Эмоциональное восприятие: Восприятие эмоций оказалось зависимо от индивидуального опыта

Восприятие эмоций оказалось зависимо от индивидуального опыта

Jonathan Freeman et al. / PNAS, 2019

Восприятие эмоций оказалось не универсальным — оно зависит от того, какие концепты эмоциональных состояний существуют у каждого человека, причем как на перцептивном, так и на нейрокогнитивном уровне. К такому выводу пришли американские ученые, которые попросили добровольцев оценить шесть базовых эмоций по внешним признакам, а также по ощущениям, которые с ними связаны, а затем проследили за тем, как различные эмоции активируют зоны мозга, которые отвечают за их восприятие. Статья с описанием работы опубликована в Proceedings of the National Academy of Sciences.

Выражение эмоций — очень важный с эволюционной точки зрения навык, который помогает человеку не только обозначать свое собственное состояние, но и распознавать, что чувствует другой: это, с одной стороны, значительно облегчает коммуникацию, а с с другой — позволяет эффективнее добиваться собственных целей. Несмотря на некоторые культурные различия в эмоциональном восприятии (представители западных культур выражают эмоции интенсивнее, чем те, кто относится к восточной культуре, из-за чего восприятие, например, ярости, для последних может быть осложнено), эмоции считаются достаточно универсальной категорией: это значит, что у большинства психически здоровых людей не возникает проблем с тем, чтобы различить выражение радости и печали.

При этом на эмоциональное восприятие могут влиять и индивидуальные характеристики (например, опыт) человека; другими словами, то, как он или она определит какую-то эмоцию, зависит от того, что именно для него эта эмоция значит. Данных, подтверждающих это влияние, однако, до сих пор не было достаточно.

Психологи из Нью-Йоркского университета под руководством Джонатана Фримена (Jonathan Freeman) провели исследование, в котором приняли участие 40 добровольцев: 20 американцев и 20 японцев. Каждому участнику необходимо было оценить фотографии лиц с выражением шести базовых эмоций: грусти, радости, страха, отвращения, удивления и злости.

Исследователи предположили, что оценить представление об эмоциях людей можно по тому, какие эмоции для них оказываются схожими. Для этого они попросили участников ответить на вопросы о том, какие физиологические и психологические ощущения для них связаны с каждой из шести эмоций (например, для каких эмоций характерен плач, а для каких — учащенное сердцебиение). После этого участникам показывали лица людей и просили определить выраженные на них эмоции: на выбор из шести возможных или из двух. Наконец, с помощью фМРТ эксперимента ученые проследили за тем, как зоны мозга, отвечающие за эмоциональное восприятие, активируются для разных эмоций. Таким образом, исследователи проследили за тем, какие эмоции схожи на трех разных уровнях: индивидуальном концептуальном, перцептивном и нейрокогнитивном. В дополнение они оценили и культурные различия, которые влияют на восприятие эмоций на каждом из рассмотренных уровней.

Ученые обнаружили значимые культурные различия в эмоциональном восприятии: процент несоответствия между изображенной (то есть той, которая подразумевалась) и названной эмоцией среди японцев составлял 18,125 процента, а у американцев равнялся 6,875 процентам. Японцы, например, достаточно часто путали выражения удивления и страха, а также злости и отвращения. Это подтвердило уже известные данные о том, что представители восточных культур в целом менее точно категоризуют эмоции по сравнению с представителями культур западных.

Матрица корреляций между оценками изображенной и названной эмоции для японцев и американцев. Чем ближе цвет к белому, тем выше корреляция

Jonathan Freeman et al. / PNAS, 2019

Что касается поведенческих тестов и опросов (определение эмоции и оценка связанных с ними состояний), то здесь ученые обнаружили, что то, каким образом участник концептуализирует определенную эмоцию, коррелирует с тем, как именно он ее воспринимает: другими словами, если страх и удивление для человека связаны одними ощущениями и реакциями, то и внешнее их выражение на чужом лице будет на него похожим. При этом сама способность правильно называть определенные эмоции (в случае, если выбор состоял из двух вариантов) не зависел от того, способны ли участники правильно называть эмоции в принципе в случае, если им нужно было сделать выбор из всех шести возможных вариантов.

Матрица корреляций для концептуального восприятия и восприятия по внешним признакам — в зависимости от задания

Jonathan Freeman et al. / PNAS, 2019

Наконец, ученые рассмотрели паттерны активности головного мозга в ответ на определенные эмоции: сосредоточились они на правой веретенообразной извилине — области мозга, которая вовлечена в оценку выражений лиц. Проанализировав данные, ученые обнаружили корреляцию между концептуальным и нейрокогнитивным восприятием эмоций: те эмоции, которые одинаково воспринимались на индивидуальном уровне, также схожим образом активировали и веретенообразную извилину.

