чем слов

Стихотворения часто помогают нам выразить свои чувства, даже самые запутанные, погрустить или улыбнуться правде жизни, заключенной в строфе или поэме. Но в мире поэзии еще есть и одностишия, двустишия, строфы. В общем, к чему теория — на самом деле неважно, сколько слов в стихотворении, главное — смысл, эмоции и ритм.

Mы в AdMe.ru зачитались миниатюрными стихами Владимира Вишневского, автора многочисленных стихов и песен, который прославил сам жанр одностишия и короткие стихи, и решили поделиться ими с вами.

  • Башка сегодня отключилась.
    Не вся, конечно, — есть могу.
  • Спасибо мне, что есть я у тебя!
  • Следить стараюсь за фигурой,
    чуть отвлекусь — она жует…
  • Все больше людей нашу тайну хранит…
  • Когда все крысы убежали,
    корабль перестал тонуть.
  • Был отвергаем, но зато какими!
  • Вакансию б реальную одну…
    Бурлачество? Нет, вряд ли потяну.
  • Любви моей не опошляй согласьем.
  • Муж, ногами ты не топай,
    если не доволен мной,
    я могу ведь быть любая,
    а тебе ответ такой:
    тем, что в женщине разбудишь,
    и довольствоваться будешь.
  • О как внезапно кончился диван!
  • Зрелища есть и событья,
    видимость чья такова,
    что лучше один раз увидеть…
    Чем два.
  • Идут года, мне все еще за тридцать…
  • Я за тебя переживаю,
    вдруг у тебя все хорошо?
  • Как все же важно недопереесть.
  • Да будет Вам, Вы тоже не подарок!..
  • О, сколько нам открытий чудных
    готовит будущий склероз…
  • …И без обид! (Чтоб я не обижался.)
  • Вы мне хотели жизнь испортить?
    Спасибо, справилась сама.
  • Где ж взять того, кого б изгнать с позором?
  • Все реже говорится «Вот и славно».
  • Горжусь я, что в своей стране,
    в родном краю (нет, в отчем крае),
    я знаю все, что могут мне
    сказать в автобусе, в трамвае.
  • А в «надоело» ключевое «НАДО»…
  • Нет времени на медленные танцы.
  • Одеться бы уж раз и навсегда.
  • Мы были б идеальной парой,
    конечно, если бы не ты.

Хорошее стихотворение всегда уместно, и неважно, какого оно размера. А вы бывали в ситуациях, к которым подошли бы стихи Владимира Вишневского?

Вишневский Владимир Петрович: биография, карьера, личная жизнь

Острота, облаченная в краткую форму, не только вызывает улыбку, но и заставляет думать мыслящего человека. Владимир Вишневский — непревзойденный мастер «Однодоши»

.

Биографическая справка

Некоторые астрологи утверждают, что талантливые поэты рождаются в хорошую погоду. Владимир Петрович Вишневский родился солнечным днем ​​20 августа 1953 года в обычной советской семье. Родители жили в столице Советского Союза.Мать — коренная москвичка, а отец — уроженец Украины. Ребенок из молодых ногтей рос и развивался в благоприятной среде. В раннем возрасте он выучил буквы и тщательно составлял из них слова. Я читаю заголовки газет, вывески в магазинах и все, что бросается в глаза.

В биографии отмечается, что маленький Вова не только увлеченно и много читал, но и старался заниматься творчеством. Когда пришло время идти в школу, Вишневский радовался возможности проводить время со сверстниками.Я поладил с одноклассниками. Принимал активное участие в спортивных соревнованиях и художественной самодеятельности. Любил издавать стенгазеты. Он хорошо знал, как живут ребята из его окружения, о чем мечтают и какие цели ставят перед собой в жизни.

Путь поэта

Получив аттестат зрелости, Вишневский решительно отнес документы в знаменитый Литературный институт. Однако пройти творческий конкурс ему не удалось. Нет, это обстоятельство не полностью поколебало решимость молодого человека получить профильное образование.В 1975 году Владимир получил диплом Московского педагогического института по специальности русский язык и литература. Важно отметить, что молодой писатель выработал строгое правило — ни дня без строчки. И он строго придерживался этого правила, много и качественно работал.

Первые публикации Вишневецкого появились в 80-е годы. На определенном этапе своего развития Владимир называл себя мультиоператором. Он пытался писать тексты к песням. Рассказы и очерки.Он много времени и сил уделял участию в телепроектах. Его регулярно приглашали в юмористическое шоу «Аншлаг». А через некоторое время поэт начал всерьез заниматься одношишиями. Хотя этот жанр не нов, мало кто начинает писать в таком формате.

Всеволод Вишневский — прозаик и оптимист

В общем, хоть все и ругает Советская власть, кому не лень, но это наша история, и нам нужно на ней учиться. Но время было поистине героическим.Сколько было воспитано поистине великих личностей и патриотических героев, готовых отдать жизнь в любой момент! Конечно, страна была восстановлена, было много ужасного, но было много положительного. Вот об одном таком известном человеке — Всеволоде Вишневском — и буду дальше рассказывать. Этот советский писатель, драматург, прозаик и журналист создал не один литературный шедевр.

Всеволод Вишневский: биография. Семья, детство

Писатель родился 8 декабря 1900 года не где-нибудь, а в семье потомственных дворян в Санкт-Петербурге.Петербург. Следует отметить, что его отец, Виталий Петрович Вишневский, был частным землеустроителем и крупным инженером. Маму звали Анна Александровна (Головачева). Всеволод учился в гимназии №1 Санкт-Петербурга. Любимыми предметами были русский язык, история и география.

В своей школе он в то время стал редактором журнала «Из-под парты». Он с детства приучал себя вести дневники (в дальнейшем этот материал стал очень полезен для его сочинений).

Издательская работа

С двенадцати лет он был знаком с типографией и издательской деятельностью, так как в доме, в котором они жили, было две типографии. Он знал рабочих, которые часто приглашали мальчика к себе домой. Еще отец мечтал создать собственный журнал, проводя все подготовительные операции дома.

Вскоре началась Первая мировая война, и Россия все больше погружалась в хаос. Молодой и горячий четырнадцатилетний подросток Всеволод Вишневский не выдержал и убежал добровольцем на фронт, чтобы стать юнцом Балтийского флота.Он достоин всей войны и стал мастером разведки, успел даже получить такие награды, как «Георгиевский крест» и две медали «За отвагу».

Восстание и революция

Его не настигло вооруженное восстание в Петрограде. Началась Октябрьская революция. Он примкнул к большевикам и сразу попал на фронт. Невозможно представить, насколько сильна была идеология социализма, которая штыками выступала против своей собственной.

В 1918 году Вишневский Всеволод Витальевич зачислен бойцом в 1-й береговой отряд.В 1919 году служил пулеметчиком на корабле «Ваня-Коммунист» Волжской флотилии, затем — пулеметчиком бронепоездов «Коммунар» и «Грозный».

Вишневский — писатель

Свои первые произведения публикует в газете «Красное побережье Черного моря». После этого начинается его широкая планомерная творческая деятельность.

Он даже начал выступать в Москве перед советской публикой, где читал свой дневник (тема была посвящена службе на теплоходе «Океан», потому что уже тогда он преподавал штурманское дело).

Спектакль «Первый конь» (1929). Благодаря произведению «Мы из Кронштадта» попал в большую литературу. Потом были и другие, не менее известные шедевры. Среди них особо следует отметить такие произведения, как «Оптимистичный». Трагедия »и« Последний сильный »(1933 г.). К 1939 г. уже работал военным корреспондентом в газете« Правда ». Затем (во время Великой Отечественной войны, с 1941 по 1942 г.) он занимает должность редактора журнала. журнал «Знамя». В последние годы работал над документальной эпопеей «Война.«Вишневский скончался 28 февраля 1951 года в Москве.

В 1936 году по сценарию Вишневского был снят одноименный фильм« Мы из Кронштадта »режиссера Ефима Дзигана. Его популярность была просто оглушительной и сравнима только с братьями« Чапаевы ». Васильева. Картина получила одобрение многих литературных и режиссерских критиков (даже С. Эйзенштейн, снявший ленту «Броненосец Потемкин», отмечал, что этот фильм продолжает эпичность советского кино)

Вишневский — противник

Как он есть Оказывается, мало кто знает, что Вишневский не только писатель, но и пессимистичный критик.Удивительно, но его противниками почему-то были Зощенко и Булгаков.

Некоторые литературные издания указывают на упоминание Вишневского в романе «Мастер и Маргарита» в образе Мстислава Лавровича. Так это или нет, но сегодня история умалчивает. Но то, что он был абсолютно нетерпим к сверстникам, было однозначно доказано.

Вместо всего

Конечно, рассказывать о творчестве этого уникального в своем роде писателя можно очень долго. Стоит отметить, что «Оптимистическая трагедия» осталась невостребованной.Но любой человек из прошлых советских времен легко может определить картину, показывающую даже короткий период истории 1919 года, когда небольшой отряд моряков противостоял превосходящим силам Юденича, осаждая тогдашний Петроград.

Но если принять во внимание литературу, Всеволод Вишневский предстает в роли влиятельного автора как с точки зрения историка, так и с точки зрения журналистики. Ведь неудивительно, что он стал очевидцем тех событий еще в подростковом возрасте. И его последующие взгляды формировались именно на основе этого опыта и убеждений.

Но что самое интересное, Всеволод Вишневский был участником боевых действий в Испании в 1936 году и так называемой советско-финской войны 1939-1940 годов. (до начала Великой Отечественной войны). При этом он поступил совершенно неадекватно, отказавшись от ряда стихов Анны Ахматовой, опубликованных в журнале «Знамя», считая их несовместимыми с советской действительностью и моралью. Об этом он открыто заявил в публикации Литературной газеты от 07.09.1946. Прав он или нет, судить не нам.

Но творчество и жизнь этой литературной уникальности до сих пор вызывают совершенно неадекватную реакцию как со стороны рядовых читателей, так и со стороны ее приверженцев. Но, как говорится, история рассудит.

p>

Биография Гаршин Всеволод Михайлович №

(1855 — 1888)

Гаршин Всеволод Михайлович (1855 — 1888), прозаик, искусствовед, критик.
Родился 2 февраля (14 н.э.) в имении Приятная Долина Екатеринославской губернии в семье офицера.Мать Гаршина, «типичная шестидесятница», интересовавшаяся литературой и политикой, свободно говорившая на немецком и французском языках, оказала огромное влияние на сына. Зашадовский, активист революционного движения 1960-х годов, тоже был воспитателем Гаршина. Позже мать Гаршина уедет за ним и будет сопровождать его в ссылку. Эта семейная драма сказалась на здоровье и мироощущении Гаршина.
Учился в гимназии (1864 — 1874), где начал писать, подражая «Илиаде», затем «Запискам охотника» И. Тургенева.В течение этих

лет он увлекался естественными науками, чему способствовала его дружба с А. Гердом, талантливым учителем и популяризатором естествознания. По его совету Гаршин поступает в горный институт, но с интересом слушал только лекции Д. Менделеева.
В 1876 г. начал публиковаться — очерк «Подлинная история Энского земского собрания», написанный в сатирическом духе. Обращаясь к молодым художникам передвижников, он написал ряд статей по живописи, представленных на художественных выставках.С началом русско-турецкой войны Гаршин пошел добровольцем в действующую армию, участвовал в болгарской кампании, впечатления от которой легли в основу рассказов «Четыре дня» (1877), «Очень короткий роман» (1878), « Трус »(1879) и др. В битве при Айасларе он был ранен, лечился в госпитале, затем был отправлен домой. Получив ежегодный отпуск, Гаршин уезжает в Петербург с намерением заняться литературной деятельностью. Через полгода он был произведен в армию, после войны был уволен в запас (1878 г.).
В сентябре стал вольнослушателем историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета.
В 1879 году были написаны рассказы «Встреча» и «Художники», ставящие задачу выбора пути интеллигенции (путь обогащения или полный лишений путь служения народу).
«Революционный» террор конца 1870-х годов Гаршин не принял, события, связанные с этим, воспринимались очень остро. Становилось все более очевидным, что народнические методы революционной борьбы несостоятельны.В рассказе «Ночь» выражена трагедия этого поколения.
В начале 1870-х годов Гаршин заболел психическим заболеванием. В 1880 году после неудачной попытки заступиться революционера Млодецкого и последовавшей за этим казни, потрясшей писателя, его болезнь обострилась, и около двух лет он пролежал в психиатрической лечебнице. Только в мае 1882 года он вернулся в Петербург, восстановив самообладание. Он издает эссе «Петербургские письма», в котором глубоко размышляет о Санкт-Петербурге как «духовной родине» русской интеллигенции.Поступает на государственную службу. В 1883 году он женился на
Н. Золотиловой, работавшей врачом. Он считает этот период самым счастливым в жизни. Пишет свой лучший рассказ «Красный цветок». Но в 1887 году наступает очередная тяжелая депрессия: он вынужден бросить службу, начались семейные ссоры между женой и матерью — все это привело к трагическому исходу. Гаршин покончил жизнь самоубийством 5 апреля 1888 года. Похоронен в Петербурге.
Краткая биография из книги: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь.Москва, 2000.

Тайны, ложь и ребенок: Уильям Бойд о правде, стоящей за браком Чехова | Книги

25 мая 1901 года 41-летний Антон Чехов женился на актере Ольге Книппер, которая была на восемь лет младше его. Брак вызвал большое удивление и ужас среди его друзей и семьи. В то время в России Чехов был таким же известным писателем, как Толстой, и, кроме того, страстным и влюбчивым человеком, у которого было более 30 любовных романов. Он также был постоянным посетителем публичных домов.И, что еще более важно, он был крайним фобием обязательств. Многие женщины влюблялись в него и хотели выйти за него замуж, но он всегда быстро отступал. Затем неожиданно тайно он женился.

Книппер был русским во втором поколении немецких лютеран. Она происходила из буржуазной семьи, пережившей тяжелые времена, и она смело и упорно решила стать актером, стремясь выбраться из благородной нищеты. В то время, когда она познакомилась с Чеховым, она была оригинальной участницей знаменитого радикального МХАТ.Она привлекла его внимание в 1898 году, когда играла Ирину Аркадину в фильме « Чайка» . Многие из его возлюбленных были намного красивее и привлекательнее Ольги. Она была миниатюрной и жизнерадостной, и тот факт, что ей пришлось так упорно бороться, чтобы пробиться в этом мире, придал ей энергии и почти безжалостной решимости, на которые Чехов ответил.

Их роман начался в 1899 году, но его затмила смертельная болезнь Чехова — туберкулез. Он был врачом и точно знал о неизбежной смертельной силе своего недуга.По мере того, как он становился все более суровым, он чувствовал приближение конца своей жизни: возможно, именно это, наконец, побудило его к супружеству.

Однако Книппер — преданная, способная и энергичная — никогда не могла быть его няней. Делала карьеру в Москве, была востребована как актер. Разоренные легкие Чехова означали, что ему пришлось бежать от суровых русских зим. Он уехал на теплый юг, в Ялту в Крыму, и построил там дом, а вернулся в Москву и Санкт-Петербург — и свою жену — только когда погода улучшилась.Это стало браком на расстояние , которое осуществлялось через почти ежедневную переписку. Именно благодаря этой переписке и ее уклонениям мы недавно узнали правду о событии, которое омрачило его последние годы и действительно могло положить конец его короткому, маловероятному браку. Эта новая информация — это откровение — подробно описана в готовящемся к выпуску на французском языке (в декабре) великой биографии Дональда Рэйфилда, Антон Чехов: Жизнь (1997).

Чехов не дурак.Он даже написал одному из хирургов на операции Ольги, ища объяснений.

Книппер и Чехов часто говорили о попытках зачать ребенка — непростая задача, если вы живете на половине континента друг от друга. Время от времени она уходила из театра и садилась на поезд на юг, в Ялту, чтобы провести несколько дней с мужем. Важный визит состоялся в феврале 1902 года. Рейфилд обнаружил письмо (датированное 1960 годом) от Е. Б. Мэва, русского писателя, писавшего о Чехове и медицине и изучавшего архив Книппера / Чехова в Москве.Дата знаменательна — эти письма были запечатаны, а архивы не были широко открыты для ученых до 1990-х годов. Учитывая, что в России Чехов тогда обладал почти освященным статусом, рассуждения Мэва в то время были противоречивыми, если не сказать шокирующими. О своих находках он написал племяннику Чехова Сергею Михайловичу Чехову.

Книппер прибыл в Ялту 23 февраля 1902 года и улетел через четыре дня. Они с Чеховым не виделись с октября 1901 года и, естественно, проводили время вдвоем наедине.После почти пятимесячного отсутствия они попытались — можно смело предположить — зачать «маленького полунемца», как они выразились.

1 марта Ольга написала, что в поезде, возвращающемся в Москву, ей стало плохо: боли в животе, тошнота. Она задавалась вопросом, беременна ли она. 24 марта она снова пожаловалась на плохое самочувствие с сильной болью в животе. Затем в письме от 31 марта она написала, что настолько больна, что упала в обморок и была доставлена ​​в Клинический акушерский институт, а плод был прерван хирургом Дмитрием Оскаровичем Оттом, акушером царицы, не меньше.

И здесь начинаются уловки Книппера. Она намекает Чехову, что этот ребенок, этот «несостоявшийся панфил», как она его называла, был зачат во время ее четырехдневного визита в Ялту и был шестинедельным эмбрионом. Выкидыш шестинедельного эмбриона не требует присутствия известных хирургов и лапаротомии — любое хирургическое вмешательство в брюшную полость было чрезвычайно рискованным в 1902 году — так что это, должно быть, было гораздо более серьезным заболеванием. Повторюсь: Чехов был врачом; он бы знал, что по прошествии этого короткого периода времени не будет никаких существенных признаков того, что Книппер беременна.Болевой приступ 1 марта озадачил бы меня. Ее мучительная боль в животе несколько недель спустя была столь же загадочной.

Чехов читает «Чайку» актерам МХАТа, 1899 год, слева от него стоит Ольга Книппер; Крайне слева стоит Владимир Немирович-Данченко. Фотография: SVF2 / UIG через Getty Images

После операции Книппер серьезно заболела перитонитом, заболеванием, которое длилось все лето 1902 года и во время которого ее ухаживал за больным мужем. Исследования и анализ Рэйфилда предоставляют больше деталей, которые проливают более ясный свет на полуправду и двуличие.

Она действительно была беременна, но уже много месяцев — от кого-то другого, а не от Чехова. Все факты указывают на диагноз: в марте 1902 года Книппер страдал внематочной беременностью, и Отт извлек плод из маточной трубы. Обычно время высыпания при внематочной беременности составляет от восьми до 10 недель с момента зачатия. Учитывая коллапс Ольги в марте, это будет означать зачатие примерно в конце января. В январе Книппер был в Москве, а Чехов — в Ялте — на расстоянии 800 миль.

Чехов не был дураком и даже написал одному из хирургов, присутствовавших на операции Ольги, в поисках объяснений. Во время ее послеоперационной болезни он вел себя сдержанно и с достоинством, хотя сам на несколько недель уехал в поездку на Урал. Чехов, конечно, знал о собственном хроническом туберкулезе и о том, что время уходит. В этот период, однако, он начал обдумывать тему пьесы, которая впоследствии стала Вишневый сад , которая была в значительной степени вдохновлена ​​его рассказом «Визит к друзьям», портретом мужчины, который не может предать себя любящим женщинам. его.

Так кто был отцом будущего ребенка Ольги? В письме Сергею Чехову 1960 года Мев отмечает, что есть много восторженных упоминаний об актере по имени Александр Вишневский в переписке Ольги как раз в начале 1901 года, и явно подразумевает, что он думал, что Вишневский был отцом. Вишневский (1861–1943) был знаком с Чеховым с детства, а также был актером МХАТ, очень входил в круг знакомых Чехова и с кем он переписывался.На фотографиях Вишневский предстает светловолосым, дородным, красивым мужчиной. Но утверждение Мэва косвенно. Рейфилд подозревает, что возлюбленным Ольги на самом деле был один из директоров труппы Владимир Немирович-Данченко. Они с Книппером были любовниками до того, как она познакомилась с Чеховым, и Чехов был близок и с Немировичем-Данченко. Рейфилд отмечает, что Чехов оставался в дружеских отношениях с Вишневским, но отношения с Немировичем-Данченко охладились — хотя, как это ни парадоксально, оба мужчины заботились о Чехове летом 1902 года, и он видел многих из них у своей постели.Должно быть, это были очень странные встречи.

В любом случае, когда в августе Книппер почти полностью выздоровел, Чехову оставалось жить чуть меньше двух лет, и он быстро разваливался. Он ускользнул — к ее гневу — и вернулся в Ялту в теплую погоду. Они продолжали зажигательную переписку и виделись нечасто. После триумфа «Вишневый сад » в 1904 году именно Ольга предложила паллиативную поездку в Германию в июле, на курорт в Баденвайлер, и именно там Чехов, сильно ослабевший, умер от туберкулеза.Ему было 44 года.