Матрица корреляций для активности веретенообразной извилины в сравнении с матрицей корреляций концептуального восприятия

Jonathan Freeman et al. / PNAS, 2019

Авторы работы пришли к выводу, что восприятие эмоций не является универсальной категорией. Более того, оно, пусть и зависит от культурных различий, в первую очередь завязано на индивидуальном восприятии. Другими словами, исследователям удалось подтвердить гипотезу о том, что эмоция — это не единая общепринятая категория, а скорее концепт, который во многом отражает индивидуальное восприятие и, более того, строится на его основе.

Эмоциональное восприятие может зависеть и от внешних факторов. Например, в прошлом году ученые показали, что то, насколько точно человек может распознать эмоцию на лице другого, зависит от того, в каком месте находится объект в его поле зрения. При этом положительные эмоции одинаково хорошо считываются вне зависимости от того, находится ли человек в центре поля зрения смотрящего или же на периферии.

Елизавета Ивтушок

Что такое эмоциональный интеллект и почему он так важен

• Алина Исаченко
• для bbcrussian.com

2 августа 2017

Автор фото, London Psychometric Laboratory

Подпись к фото,

Человек может проверить свой эмоциональный интеллект, оценив себя по ряду факторов теста «черты эмоционального интеллекта», включая способность сопереживать и испытывать счастье

Эмоциональный интеллект — понятие, вызывающее споры. Одни называют его недостаточно научным, другие видят в эмоциональном интеллекте ключ к успеху во всех сферах жизни: от повышения зарплаты до счастливых отношений Так ли это?

О том, что такое эмоциональный интеллект и почему он важен, Русская служба Би-би-си поговорила с Константином Петридесом — профессором психологии и психометрии Университетского колледжа Лондона.

Способность объединить ум, логику и эмоции

Би-би-си: Что такое эмоциональный интеллект? Когда впервые о нем стало известно?

Константин Петридес: Эмоциональным интеллектом называют способность человека воспринимать собственные эмоции и управлять чувствами для эффективного решения задач.

Интерес к эмоциональному интеллекту возник в начале XX-го века из-за неспособности классических IQ-тестов (коэффициент интеллекта) объяснить особенности мотивации и поведения людей.

Однако еще древние греки задумывались над эмоциональным интеллектом, полагая, что мудрый человек — это тот, который способен объединить ум, логику и эмоции. Несмотря на то, что это было две с половиной тысячи лет назад, вопрос человеческих эмоций остался тем же.

Еще в 1870-м году в книге «О выражении эмоций у человека и животных» Чарльз Дарвин сделал попытку изучения человеческих эмоций через внешние проявления. Концепция эмоционального интеллекта (или сокращенно EQ) в современном его понимании возникла в начале XX-го века.

В 1920 году американский психолог Эдвард Торндайк впервые ввел понятие социального интеллекта как способности человека разумно действовать в отношениях с людьми.

В 1983 году Говард Гарденер предложил теорию множественного интеллекта, разделив интеллект на внутренний (свои эмоции) и межличностный (эмоции окружающих).

Журналист Дэниэл Гоулман популяризировал понятие, издав книгу «Эмоциональный интеллект» в 1995 году.

Автор фото, iStock

Подпись к фото,

Исследователи считают, что занятия медитацией необходимы для развития эмоционального интеллекта

Как показывают исследования, существует несколько диагностик эмоционального интеллекта.

К примеру, модель способностей (Ability model), которая рассматривает эмоции как генетически заложенное качество или талант, который можно объективно измерить, как способность к математике или языкам.

Модель «черты эмоционального интеллекта,» исследованием которой занимается наша лаборатория, считает, что эмоциям невозможно дать количественную оценку.

Программа изучает восприятие человеком собственных эмоций, позволяя тестируемому дать оценку своим чувствам, пройдя тест.

Дать оценку эмоциям

Би-би-си: В чем смысл теста? В чем его практическое применение?

К.П.: Тест состоит из 15 компонентов, или «черт» эмоционального интеллекта, включая способность адаптироваться к обстоятельствам, умение эффективно принимать решения, сопереживать и испытывать счастье.

Человек оценивает каждый параметр и получает картину своего эмоционального состояния, что позволяет ему обратить внимание на личностные недостатки, о которых он раньше и не задумывался.

Недавно к нам обратились из подразделения Лондонской полиции. Один из сотрудников, талантливый служащий, который при этом совершенно не умел ладить с коллегами, отличался прямолинейностью и авторитарным характером.

На работе не знали, что с этим делать.

Автор фото, iStock

Подпись к фото,

По результатам исследования, женщины с высоким эмоциональным интеллектом более довольны своей внешностью

Полицейский прошел тест, фокусируясь на мотивации, умении принимать решения и взаимоотношениях. Это помогло ему осознать собственное поведение и улучшить отношения с коллегами по работе.