После смерти Чехова Книппер стал неукротимым хранителем чеховского пламени на следующие полвека и более. И как таковая она смогла представить миру портрет своего брака, в котором не учтены все неискренние, неловкие и горько несчастные элементы. Подлинная история появлялась давно. Ольга красноречиво написала в своих мемуарах: «Когда в жизни мне что-то действительно хотелось… Я всегда добивалась успеха и никогда не жалела, что пошла своим путем». Она умерла в 1959 году в возрасте 90 лет.

  • Новый роман Уильяма Бойда «Любовь слепа» издается издательством «Викинг» в сентябре.

Алла Киреева Рождественская биография. «Вместо этого начнутся грабежи и кровавые грабежи …

— Какой тогда была Ахмадулина?

Совершенно обаятельная, необычайно красивая девушка в мальчишеских сапогах, в синем сюртуке (тогда такие носили жены лейтенантов), с густой белокурой косой ниже пояса. Когда я прочитал ее первые стихи, я чуть не заплакал от восторга.Первого сентября она приехала в институт, а пятого, который на тот момент за мной слегка ухаживал, сказал, что они уже вместе: Белла и Женя быстро поженились и, к сожалению, довольно скоро расстались.

Жизнь в Литературном институте кипела. На лестнице читают друг другу стихи: «Старик, ты гений» … Ребята гуляли — страшно вспоминать! — в некоторых изношенных, сгоревших лыжных костюмах рубашки почти всегда стирали. А Евтушенко носил длинные галстуки сумасшедших цветов почти до колен.Замечательный уже тогда поэт Володя Соколов привлекал своей удивительно интеллигентной внешностью, чувством собственного достоинства, доброжелательностью. Поженян поражен колоссальным напором; О нем говорили: «Общаться с Поженяном — все равно что стоять под каналом». Однажды, когда он был признан виновным, его вызвал ректор Федор Гладков и сказал: «Чтобы твоей ноги не было в Литературном институте!» Поженян встал на руки и покинул кабинет.

Однажды в «Арагви» пришли Поженян и Роберт: поели, попросили счет; официант сказал: «Сто двадцать три рубля восемнадцать копеек.

Поженян посмотрел на него в упор: «Старик, посчитай правильно». Официант ушел. Вернулся.

Да, ошиблась, сто четыре рубля.

Слушай, у меня больное сердце. Прошу в последний раз, делайте правильно!

Результат — девяносто восемь рублей. А их всего сто.

Общежитие Литинститута было в Переделкино, и все ходили туда зайцами. А Роберт несколько раз ездил из Москвы пешком, нарушать закон даже в мелочах не умел… А может он просто себя уважал.

Говорят, что самым бедным и беспокойным среди студентов литературного института был Евтушенко: он, мол, до сих пор не ест, забывает копеечные заработки, мелкие унижения, беготня по редакциям …

Так сказать те, кто ему завидуют. Его мучил голод совершенно иного рода: он хотел славы, и он ее получил. Мы поступили в Литературный институт в 1951 году, он пришел в 1952 году. У него были бесконечные «хвосты», он не сдавал экзамены, но при этом серьезно занимался самообразованием.И все-таки его отчислили … Женя окончил Литературный институт в январе 2001 года — тогда ректор Есин вручил ему диплом.

Одновременно за мной стали ухаживать. Евтушенко сделал много хорошего. И для поэзии, и для других людей, и для нашей семьи после смерти Роберта. Он прекрасно писал о нем. Я поехал с нами — со мной, моей дочерью и двумя внуками — в Петрозаводск, чтобы открыть мемориальную доску на доме, где жил Роберт. В серию программ «Поэт в России больше, чем поэт» сделана программа о поэте Рождественском, которую невозможно смотреть без слез.
А недавно мне из Америки позвонил Евгений Александрович: «Смотрел передачу про Робку, много плакал и решил позвонить …»

Женя другой: «перегружен и не работает», «целеустремлен и нецелесообразен». Он может «бросить» и вытащить неприятности, может целый день заниматься чужими делами — словом, у него много вещей, которые мне дороги.

— Как вы познакомились с Рождественским?

Перешел на наш курс с филологического факультета Карельского университета.До этого Роберт уже пытался поступить в Литературный институт, но его не приняли — «за неспособность». Все зависело от вкусов приемной комиссии, а в нее входили самые разные люди …

Забавный был робкий: человек из провинции, боксер, баскетболист, волейболист (играл за сборную России). Карелия, а сейчас там проходят Игры памяти Роберта Рождественского). Он был буквально набит стихами: Роберт знал наизусть абсолютно все.Особенно он любил Павла Васильева, Бориса Корнилова, Заболоцкого, что, мягко говоря, не поощрялось в те времена. Он был плохо одет даже на этом литературном фоне … Но выделялся своим добрым и очень внимательным взглядом. Там ведь все смотрели не на других, а внутрь себя — как напечатать, как доставить удовольствие …

Так мы учились на одном курсе, а потом в один прекрасный день что-то случилось. Сразу и на всю жизнь.

Поэтические вечера в Политехническом музее, в которых принимали участие Рождественский, Евтушенко, стали символом шестидесятых.Как это началось?

Марлен Хуциев снял «Форпост Ильича» и решил вывести поэтов на публику. Булат, Белла, Римма Казакова, Борис Слуцкий, Роберт, Женя и Андрей, кто-то выступал несколько дней подряд, привыкали к залу, растворяясь в нем … Разбросанные по миру строчки шестидесятников осели в память поколений, их имена — по ним стреляли обоймы, как из пулемета — знали тогда почти все. Помню, как кто-то, по-моему, привел к нам Вознесенского, на Воровского, 52, и он прочитал свои первые стихи в нашем подвале.

Андрей произвел удивительное впечатление — и своими стихами, и своей куриной трогательной внешностью. Но постепенно ему как-то удалось убедить себя и окружающих в том, что он был самым первым. Теперь ему за это придется дорого заплатить: чтобы вы по-прежнему считались лучшим, вам придется делать множество утомительных жестов. Андрей и Женя не могли понять, кто из них вождь, но вдруг он оказался первым.

Вы спрашиваете про политехникум, а еще были стадионы в Лужниках.Четырнадцать тысяч слушателей, толпы у касс, конное ополчение … Шестидесятники читали стихи, и тысячи людей сидели, затаив дыхание.

— А сколько они получили за выступление в Лужниках?

На мой взгляд восемнадцать рублей.

Видно, Союз писателей в этом разбирался?

Мы никогда об этом не думали. Слово «бизнес» не из нашего словарного запаса. Деньги на билеты пошли в Союз, затем Литературный фонд помог нуждающимся писателям.Это была не работа — шестидесятники оказались в общении с огромной аудиторией, в безумных глазах публики. Помню, какие тучи людей собирались вокруг поэтов — все хотели взять автограф …

В то время в воздухе витало нехватка поэтического слова, и не только у нас. Помню поездку в Париж в 1968 году: Мартынов, Слуцкий, Андрей, Белла, Роберт. Выступали в огромном, многолюдном зале, и трансляция выходила на улицу, а у входа в здание была толпа.

— С кем вы тогда дружили, кто любил Рождественского, кто его ненавидел?

Мне казалось, что все его любят.

Наша труппа образовалась в 1955 году при журнале «Юность» — Толя Гладилин, Вася Аксенов, Юра Казаков, Валя Ежов — сценарист, лауреат Ленинской премии, которую ему вручили за «Балладу о солдате» … Замечательный, большой , питейная компания: встречались в домах творчества — в Дубултах и ​​Гаграх, Малеевке и Пицунде.

У нас была любимая игра, немного примитивная, но ужасно веселая. Кто-то (чаще всего Роберт) написал рассказ — в основном о писателях, живущих в доме. Сюжет был без прилагательных, они были придуманы отдельно под страшный смех присутствующих. Когда мы объединили рассказ и придуманные слова, мы просто умерли от смеха.

А в Москве, когда пошли сборы, мы с друзьями толпой поехали в ресторан Дома литераторов, хотя нам это не понравилось.Когда джин поступил в продажу, мы пили его как водку, не разбавляя.

Однажды нам пришлось лететь в Литву, и друзья принесли нам джин, чтобы проводить нас. В результате нас не пустили в самолет. Выручил Роберт: увидев Рождественского, летчик сказал, что впустит с собой кого угодно. В самолете я долго просила его открыть окно: «Если любишь меня, открой окно».

— Как Миронов общался?

Ужасно мило. Я помню, как мы приехали в Ташкент, и нам сказали, что Миронов находится в одной из больниц.Подходим к нему и вдруг видим: Андрюша еле идет нам навстречу, хватается за стенку. Мы побелели — но сразу выяснилось, что он нас разыгрывает. Миронов был очень болен, его мучил чудовищный фурункулез … Но он был стоиком. В компании Андрей вел себя незаметно: пошутил — и снова тихо сидит … Он не был таким, как на сцене. Однажды Андрей увидел коллекцию Роберта, который много лет собирал все о Москве: путеводители, карты, гравюры, картины, книги, и был в полном восторге.На следующий день принес старую гравюру. Прекрасная гравюра, но только там был Невский проспект …

Мало кто сейчас помнит Урбанского, но он был прекрасным актером и, как мне кажется, хорошим и значимым человеком …

Да, Женя был прекрасным человеком. блестящий актер. Он рассказал, как на Кубе приняли фильм «Коммунист». Переполненный кинозал казался ему очень молодым и упругим (вероятно, потому, что большинство зрителей были одеты в зеленые военные рубашки). Василий Губанов (герой фильма Урбанский) смертельно ранен — ​​и публика взрывается криками: «Вставай! Вставай, друг! Мы с тобой! »Произошло чудо: Губанов встает.Ошеломленные бандиты снова бросаются на него. Вдруг в зале раздаются автоматные стрельбы. Кубинцы стреляют в экран. Они мстят за умершего друга.

Однажды к нам пришел Урбанский и так долго и хорошо говорил! Позже я сказал: «Роб, какой он умен!» «Дурак, он попробовал на нас польский спектакль, который сейчас ставят в его театре. Женя вошел в образ и передал нам мысли своего героя. «А популярность Урбанского была такова, что ничто не могло сравниться с ней.

Когда-то Роберт и Сергей Аполлинариевич Герасимовы вместе снимали фильм« Спутник говорит »…

С Герасимовым? Говорят, он был очень непростым человеком — мягко говоря. Легенды рассказывают о его византийской хитрости и умении, не краснея и не задумываясь, называть черным белым …

Да, это был непростой человек. Сложно и совсем не так, как Роберт — наверное, поэтому их тянуло друг к другу. Но Сергей Аполлинариевич был мудр и многому нас научил. От него мы узнали, чего стоят другие идеи и репутация. Мы побывали у него на даче, где Герасимов показался мне поваром: он сам готовил вареники с костным мозгом.

Это был его собственный авторский рецепт. А однажды у нас в подвале соревновались с мамой Роберта, Верой Павловной — таких пельменей никто не делал, как она, сибирячка.

Итак, Сергей Аполлинариевич и Роберт прилетели в Челябинск снимать, а Женя тусовался у меня дома. Вдруг звонит жена Герасимова Тамара Федоровна Макарова: «Алла, самолет ушел». Мы начали звонить в справочную, там нас, конечно, прислали, а потом Женя ответила на звонок: «Девушка, вы переживаете за Урбанского.Мой друг Роберт Рождественский прилетел в Челябинск, а с самолетом что-то случилось … »Она ахнула, пообещала перезвонить и действительно перезвонила через сорок минут (к этому времени меня уже откачали). С самолетом действительно были проблемы, но он благополучно приземлился. Оберег Урбанского действовал и на расстоянии — по телефонному проводу.

Женя женился на латышке Дзидре Риттенберг, женщине совершенно невыносимой красоты. Увидев ее, я чуть не разрыдался — я не слышал, о чем они говорят, и как завороженный, не останавливаясь, смотрел на Дзидру.

После того, как Урбанский умер на съемочной площадке, она родила девочку, которую назвали Женей. Несколько лет подряд я навещал этого ребенка, а потом что-то развалилось. Я чувствовал, что воспоминания о прошлом были тяжелыми для Дзидры, и у меня не было времени подобраться к ней так близко, что я стал нужным.

Мы с Райкиным часто вместе отдыхали в Юрмале, навещали его в Ленинграде. Аркадий Исаакович сказал, что такого второго сказочника, как Роберт, в мире не было, и он много знал об этом. Роберт действительно красиво говорил: не всем открывался, но если рядом были друзья, в компании всегда звучал смех.Да и сам Райкин хмурился. Помню, как мы вместе с ним ходили на его выступление в небольшом латвийском городке, куда нам нужно было ехать и ехать из Юрмалы. В машине сидел уставший, потухший человек, от которого пахло наркотиками, но на сцене он изменился до неузнаваемости — изящный, элегантный, Артист …

— Мрачный от нездоровья или из-за характера?

Аркадий Исаакович много разговаривал с экономистом Буничем, они часто говорили о политике. Тогда это меня не слишком интересовало, но сейчас, когда я думаю о том, что было и что будет, как мы оставим нашу страну детям и внукам, становится страшно… Райкин думал о том, что происходит вокруг него, и это его огорчало, но в то же время Аркадий Исаакович оставался человеком интересным и обаятельным до невозможности.

Роберт сблизился с Центральной клинической больницей. У обоих было обострение язвы (работа нервная!). Когда вы приходите к нему в гости, они стоят у лифта и курят. А потом вместе поехали в Железноводск на лечение. Там мы узнали Васю как человека мягкого, ранимого и очень неуравновешенного внутри.

Было счастьем общаться с Утесовым Леонидом Осиповичем , с … Это были мудрые люди, которые ценили честность и чистоту Роберта. Некоторые из них позже говорили, что Роберт был одним из самых порядочных людей своего времени. По сути, он не подписывал ни одного из модных в то время писем, осуждающих литературных диссидентов, никогда никому ничего не делал.

Ближайшим другом Роберта был Стасис Красаускас , литовский художник-график, настоящий человек эпохи Возрождения.Бог дал ему столько! Он был по-голливудски красив, умен и умен. Пел в опере (уникальный драматический тенор), красиво рисовал, снимался в кино, был чемпионом Балтии по плаванию. Когда он приехал, мы бродили по Москве, зашли в ЦДЛ, ВТО, когда рестораны закрылись, мы поехали во Внуково — там ресторан работал всю ночь и все чаще ходили к нам в дом и разговаривали, бесконечно рассказывали о строении общества, социальной несправедливости и искусства. .. А ближе к пятидесяти здоровье Стазиса подошло к концу.

Некоторые писатели просто вышли из петли, и с другими происходили вещи похуже. Володя Морозов, наш однокурсник по Литературному институту, одаренный поэт, найден повешенным на детских качелях …

Но были и те, кто поступил разумно и преуспел — в Союзе писателей и Литературном фонде было много теплых мест. …

Многие проиграли на этом. Ладно, заграничные командировки, тоже были квартиры и дачи, а для их получения требовались бесконечные унижения, удовольствия, угощения каких-то чиновников Литературного фонда… А теперь Литературный фонд к ним иначе относится — больше двух человек пойдет в Дом творчества, а четверо издаст книгу …

Среди крупных функционеров Союза писателей были и значимые люди. Например, Юрий Николаевич Верченко, пришедший на СП из комсомола. Ему удалось со всеми сохранить хорошие отношения и всем помочь. Самой интересной, прямо-таки шекспировской фигурой был Виктор Николаевич Ильин, генерал КГБ.Раньше Ильин сидел и сидел, но Виктор Николаевич хорошо относился к писателям. От него многое зависело, и он был, как мне кажется, справедливым.

Чаковский был интересным человеком. Однажды его вызвал Молотов и сказал: «Через полгода вы будете руководить журналом« Иностранная литература ». — «Что ты ?! Я не знаю языка!» — «Через полгода я сам сдам твой экзамен».

И Чаковский начал нанимать учителей. Он перепробовал многие, и когда он встретил человека, который говорил по-английски так, что не понимал ни слова, Чаковский стал брать у него уроки.Через полгода, когда его назначили главным редактором, он блестяще знал английский язык. Он был очень своеобразным человеком — для него Царство Небесное, умный, с твердой волей. Он кого-то пообещал, кого-то любил. Он помог кому-то уехать на Запад. Я отлично поработал в «Литературной газете» … Но читать его книги было невозможно.

Вы слышали о Кочетове? Член ЦК КПСС, главный редактор журнала «Октябрь», душитель и доносчик, которого сам преследовал за каннибалистические наклонности.Более неоднозначную цифру представить сложно. В восемнадцать лет написал фельетон про химика, отнес в «ЛГ», но в комнату его не ставят. Потом поехал к Кочетову. Моя юношеская ненависть была так велика, что я представил монстра с пятью головами. Но вместо Змея Горыныча в кресло главного редактора сидел красивый интеллигентный человек. Я был просто ошеломлен, пробормотал что-то неразборчивое и ушел, но мой фельетон так и не увидел света.

Мы много разговаривали с Владимиром Луговским, красивым мужчиной (я думаю, он был самым красивым мужчиной, которого я когда-либо знал) и прекрасным недооцененным поэтом.Луговский раз и навсегда испугался советской власти — он был настолько уязвим, ему так страшно было жить, что он мог лечь на диван лицом к стене и не вставать несколько дней. Во время войны, когда начались бомбардировки Москвы, он впал в отчаяние, стал кричать: «Ненавижу бомбежки, ненавижу бомбежки!» — и его сразу отправили в Алма-Ату. А в его доме были ружья, кинжалы, и он писал стихи совершенно мужские — этакие советские киплинги.

Луговской дружил с отцом, ухаживал за мамой и взял меня, студента, литературным работником.Недавно, перебирая библиотеку, я нашел книгу, в которой под именем Луговского я опубликовал свою первую статью о поэтах Африки …

И его мадам была удивительно своеобразной личностью. Это она мне подсунула эти материалы про химика: «Ты должен написать фельетон». Потом оказалось, что я написала фельетон о своем предыдущем муже.

Захоронила в Ялтинской скале мозг и сердце Луговского, тело — в Москве, надгробие изготовил Эрнст Неизвестный.Емкость с его стихами она закопала в какую-то сумасшедшую глубину … Однажды, когда я уже родила дочку, она позвонила мне: «Сегодня мы пойдем на могилу Луговского». — «Да, кормлю …» — «Надо».

На улице зима, рано темнеет, а она идет за мной в восемь вечера. Ночью приходим в Новодевичье (пропускают — видимо, сторожа уже привыкли к ее поздним визитам), идем к его могиле, она поливает коньяком из фляжки, дает мне глоток, пьет сама, протягивает руку. фляжка водителю.А на обратном пути про каждую могилу говорили гадости: «Смотри, Вишневский, как собака … вылезает из мыльной пены. Посмотрите на Сашу Фадеева — его дурак поставил елку с игрушками на могилу … «Вот такая дама. В то же время она была одаренным человеком, писала хорошие стихи и прозу.

Кто-то сделал карьеру в Союз писателей и Литературный фонд, другие обращались к диссидентам …

Кто-то ушел, кто-то остался, диссидентам казалось, что их здесь зажимают, а там они могут все сказать.Добрый поэт Витя Урин путешествовал по Москве на Победе, к крыше которой был привязан орел с подрезанными крыльями. Витя очень хотел выделиться, стать заметнее. Он эмигрировал — и исчез: много лет спустя его видели на каком-то литературном вечере, торгуя чужими книгами, убогим и несчастным.

Когда они хотели уехать за границу, они не думали об этом. Неужели такой же интересный Вася Аксенов, который остался на плаву, продолжает красиво писать? .. Но Вася бы все равно ушел: в нем, как и во многих из нас, жил страшный страх.(Роберт писал в своих последних стихотворениях: «Как дела, родина страха великая?») Мать и отец Аксенова арестованы, он вырос в детском доме для детей врагов народа. Страх — штука живучая, и когда Аксёнов впервые приехал «оттуда» в Россию, писатель Эдлис, входивший в нашу труппу, позвал Роба: «Старик, ты не боишься встретить Ваську?» — «Вы с ума сошли? Чего бояться?»

Роберт в то время был секретарем Союза писателей, и считалось, что встречаться с диссидентами — не его дело.

— А Рождественский был далек от диссидентских дел?

Совершенно верно. Никаких писем не подписывал, считал, что каждый сам себе хозяин и должен жить где хочет и как хочет.

Роберт искренне верил во все советское. После Бориса Николаевича Полевого он стал членом Европейского писательского сообщества. В этом статусе можно было забыть обо всем — о стихах, о деньгах, о других проблемах. Можно было путешествовать по миру, получать удовольствие от общения с приятными интеллигентными людьми, жить в свое удовольствие в красивых городах и уютных отелях.

После серьезной ироничной речи его сразу полюбили и избрали вице-президентом общины. Видимо, для них было чудом, что советский поэт вспомнил, что он представляет страну. Страна, а не вы сами. Роберт любил свою родину. И мне не было стыдно за это. Многие считали, что это было сделано ради денег, ради карьеры, а потому к нему было особое, недоверчивое отношение. Но он многое получил от властей.

После встречи интеллигенции с Хрущевым Андрей Вознесенский (при жизни Роберта) уверял всех, что Никита собрал писателей, чтобы отругать его, Андрюшу.

Я сделал беспомощный жест: «Роберт, в чем дело?» «Чем я могу похвастаться тем, что на меня кричал Хрущев? Это неуместно ».