Эмоциональный интеллект может измерить не только тестируемый, но и близкие ему люди. К примеру, мужчина считает себя оптимистом и вполне счастливым. Но, если попросить пройти тест его супругу, может оказаться, что она видит его пессимистом, неспособным контролировать эмоции.

Часто люди воспринимают себя не так, как о них думают другие.

Осмысление эмоций — первый шаг к переоценке поведения.

В отличие от IQ, эмоциональный интеллект можно повысить

Би-би-си: В чем отличие эмоционального интеллекта от IQ (коэффициента интеллекта)?

К.П.: Известно, что уровень IQ — объективный показатель умственных способностей, который нельзя изменить. Коэффициент интеллекта предопределяет успех в школе, на работе.

Автор фото, iStock

Подпись к фото,

Исследователи отмечают, что высокий эмоциональный интеллект положительно влияет на способность работать в коллективе

Эмоциональный интеллект — это умение человека воспринимать собственные эмоции, которое в том числе влияет на способность работать в коллективе и улавливать настроения коллег.

В отличие от IQ, который заложен генетически, человек может регулировать и повышать свой эмоциональный интеллект на протяжении жизни.

Важно понимать, что показатель социальных навыков не менее важен для личного успеха, чем способность логически мыслить или решать математические задачи.

Би-би-си: Какую роль играет эмоциональный интеллект для бизнеса и компаний?

К.П.: Работодатели обращают внимание на то, что высокие умственные способности не всегда являются критерием, определяющим успех человека на работе.

Например, нанимают человека с широким послужным списком и высоким показателем IQ, а он оказывается тираном, не способным ладить с командой.

Именно поэтому все больше крупных компаний обращается к специалистам эмоционального интеллекта за помощью: достаточно поискать в интернете «эмоциональный интеллект для бизнеса», чтобы убедиться в этом.

Би-би-си: Какой эмоциональный интеллект у политиков?

К.П.: Есть большая вероятность того, что большинство современных политиков получат высокий балл в тесте «черты эмоционального интеллекта».

Это связано с завышенным эго и нарциссизмом, которые позволяют лидерам высоко оценивать себя и свои личностные способности.

Однако это вовсе не указывает на высокий эмоциональный интеллект.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Несмотря на президентский пост, многие считают, что у Трампа отсутствует эмоциональный интеллект

Можно достичь вершин власти, пользоваться авторитетом и при этом быть неспособным наладить отношения в семье.

Если обратиться к историческим примерам, образцом мудрого правителя был индийский император Ашока, который обладал сильным эмоциональным интеллектом. Махатма Ганди — другой пример лидера, способного к эмпатии (одной из главных составляющих эмоционального интеллекта).

Вопрос политики — в мотивации людей у власти. В политической верхушке должны стоять мудрые правители, способные к сопереживанию, а не те, кто стремится реализовать себя за счет управления другими.

Би-би-си: Как понять, что у меня низкий эмоциональный интеллект?

К.П.: Чтобы понять, есть ли основания говорить о низком эмоциональном интеллекте, следует обратить внимание на повседневные мысли, поcтупки и эмоции.

Главные моменты, которые могут быть индикаторами низкого EQ:

• Неуверенность в себе и cвоих действиях
• Склонность к чрезмерной самокритике
• Неспособность находить общий язык с окружающими

То есть, у людей с низким эмоциональным интеллектом периодически возникают проблемы с самооценкой и общением с другими, однако в то же время они более скромны и непредвзято относятся к окружающим.

Как быть счастливым и не перегореть?

Би-би-си: Как повысить эмоциональный интеллект? Существуют ли обучающие материалы, программы для этого? С чего следует начать?

К.П.: У меня часто спрашивают: как достичь успеха на работе и наладить отношения в семье? Задать такой вопрос, все равно что прийти к доктору за рецептом, не интересуясь причиной болезни.

Прежде всего необходимо задать вопрос «Кто я есть?», и только затем «Что я чувствую?» Человек должен научиться понимать себя, распознавать свои эмоции и только после этого — анализировать чувства окружающих.

Подпись к фото,

Профессор Петридес считает, что начинать изучать эмоциональный интеллект следует с вопроса «Кто я есть?», и только затем — «Что я чувствую?»

Сделать это непросто. Всю жизнь люди пытаются найти счастье извне. Так заложено системой, в которой внешние достижения — визитная карточка успеха.

Человек заканчивает школу, поступает в престижный университет, ищет высокооплачиваемую работу.

Выбирает лучшего спутника жизни, лучший дом, машину. Он постоянно пытается взобраться на стену, которую сам строит. Но это невозможно, потому что достигнув верхушки, кладет сверху еще пару кирпичей.