Роберт бросается на сцену, Степан Петрович хватает его за рукав. Но стихи все равно звучали, а Хрущев кричал:« А вам, товарищ Рождественский, пора встать под знамя отцов ваших! »

Далее последовали санкции. Давно не публиковали, на телевидение не приглашали. В общем, опал…

А самый первый опал сегодня кажется почти смешным. У Роберта есть стихотворение «Утро>», и некий Капитонов, то ли член ЦК, то ли завхоз в Кремле, слышал его по телевидению. И как только его отключили — никаких публикаций. А у нас только что родилась первая дочь. Роберту пришлось уехать в Кыргызстан. Два-три месяца он переводил на русский язык стихи местных поэтов. Накапливаясь, подобные мелочи заставляли усомниться в том, во что он верил.

Но он все еще оставался самим собой, никогда не менялся, и в этом его трагедия.Современникам казалось, что его купила советская власть, но на самом деле Роберт искренне верил в это — до того момента, когда ему все окончательно стало ясно. Затем началось медленное вымирание — Роб боялся искоренить, убить свою веру, и он не хотел бороться за свою жизнь.

За много лет до этого его избрали депутатом Мосгордумы, и каждую неделю он ходил в Бауманский райком для приема избирателей. Он вернулся домой чернее облака: пришла старуха-инвалид, ее сын умер, она не может подняться на четвертый этаж без лифта.Депутат обещает помочь, идет к знающим: «Нет-нет, даже не думайте, нет возможности, не дадим, никому ничего не обещаем …»

Обошел начальство немного больше. Ничего не добился. А потом вообще перестал встречаться с избирателями. Одна газета даже писала, что депутат Рождественский пренебрегает своими обязанностями и позорит это высокое звание. Но Роберт только пожал плечами: «Так зачем мне врать? Как я могу обещать людям что-то, если я все еще ничего не могу сделать? «

— Что в нем поражало?

У него был потрясающий характер.Он не мог сказать ни единого плохого слова о ком-либо, кого знал. И про чужих тоже. Даже если ему не нравились чьи-то стихи, он старался найти в них хоть что-то хорошее. Но в то же время Роберт был человеком бескомпромиссным: когда он стал председателем правления Центрального дома писателей, ему пришлось выгнать директора Дома писателей с работы, что ему дорого обошлось. Директор делал то, что сейчас в порядке вещей: что-то продал на сторону, обзавелся почти гаремом, вел себя как господин с подчиненными… На него было много жалоб, и Роберт сказал, что директору пора уходить … И его поддержали в обкоме, и он не хотел сдаваться без боя.

Потом еще один стал директором Центрального Дома литераторов. Рождественскому пришлось уйти: новый директор предоставил Центральному дому писателей трибуну для газеты «Завтра». Затем Роберт опубликовал в «Известиях» письмо, в котором говорилось, что Центральный Дом писателей без его ведома приютил черносотенное издание.И он оставил свой пост.

А вот как был выбран исполнитель для двух песен Роберта из «Семнадцати мгновений весны» (кстати, всего песен было 12, по одной на каждую серию). И режиссер Татьяна Лиознова, и композитор Микаэл Таривердиев не могли определиться, кто будет петь в сериале. Оба они непростые люди, они не могли нормально договориться. Если Татьяна Михайловна привела певца и сказала: «Мика, мы возьмем этого» — он, послушав кандидата, ответил: «Он не годится.«Если певицу привел композитор, Лиознова сказала:« Я этого не возьму! »

Была бесконечная перебранка, работа стояла на месте, а фильм нужно было сдавать. На Магомаеве все сошлось, но тогда его одолели собственные проблемы, и он не пел … Потом мы с Робертом привели Кобзона в мастерскую Горького, и Лиознова предупредила нас: «Я скажу Микаэлу, что я не люблю выступление Иосифа». , пела с глаз долой, и только Лиознова открыла рот, чтобы «купить» упрямого композитора, когда Таривердиев сказал: «Это то, что нам нужно.

Часто спрашивают, что появилось раньше — курица или яйцо? Текст или мелодия? «Семнадцать мгновений весны» — самый точный пример: «Песня о далекой родине» была написана на музыку, но для «Моментов» «Таривердиев брал готовые стихи.

— По-разному ли жили писатели и эстрадные композиторы?

Писатели были беднее. Но это зависело от таланта, от того, сколько ты пишешь, сколько печатаешь, как часто твои произведения выходят. исполнено

Но писатели и композиторы пили одинаково.И исполнители не отставали. Однажды Иосиф Кобзон и Юра Гуляев сидели у нас на даче. Юбилейный концерт Клавдии Ивановны Шульженко транслировали по телевидению. Вы бы видели лица наших замечательных певцов! Их не было здесь, а там, рядом с великим певцом. После концерта позвонили Клавдии Ивановне и поговорили с ней, встав на колени перед телефоном. Что они ей сказали. Никогда больше я не слышал и не видел таких проникновенных молодых лиц. Это было двадцать пять лет назад.

Сейчас между артистами и писателями огромная разница: какой-нибудь второсортный певец (как в старину говорили: пригоршня рублей) берет несколько тысяч долларов только за то, чтобы выйти на улицу и спеть «под фанеру».Как-то неловко. Раньше этого не было. На концерте к нему подошла Роберта и спросила: «Роберт Иванович, не возражаете, если я спою под фонограмму?» Он ответил: «Я сделаю это. Тогда я поставлю вас в особое состояние по сравнению с другими исполнителями. Если они об этом узнают, им будет неприятно. «Потом нам сказали, что у Ротару в то время были проблемы с легкими. Если бы Роберт знал об этом раньше, конечно, он пошел бы на встречу с ней … Но в таких вещах он был очень принципиален.

— Его друзья предали его?

Друзья — никогда. Иногда мы сами с кем-то расстались. Среди нас был один стукач. Однажды Толя Аграновский предупредил меня, что дело с этим человеком нечисто, надо быть осторожнее. И тут я вспомнил, как внимательно он слушал все, что говорилось в доме … Мы стали его реже приглашать — мол, они заняты, в наш дом никто не ходит, хотя по-человечески относились к нему очень ласково. И он все понял.Он был умен.

Но когда он ушел, ему удалось реализовать следующую. Я вел себя с ним как хам — отправил в химчистку, попросил бежать на почту … Это не моя роль, и все же я быстро оттолкнул его от дома — но он сумел привести женщину нам. Я до сих пор в хороших отношениях с ней. Но первый был самым лучшим, самым умным и искренне любил нас. И, наверное, много не лежал.

Не было отклика на шестидесятники, молодежь в те годы не хотела читать стихи.Роберт почувствовал это и написал для себя. И для меня.

— В советское время Роберт Рождественский считался эталоном счастливой судьбы писателя …

Все было просто: его стихи, как и произведения других шестидесятников, были созвучны времени, и пришла слава. их само по себе.

Он всегда был очень занят. Дела Союза писателей отнимали много времени. И здоровья. С годами все это стало обузой. Ему просто навязали председателя правления НДЛ: он этого хотел, просил Рождественского возглавить после него Дом писателей.Роберт возглавил комиссии по литературному наследию Владимира Высоцкого. Им составлен и издан первый сборник «Нерв» Володи Высоцкого.

Кстати, Роберт был совершенно ошарашен, когда ему предложили опубликовать Высоцкого. Он пожаловался: «Начинаю читать его стихи, а они без музыки не звучат …» Но Марина Влади обрадовалась, что составителем был Роберт — он никогда не обидел Володю.

Благодаря Роберту вышло двухтомное издание Мандельштама.И, наконец, его усилиями был покорен Дом-музей Марины Цветаевой. Это была «мучительная поездка»: кабинеты руководителей, бесконечная переписка … Увидев, он потерял силы, и я думаю, что Роберт ушел, когда наконец понял, что все, чему он служил, требует переоценки. А переоценивать работу своей жизни — все равно что отказаться от себя.

Целый человек, он не мог сразу, как многие, из атеиста в православного, из коммуниста в либерала. Роберт созревал медленно, но не сгибался.Он не мерцал, не суетился. Не любил вечеринок, не терпел разборок, избегал разговоров по душам. Робкий жил в параллельном, идеальном мире, и когда он прорвался в наш реальный и такой несовершенный мир, он потерял свой оптимизм, которым природа щедро наградила его, и потерял волю к жизни.

— О чем вы сожалеете?

О многом. Теперь, когда Роберта нет на земле, я упрекаю себя в том, что мы так мало говорили, но понимали друг друга без слов.Было чудесно молчать с ним. Я чувствовал, когда он был обременен одним из наших бесчисленных друзей, я чувствовал, когда он стоял перед серьезным выбором, я чувствовал его малейшие желания. Я не хочу сказать, что мы были святыми: в жизни были маленькие соблазны, но мы остались живыми людьми …

Я догадываюсь, что читатель ожидает от таких материалов. Сразу скажу: этого не будет. Личная жизнь — единственное достояние, которым я не считаю возможным делиться ни с кем.

В нашем доме всегда было много людей.Пришли друзья, друзья друзей, их знакомые. И уезжать не хотели: многие, как мы тогда шутили, «забыли уйти». Но если Роберт хотел работать, он незаметно заходил в офис, а затем появлялся снова. Это заметили только самые наблюдательные.

У нас дома не переводились розыгрыши, анекдоты и разные анекдоты. Чувство юмора помогало жить и ему, и нам. В 1992 году младшая дочь решила испытать себя и приняла участие в конкурсе «Мисс Пресс-92».Есть такая примета: когда человек идет на экзамены, его надо отругать. Мы ругали. И Роберт написал забавные «матерные слова». И когда вопреки всем ожиданиям позвонила его дочь и сказала, что она выиграла конкурс и стала мисс Пресс-92, он собрал все «ругающие слова», переплел (Роберт сделал это очень профессионально) и издал книгу в одном экземпляре.

Когда меня приняли в Союз писателей, над нами смеялись — теперь у нас дома Союз писателей. Затем я получила несколько приветственных телеграмм от Роберта, подписанных женщинами-писательницами — Жоржем Сандом, Бичер-Стоу и даже девушкой Орлеанской.И от себя написал:

Мне лестно думать об этом —

Полный поворот судьбы!

Со мной участник

Удачного совместного предприятия!

Я ее сейчас боюсь

Даже больше, чем раньше.

Я не секретарь в Союзе —

Секретарь!

— Сейчас тебе, наверное, очень одиноко?

Нет, потому что у меня трое внуков. Самому старшему — пятнадцать, среднему — двенадцать, младшему — три месяца.Дочери выросли. Оба журналиста. Но старший неожиданно стал еще и фотохудожником, придумал и, на мой взгляд, неплохо справляется с проектами «Частная коллекция» и «Реинкарнация» в журнале «Караван историй». До этого она много писала, переводила с французского и английского (Моэм, Джон Ле Карре, Стейнбек, Шелдон). Она опубликовала «Книгу жизни» — в ней собраны интересные и необычные факты из жизни великих людей.

После смерти Роберта мы самостоятельно издали книгу «Последние стихи Роберта Рождественского».Скоро седьмое. Издан каталог «Собрание поэта». В нем представлено многое из того, что Роберт собирал] всю свою жизнь: книги о Москве, гравюры,] картины, литографии, карты. Организовать выставку помог наш друг архитектор Володя Резвин. Валера Сухорадо выпустил диск с песнями на слова Роберта! Появилась планета Рождественский …

До сих пор не могу себе этого простить: он сошел ко мне с чердака (понимаю, как тяжело и больно ему было), дал мне папку с рукописью:

«Алена, вот книга… »А я отвечаю:« Ладно, отложи, посмотрю потом ». Иногда ужасно больно, что я не схватил ее сразу. И боль уходит только тогда, когда я думаю, что сейчас эта книга в руками многих. Издали тиражом 25 тысяч экземпляров. По советским меркам цифра для стихов небольшая, а по сегодняшним меркам немыслима.

Сейчас мы чувствуем себя сиротами, брошенными .. Хотя наши друзья говорят, что Роберт никуда не уехал, они до сих пор приходят к нам — писатели Виталий Коротич, Леонид Жуховицкий, Иосиф Кобзон, архитектор Владимир Резвин, актер Юлиан Панич, генеральный директор Госконцерта Владимир Панченко…

Беседовал Алексей Филиппов -2001 8196

Екатерина Робертовна Рождественская. Родился 17 июля 1957 года в Москве. Русский фотограф, переводчик художественной литературы с английского и французского языков, журналист, модельер.

У пары трое сыновей: Алексей (1986 г.р.), Дмитрий (1989 г.р.) и Данила (2001 г.р.).

Старший сын Алексей — музыкант, лидер рок-группы FPS, окончил экономический факультет, увлекается киберспортом, по словам Екатерины, у него есть поэтический дар от деда: «В детстве писал стихи. хорошо.Потом все куда-то пошло «…

Средний сын Дмитрий профессионально занимается картингом, неоднократно становился призером различных соревнований.

Младший сын Данил хорошо рисует.

Фильмография Екатерины Рождественской:

2006 — Карнавальная ночь-2, или 50 лет спустя — серия
2008-2009 — Корона Российской Империи, или Снова неуловимые (документальный)
2012 — Тайны советского кино. Неуловимые Мстители (документальный)

Легендарный поэт-шестидесятник Роберт Рождественский прожил с женой 41 год.Художница и литературовед Алла Киреева даже после смерти поэта попросила называть себя женой, а не вдовой Рождественского. Абсолютно непохожие друг на друга, им все же удалось стать единым целым и пронести любовь и уважение друг к другу на протяжении всей своей жизни. В последнем письме к Алле уже больной поэт признался: «Вы соавтор почти всего, что я написал».

Мы совпали с вами, совпали …

Роберт и Алла познакомились в Литературном институте.Рождественский перевелся с филологического факультета Карельского университета. Алла вспоминает его как застенчивого провинциала, который стоит на фоне раскрепощенных молодых поэтов и прозаиков. Он отличался добротой и скромностью. При этом он был буквально набит стихами,

Во всем институте было сто двадцать юношей и шесть человек, так что мужского внимания Алле хватило. Роберт выделялся среди всех умным и внимательным взглядом. По сути, студенты «смотрели не на других, а внутрь себя — как напечататься, как понравиться», — вспоминает Киреева. Они учились на одном курсе, а потом в одно мгновение что-то произошло. «Сразу и на всю жизнь».

Семейная жизнь поэта и музы

Рождественский вошел в литературу вместе с группой талантливых авторов: Василием Аксеновым, Беллой Ахмадулиной, Андреем Вознесенским и Евгением Евтушенко. Поэтические вечера в Политехническом институте, целые концерты в Лужниках делали юных поэтов настоящими звездами того времени, их везде узнавали, просили автографы.Рождественский активно публиковался и печатался. Алла работала в литературном консалтинге журнала «Юность».

Поэт не был избалован славой, по словам жены, у него совершенно не было звездной болезни. Он был равнодушен к заявлениям многочисленных фанаток. Алла Киреева вспоминала, что очень ревновала к этим девушкам, боялась, что подойдет «худенькая» (сама Алла была несколько пухленькой) и заберет его. Но их супружеская жизнь отличалась супружеской верностью, ни о Роберте, ни о его жене даже не ходили слухи.

Их семейная жизнь была отделена от литературного сообщества. Первые годы прошли в комнате коммунальной квартиры в подвале. Дом находился недалеко от Центрального Дома писателей, и некоторые писатели постоянно заходили к ним, чтобы поболтать, выпить или просто погреться. Было шумно, весело и интересно.

Алла не хотела переезжать в дом писателя, опасаясь околлитературных скандалов и сплетен. Они получили квартиру в другом доме, где жили долгое время.Этот дом тоже был полон гостей и друзей.


У Роберта и Аллы родились две дочери — Екатерина и Ксения. Екатерина стала переводчиком и известным фотографом, Ксения стала журналистом.

Как противоположности притягиваются

Алла Киреева пожалела, что одно время они с Робертом мало разговаривали, им хорошо было вместе молчать. Она чувствовала, когда кто-то из гостей тяготил его, когда что-то тревожило его, чувствовала его малейшие желания. Удивительно, как такое взаимопонимание могло возникнуть между очень разными людьми — Роберт был добрым, спокойным человеком, старался видеть в людях только хорошее, а Алла, напротив, слыла бунтаркой.

Когда Рождественский хотел вступить в КПСС, она резко высказалась против и даже пригрозила разводом. Роберт оставался беспартийным, что не помешало ему занимать ряд ключевых должностей в литературных структурах.

В некоторых интервью Алла Киреева отзывается о других поэтах шестидесятников как о настоящем критике. Например, Беллу Ахмадулину она считает самой красивой поэтессой всех времен и народов, но особого таланта за этим не видела.Однажды она сказала, что Ахмадулина была избалована мужьями, и что никто вовремя не дал ей лопату для снега в попу.

Она сказала о Евгении Евтушенко, что он великий поэт, заслуживающий памятника, но среди его стихов было много ерунды. Она считала Андрея Вознесенского великим мастером, отметила, что все его работы точны и чисты, но считала его немного холодным.

Интересные заметки:

Неизвестно, критиковала ли Киреева своего мужа. Но то, что она была его музой, не вызывает сомнений.В то время как интерес к поэзии шестидесятников угас, Рождественский писал для себя и для нее. Ей была посвящена одна из самых лирических песен советской эстрады в исполнении Иосифа Кобзона «Ноктюрн»:

Между вами и мной гул небытия
Звездные моря тайные моря
Как вы живете моей весной
Нежней мою странную шахту

В 1994 году Роберт Рождественский скончался. Алла Киреева убеждена, что его искалечило разочарование во всем, во что он верил.Рождественский был абсолютно советским человеком, гордился своей страной и свято верил в коммунистические идеалы. Для Аллы Киреевой перемены в стране не стали коллапсом, она всегда критически относилась к власти и советской системе. Надо сказать, что Алла Киреева тоже не сочувствовала новой власти. Она часто критиковала Путина в своих интервью.

После смерти мужа Алла Киреева прожила еще 21 год, воспитывала внуков, в 70 лет увлеклась живописью.Она скончалась в мае 2015 года.

Судьба свела Роберта Рождественского с женой Аллой Киреевой в Литературный институт. Алла уже училась, и Роберт к ним присоединился на курс филологического факультета Карельского университета. Его предыдущая попытка поступить в Литературный институт не увенчалась успехом. Приемная комиссия вынесла приговор: «Невозможно». Столичный студент сначала не обратил внимания на забавного, плохо одетого парня из провинции. Но потом поразил своим добрым внимательным взглядом, спортивной выправкой (играл за сборную Карелии по баскетболу, увлекался боксом, волейболом).И самое главное, женщины это ценят больше всего — своим умом. Рождественский с легкостью читал почти любого поэта часами. Между молодыми людьми вспыхнуло чувство, связавшее их на всю жизнь. Они прожили вместе 41 счастливый год. Они понимали друг друга без слов, были выше мелких соблазнов. Их семейная история достойна восхищения. Только смерть Роберта могла положить конец этой великой любви. 20 июня великому поэту исполнилось бы 69 лет. «ФАКТЫ» предлагает своим читателям историю жены Рождественского.

Рождественский называл всех писателей террариумом единомышленников

Впервые вы познакомились с Рождественским в Литературном институте. Что же тогда такое был Литературный институт, кто там учился?

Литературный институт насчитывал сто двадцать юношей и около пяти или шести девушек, так что на каждого хватило джентльменов. Ребята были очень разными, в том числе очень весёлыми. Среди них были и совершенно безграмотные, республике выделили места, отправили в Москву учиться «на писателя».«Но конкуренция, тем не менее, была огромной.

Мы были на одном курсе с Робертом, а потом, однажды, что-то произошло. Сразу и на всю жизнь.

Где вы жили после свадьбы?

В подвале Во дворе Союза писателей, на Воровского, 52. Была коммунальная квартира, и в ней жили четыре семьи — пара учителей с дочерью и пожилая женщина легкого поведения, ровесница века. Долгое время она была любовницей Мате Залки.Там же жили дядя и тетя, бабушка и дедушка, мама, папа и я. Когда мы поженились, мы занимали шестиметровую комнату, примыкающую к большой.

Какой семьей вы были?

Мой отец был одаренным критиком. При Горьком он был директором Дома писателей. Мама была художницей оперетты, но не брезговала ни одной работой. Мама и папа рано расстались, и я жила между двумя соседними комнатами: в одной мама жила со своим новым мужем, а в другой — с папой и ее новой женой. Родители меня очень любили, но я чувствовал себя лишним и ненужным.

Мама и Роберт обожали друг друга. Недавно нашла у нее записку: «Робочка, если ты передо мной встанешь, разбуди меня, я тебе кашу приготовлю» … Он ей в нем не нравился, и он ей даже стихи посвящал и часто шутил : «Бог знает, почему я познакомился с Алкой раньше, иначе он женился бы на Лидке. «Она действительно была неотразимой женщиной, и многих из наших друзей она серьезно привлекала.

После публикации стихотворения« Любовь моя »Роберт прославился — это произошло еще во времена Литературного института.Но мы все равно сидели без денег. Иногда с улицы Воровского до Тверского бульвара брали такси, но у мамы брали три рубля. У нас увеличили стипендии, мы жили на них, и родители ему немного помогали. Они были несгибаемыми коммунистами: их отчим был полковником, политруком, а мать — военным хирургом. Настоящий отец Роберта умер в 1942 году, а молодая вдова, очень красивая женщина, через пять или шесть лет вышла замуж. Ее новый муж удочерил Робку, и он уважал отчима и был ему благодарен всю жизнь.