В определенный момент человек «перегорает», понимает, что несчастен. Бывает, это случается слишком поздно. В Лондоне много таких людей — внешне успешных и позитивных, которые на самом деле годами сидят на антидепрессантах.

Задача программы «черты эмоционального интеллекта» — дать человеку возможность перестать искать смысл извне, а вместо этого попытаться заглянуть внутрь себя и понять свою сущность. Захотеть измениться. Главное — искренне.

Следующий естественный шаг — медитация. Если внутренне человек готов к изменениям, приход в медитацию покажется ему вполне естественным.

Константин В. Петридес — руководитель психометрической лаборатории, профессор психологии и психометрии в Университетском колледже Лондона. Профессор Петридес — автор и разработчик тестов программы «Черты эмоционального интеллекта», которые применяются для мировых исследований в этой области.

Влияние цвета на эмоциональное состояние человека, восприятие цвета в светодизайне

Цвет – один из наиболее сильных инструментов воздействия на психофизическое состояние человека. Цвет непосредственно влияет на наши эмоции. Человеческий глаз различает около полутора миллионов цветовых оттенков. Но даже один и тот же цвет, в зависимости от продолжительности воздействия и интенсивности, может вызывать положительные или отрицательные эмоции.

Цвета бывают возбуждающие и успокаивающие. К возбуждающим относятся тёплые цвета: жёлтый, оранжевый, красный и производные от них. Эти цвета ассоциируются у человека с пламенем костра, их называют «выступающими», поскольку объекты этих цветов кажутся расположенными ближе к наблюдателю.

Красный цвет вселяет жизненные силы, уверенность, но в то же время может угнетать. При долгом воздействии красный цвет вызывает возбуждение, переходящее в агрессивность.

розовый наоборот – расслабляет, веселит.

Оранжевый – цвет радости, он улучшает аппетит. Жёлтый – самый светлый в спектре, бодрит, поднимает настроение.

К успокаивающим относятся цвета холодные: зелёный, голубой, синий, фиолетовый. Они ассоциируются с холодным дневным светом, с небом и поэтому воспринимаются отдалёнными от человека, их называют «отступающими».

Зелёный ассоциируется с природной зеленью, уравновешивает и успокаивает человека.

Голубой – цвет воды и неба, восстанавливает эмоциональное равновесие, помогает сосредоточиться, синий – вызывает задумчивость и тоску, фиолетовый угнетает, печалит. Продолжительное воздействие синего и фиолетового цветов может вызвать депрессию.

Чёрный цвет, конечно же, тоже депрессивен, но здесь решающее значение имеют культурные традиции. Так, у нас чёрный считается цветом траура, а в Японии – наоборот, цветом праздника и радости.

Белый – самый эмоционально нейтральный свет.

Серый – тоже нейтрален, но довольно строг – он уместен в официальной обстановке. Серый цвет помогает сосредоточиться, настроиться на деловой лад.

Психологические особенности восприятия образа

Восприятие произведения искусства осуществляется с помощью четырех основных механизмов: художественно-смыслового, результирующего процесс восприятия и создающего «концепцию восприятия»; способствующего «раскодированию» художественно-образного языка произведения искусства; эмоционально-эмпатического «вхождения» в произведение искусства, сопереживания, соучастия; ощущения художественной формы и чувства эстетического наслаждения.

Интегрированное действие всех четырех механизмов осуществляется с помощью художественного воображения, которое способствует катарсическим процессам.

Специфическая особенность художественного восприятия заключается в особом отношении механизмов, его осуществляющих.

Художественный образ восприятия имеет субъективно-объективную природу. Он объективен в том смысле, что все необходимое для понимания уже сделано автором, вмонтировано в художественную ткань вещи. Существует «объективность» текста литературного произведения, музыкальной культуры, пластических форм, живописного создания. Объективность художественного образа не исключает, а предполагает активность воспринимающего, трактующего по-своему созданное художником.

Если художественный образ читателя, зрителя, слушателя окажется равным тому, что предполагает автор произведения, то следует думать, что подобный образ-клише не более, чем репродукция.

Если же формирование образа восприятия происходило вне тех рамок и «силовых линий», которые предлагает автор произведения, то созданное воображением воспринимающего будет граничить с эксцентрическими, произвольными представлениями, минующими суть художественного произведения и граничащими с аберрацией.

Оптимальным вариантом художественного образа восприятия, очевидно, следует считать диалектическое соотношение индивидуальности и ее жизненного и художественного опыта восприятия. При таком сочетании эстетическая информация складывается в целостный образ восприятия, приобретающий для субъекта определенную ценность и смысл.

Художественное восприятие «бинокулярно