С кем вы тогда дружили, кто любил Рождественского, кто его ненавидел?

Мне казалось, что его все любят. (И они, конечно, всех уважали.) Имена тех, кто его ненавидел, сегодня никому не скажут. Подонки всегда сбиваются в кучу, но они друг друга терпеть не могли и постоянно лаяли. А потом наверстали — за бутылку. Пьянство и зависть были аурой Центрального Дома писателей, где любили считать чужие гонорары, лезть в чужие семейные дела и писать доносы.Однако, честно говоря, водка была одним из основных компонентов в общении всех писателей. Мы тоже не были исключением.

Рождественский уважал литературную среду?

Нет, пожалуй. Он уважал и даже любил отдельных писателей, но вместе он называл их террариумом единомышленников.

К счастью, в это время в его жизни появилась песня, и мы оказались в совершенно другом мире. В чем-то он мало чем отличался от писателя: в этом мире тоже любили гулять, любили и осуждали.Среди композиторов тоже были разные люди.

Писатели и композиторы пили одинаково

По-разному ли жили писатели и эстрадные композиторы?

Писатели были беднее. Но все зависело от таланта, от того, сколько ты пишешь, сколько печатаешь, как часто исполняются твои произведения. Разница в другом: хорошие писатели редко говорят о своих идеях, о творчестве. Чаще они могут говорить только о том, что уже сделано. Композиторы, как правило, обсуждают с поэтом, о чем будет песня — Оскар Фельцман, например, не садился за рояль, если Роберта не было рядом.Но писатели и композиторы пили одинаково.

Его друзья предали его?

Друзья — никогда. Иногда мы сами расставались с некоторыми людьми.

Что чувствовал Рождественский в последний период своей жизни, когда земля ушла из-под ног поэтов и люди думали не о поэзии, а о том, как выжить?

Роберт верил в перестройку в детстве. Я никогда не видел его более счастливым. Но быстрое разочарование сломило его. Ему было очень тяжело, он не знал, чем все закончится.И никто не знал. Но он дружил с Коротичем, который был гением поведения.

В Киеве он был самым гадким из украинских писателей, и я не очень понимаю, как это сочетается с перестройкой «Огонек»

Коротич — наш друг. Один из тех, кто не забыл дорогу к нашему дому даже после ухода Роберта.

Сначала Роберта называли редактором «Огонька». Его пригласил Александр Николаевич Яковлев, и он вернулся из ЦК мрачным.

Алка, у меня нет сил на это

Так что брось, живи своей жизнью. Роберт сразу перезвонил Яковлеву: «Александр Николаевич, я вам советую Коротич. Он умный, талантливый человек и сделает тот журнал, который нужен в настоящее время. Коротич сделал это, но у Роба не получилось бы: персонаж не тот. Виталий очень точно написал о Роберте: «Он был из тех людей, перед которыми я никогда не хотел, чтобы тебе было стыдно». Спасибо Виталию за поддерживает Роберта в последние годы после операции, публикуя его стихи и книги.

Роберт был очень верным человеком, рыцарем

В советское время Роберт Рождественский считался эталоном счастливой судьбы писателя

Роберт был поражен сотней событий, произошедших в его жизни: его популярностью, востребованностью, бесконечными письмами , приглашения. Он не думал, что заслужил такой успех. Он думал, что это ошибка. Неуверенность в себе была огромной. «Думаю, я взял чужой билет», — написал он.

О чем вы сожалеете? — спрашивает «Караван».

О многом.О ненаписанных книгах, о нерожденных детях, о ушедших друзьях, о неудавшейся дружбе, о времени, потраченном на ничтожных людей.

Я был слеп, не видел, что я нужен Роберту — со всеми его проблемами и комплексами. И только я. И мне казалось, что соперник за каждым углом. Роберт был не только моногамным, но и очень верным человеком, рыцарем. Я каждый день слышал: «Алька, я тебя люблю!» Я привык к этим словам и до сих пор не могу поверить, что больше никогда их не услышу.Но они звучат по ночам, заставляя меня просыпаться.

Роберт всегда просыпался в отличном настроении, как будто благодаря жизни за то, что она есть. Он пел с самого утра, и мне кажется, что это создавало особую ауру, питало наш дом, наши мысли, наши дела. После его ухода мы изменились, стали менее терпимыми — в его присутствии нельзя было ни о ком говорить плохого. Жизнь с ним была праздником.

Наш друг, критик Толя Бочаров, одолжил нам деньги на машину, и когда мы собрали эту сумму и приехали к ним в гости, чтобы вернуть долг, Роберт попросил меня отвлечь хозяев.Я начал рассказывать какую-то длинную непонятную историю, и через некоторое время Роберт вошел на кухню в плавках. На шее у него висел монист в двадцать пять рублей. А на полу в их комнате были разложены купюры: «Спасибо, Толя и Света».

Каким он был во время болезни?

Он писал до последних дней, угасая, когда у него оставалось совсем немного сил.

Сейчас мы с нашим домом чувствуем себя сиротами, брошенными, брошенными. Хотя друзья говорят, что Роберт от него не уходил.

Я подозревал, что многие из нас с Робертом завидовали, но все же — столько лет вместе! Но если бы они знали, как мы счастливы, они бы, наверное, сожгли нас на площади.

Через несколько месяцев после смерти Роберта я обнаружил на столе телеграмму: «НОРМАЛЬНО ЗДЕСЬ НЕ ПЛОХО, НЕ БОЙТЕСЬ ОЧЕНЬ ПРОПУСТИТЬ РОБЕРТА».

Оказалось, телеграмма шестидесятников

На украинском портале «Гордон» — еще один эксклюзив: интервью литературного критика Аллы Киреевой.А. Киреева — вдова известного поэта шестидесятников Роберта Рождественского. Ее взгляд на реалии советского и настоящего, постсоветского времени одинаково беспощаден. А. Алексеев.

Роберт Рождественский — культовый поэт шестидесятников, автор нескольких сотен песен, в том числе «Не думай на секунды», «Что-то стало с моей памятью», «Мои годы — мое богатство». В этом году исполняется ровно 20 лет со дня его смерти. Из 62 лет на свободе 41 год Роберт Иванович жил с любимой женой — литературным критиком Аллой Киреевой.

Как им, таким разным, удалось спасти семью, сама Алла Борисовна ответить не может. Рождественский — кумир поколения, поэт, к которому хорошо относился советский режим, Киреева — бунтарь и правдивый, всю жизнь ненавидевшая Коммунистическую партию и советский строй. «Действительно застенчивый, очень долгое время искренне доверял всему, что видел и слышал», — вспоминала Киреева в интервью газете «Бульвар Гордон». «Помню, в 78 году он внезапно объявил, что собирается на вечеринку… Не удержался: «Так вот: одно заявление в партию, второе — в загс о разводе. Я не буду жить с однопартийцем! «

О несгибаемом характере Киреевой можно судить по одному красноречивому эпизоду. К 70-летию со дня рождения поэта Андрея Вознесенского был награжден Павел Бородин, бывший руководитель Президента Российской Федерации (и Ельцин, и Путин). Когда кремлевский чиновник поднялся на сцену, Киреева, сидевшая в первом ряду, громко кричала: «Вор должен сидеть в тюрьме!»

«Последнее, что я помню, это сумасшедшие глаза Зои Богуславской ( жена Вознесенского.
«ГОРДОН»
). — призналась Киреева. — Убежал … Пал Палыч (Бородин. — «ГОРДОН»
), конечно, обаятельный мужчина … Но елочки, палочки! Ты поэт! Да, Робкий повесился бы, если бы я ему сказал: «Давай пригласим Пала Палыч …» Лучше съесть сухари вместо белого хлеба, чем тащить таких людей к порогу!

— Алла Борисовна, вы понимаете, чего пытается добиться Путин?

— Ему не нужны ни новый СССР, ни Российская империя.Цель Путина — построить меховые магазины для себя и своего ближайшего окружения. Это бизнес-задачи и не более того.

— А Владимир Владимирович уверяет, что «главная трагедия — отчуждение украинского и русского народов», чему якобы немало способствовал Запад.

— Путин своими руками устроил все главные трагедии России последних 15 лет. Подчеркиваю: трагедии устроил он и только он!

— Судя по социологическим опросам, россияне так не думают, иначе откуда у Президента РФ рейтинг 84%?

— Сегодня почти все в России любят Путина, а завтра, когда государство начнет лезть в кошельки обычного человека, чтобы обеспечить Крым и поддержать боевиков в Донбассе, ему это очень не понравится.Вскоре обещания Кремля создать «Новороссию» разочаруют и даже разозлят большинство жителей России.

— А Майдан появится на Красной площади?

— России не хватит сил на Майдан; вместо этого начнутся грабежи и кровавые грабежи.

— Почему именно Украина вызывает такую ​​агрессию и ненависть у гражданина России?

— Большинству россиян «промывают мозги» телевизионная пропаганда. Люди разучились думать и работать, а не хотят.Поэтому сосед, взявший судьбу в свои руки, вызывает отторжение и раздражение.

— Странно, что молодое поколение, которое не знает СССР, но прекрасно понимает, что такое Запад, поддалось пропаганде.

— Молодежь в России выросла с включенным телевизором, которому они абсолютно верили и верили. Теперь они запутались в Интернете, они читают всякую чушь вместо книг. В России идет очень жесткая пропаганда, меняющая сознание, для меня это абсолютно реальный факт.

— Как уберечься от кремлевской пропаганды?

— читаю русскую классику, телевизор не смотрю, где одни и те же лица с пеной у рта и с сумасшедшими глазами несут чушь. Достаточно. На меня невозможно воздействовать пропагандой.

— Почему так много представителей творческой интеллигенции России — писателей, художников, музыкантов — не только не противятся политике Путина, но и активно ее поддерживают?

— Потому что у них есть рабыня, душа лакея.

— Вы обратили внимание, что среди российского руководства нет ни одного поэта, подписавшего письмо в поддержку Путина?

— Поэты — довольно тонкий материал. Хорошо, что Украина заметила, что под письмом нет подписей настоящих поэтов. И это здорово. Я понимаю, почему в украинском обществе выросло презрение к русским. Это ужасно. Чтобы восстановить старые отношения, потребуются десятилетия кропотливой работы.

— Вы лично ощущаете влияние санкций?

— Я настолько одряхлел, что редко хожу по магазинам, потому что западные санкции меня не коснулись.А ответные санкции России выглядят по-детски. Это жуткая детсадовская привычка: «Ой, ты такой? Тогда мы к тебе!» Когда русский обыватель говорит: «Хорошо, что западные товары запрещены, теперь отечественный производитель вырастет», он не понимает, сколько времени и технологий нужно, чтобы вырастить, например, его собственную пшеницу. Но куда деваться, такой народ в России …

— Чем закончится российско-украинская война?

— Невозможно предсказать.Кремлевская власть непредсказуема, совершенно непонятно, чего она захочет завтра. Думаю, в конце концов, Украина станет свободной европейской страной, а Россия и дальше будет подниматься с колен.

— Что бы вы пожелали нашим народам?

— Желаю, чтобы Украина как можно скорее стала настоящим крепким кулаком и постаралась не ненавидеть Россию. Поверьте, не все россияне виноваты в том, что сейчас происходит. Я желаю россиянам только одного: открыть глаза, включить мозги и понять наконец, кто и зачем их дурит.

Блок А.А.

Александр Александрович Блок (1880-1921), поэт и драматург, родился в дворянской семье. Его отец, А. Л. Блок , был юристом, профессором Варшавского Университета и талантливым музыкантом . Его мать , А. А. Бекетова, была писательницей. Его родители разошлись вскоре после его рождения . Блок провел детство в семье деда А.Н. Бекетов, ботаник, ректор Петербургского университета в Петербурге и имения Бекетова Шахматово, под Москвы . В 1889 г. мать Блока получила официальный развод и вышла замуж за офицера Ф. Ф. Кублицкого-Пиоттуха, , после чего она с сыном переехала в его квартиру в промышленном районе Петербурга. Закончив из гимназии, 1898 , Блок поступил в юридическое училище Петербургского университета, но перевелся на его историко-филологическое отделение в 1901 году, которое окончил в 1906 году.В ранней юности он увлекся театром (сыграл Гамлета, Ромео и Чацкого в «Горе от ума» Грибоедова) и намеревался стать актером, но в 18 лет начал серьезно писать стихи. В 1903 г. Блок женился на Л. Д. Менделеевой, дочери известного химика Д. И. Менделеева. Этот брак, вряд ли удачный в обычном смысле , оказался важным для внутреннего развития Blok : Л. Д. Менделеева вдохновила почти все его ранние и значительную часть его поздних стихов. Сближение Блока с Андреем Белым , Сергеем Соловьевым и другими символистами произошло одновременно. В 1903 г. стихов Блока были первых , опубликованных в журнале «Новый путь», редактором которого были Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус.
В 1904 г. появилась первая книга стихов Блока : Стихи о прекрасной даме были восприняты юными символистами с энтузиазмом . Вторая книга стихов Блока «Непреднамеренная радость» (Нечаянная радость, 1907) и его лирическая драма «Ярмарочная будка» (Балаганчик), поставленная в 1906 году, прославили его.Именно тогда Блок стал профессиональным литератором, двигаясь в кругах литературно-философской интеллигенции и театральной Богемии. На его личную жизнь и творчество повлияли отношения с актрисой Н.Н. Волоховой (стихотворные циклы «Снежная маска», «Фаина», пьеса «Песня судьбы») by]) и певца Л.А. Дельмас (цикл стихов «Кармен»). Блок совершил несколько заграничных поездок, из которых особенно значительным было его путешествие в Италию в 1909 году (цикл «Итальянские стихи» и серия эссе «Молнии искусства»).Его поездка в Варшаву, вызванная смертью его отца в 1909 году, дала Блок толчок к его стихотворной эпопее «Возмездие» («Возмездие», 1910–21). После выхода в свет его книг Земля, в снегу (Земля в снегу, 1907), Лирические драмы (1908), Ночные часы (Ночные часы, 1911), трехтомный сборник его стихов (1911-12), пьеса «Роза и крест» (Роза и крест, 1913) и стихотворный эпос «Сад соловьев» (Соловилныл сад, 1915) Слава Блока распространилась на Россия .Опубликовал много статей, прочитал публичных, лекций («Народ и интеллигенция» — Народ и интеллигенция, 1908). В 1916 г. Блок отредактировал и написал предисловие к сборнику стихов А. Григорьева, во многом повлиявшего на его позднюю поэзию.
Составленный в 1916 году, Блок был назначен по влиянию друзей в качестве рекордсмена инженерного подразделения. Он находился на фронте под Псковом
до марта 1917 .Он с энтузиазмом встретил Февраль Revolution . С мая 1917 года он редактировал показания бывших министров царя перед Чрезвычайной
Следственной комиссией Временного правительства , которая предоставила ему материалы для его книги « Последние дней старины». Режим (Последние дни старого режима, 1919). Октябрьская революция первоначально также вселила большие надежды в статью Blok «Интеллигенция и революция» 1918 г.).Работал в советских учреждениях , участвовал в издательстве , доме Всемирная литература ( Мир, , литература, ), Большом драматическом театре , Вольной философской ассоциации (Воллфила), Свободном философском объединении. который он помог организовать. В 1920 году избран председателем Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов . Блок был близок к левым Социал Революционерам Партия в то время.В феврале 1919 года он был ненадолго арестован в связи с так называемым «заговором левых эсеров». Последние два года из жизни Блока были отмечены его глубоким разочарованием в Революции. Апатия, отчаяние, тяжелые условия жизни и загадочная (возможно, венерическая) болезнь привели к его психическому заболеванию и ранней смерти.
Ранняя поэзия Блока связана с традициями Жуковского, Полонского, Фета, а также с эпигонической лирикой 19-го века .
Зрелая поэзия Блока (стихи его «третьего тома» 1907-16), обогащенная новыми свершениями, возвращается к классическим образцам. Блок теперь приближается к Пушкину , уровень артистичности которого он почти достигает. По-прежнему выделяются мотивы душевной боли, отчаяния, космического диссонанса и хаоса (цикл Ужасный Мир — Страшный мир), абсурдности человеческого существования (группа стихотворений под названием Danse macabre — Пляски смерти). Цикл Возмездия содержит великолепные покаянные стихи («О доблести, подвигах и славе» — «О доблестях, о подвигах, о рабе», «Командирские ступени» — Шаги Командора). Блок теперь оглядывается на свой второй период как на падение , замену живого и творческого символизма декадансом ; экстатическое превосходство за пределами мирского обратилось в грех. Вездесущая память о его более ранних символических системах придает метапоэтический характер поэзии такого рода Блока . Возникает стремление уйти от лирической замкнутости к более объективным жанрам. Цикл Ямбс (Yamby) проникнут политическими и социальными темами.В «Итальянских стихах» Блока «Итальянские стихи» проявляется живое чутье истории , живописная пластика, живое повествование; здесь Блок достигает непревзойденной гармонии композиции, ритма и звуковой символики («Равенна»). Его короткая поэма «Сад соловьев» во многом напоминает итальянские стихи.
Блок оказал огромное влияние на русскую поэзию, в том числе на враждебные ему школы, акмеизм и футуризм. Ахматова и Маяковский узнали от него напрямую.Он вошел в историю как поэтический свидетель великих изменений и катаклизмов, как поэт, трансформировавший русский поэтический язык , и как один из самых противоречивых и замечательных русских писателей , памятник к начало века »( Анна, Ахматова).

Татьяна Поляченко — факты, биография, карьера, собственный капитал

В середине 90-х Поляченко начал писать детективные романы.Первая книга Татьяны «Кровь нерожденного» принесла писателю всероссийскую известность. В первом романе автор построил сюжет вокруг нового для 90-х годов кровавого дела — торговли человеческими эмбрионами. Автор предстала перед читателями под псевдонимом Полина Дашкова, который преобразовала из имени младшей дочери и собственной фамилии.

В 1998 году Татьяна издала роман «Никто не будет плакать», а через год подготовила к изданию следующие две книги — «Место под солнцем» и «Золотые пески».В 2000 году писательница порадовала поклонников сразу пятью работами: «Эфирное время», «Чеченская марионетка, или Порочные твари», «Детская», «Образ врага», «Легкие шаги безумия». Писатель умело вплетал исторические свидетельства и задокументированные факты в традиционное полотно детективного рассказа. Помимо России Полина Дашкова начала публиковаться за рубежом. Ее романы приобрели популярность в Германии, Франции, Китае, Дании, Испании, Польше, Венгрии.

В 2002 году вышел в свет двухтомник Полины Дашковой «Чувство реальности» о заказном убийстве гражданина США в Российской Федерации.В книге писатель соединил шпионскую тематику с любовной темой, легко перенеся сюжет из реалий российской глубинки в кулуары североамериканских спецслужб. Отсутствие главных героев позволило автору подробно раскрыть психологию и внутренний мир каждого персонажа. В 2003 году появился аналогичный предыдущему детективный роман «Херувимы» и сборник рассказов «Качели».

Через год режиссер Али Хамраев получил от Полины Дашковой права на экранизацию третьего детективного романа писателя «Место под солнцем».По сценарию юной балерине пришлось столкнуться с убийством мужа, расследовать которое она должна была сама. Под подозрение попали сразу несколько знакомых: поклонник танцовщицы, деловой партнер мужа, его любовница. Анастасия Волочкова, Сергей Горобченко, Оксана Сташенко и Максим Аверин сыграли главных героев восьмисерийного фильма. Несмотря на звездный состав сериала, отзывы критиков и самой писательницы были отрицательными.

В 2005 году вышел второй из двух фильмов по книгам Дашковой — детектив «Херувим» режиссера Николая Гейко, в котором главные роли исполнили Ирина Купченко, Александр Ефимов и Мария Порошина.В 2004 году Татьяна написала триллер «Приз», в котором рассказывается о темном прошлом успешного предпринимателя и о девушке, знающей секреты. Спустя два года автор выпустил очередной сборник остросюжетных рассказов «Игра мнений» и детективный роман «Вечная ночь» о преступлениях философа-маньяка.

В 2007–2009 годах Полина Дашкова создала еще один шедевр — трехтомник «Источник счастья», сюжет которого переносит читателя в эпоху начала 20 века.Загадочные события, медицинские открытия, семейные тайны — все составляющие умело переплетаются в детективном романе, написанном простым и доступным языком. Поиск пропавшего профессора Свешникова, а точнее его лекарства, дающего вечную молодость, заставляет миллиардера Питера Кольта приступить к изучению биографии лекаря и его архивов. Книга не лишена точности в описании исторических фактов с изрядной свободой в интерпретации событий прошлого.

В 2010 году вышел сборник «Точка невозврата», в который вошли рассказы «Лешенка», «Ее величество Корк», «Балет», «Как я начинала в кино», «Штаны девиц» и документальный приключенческий рассказ «Точка невозврата».Последнее произведение сборника содержит главного героя предыдущего романа — доктора Агапкина.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *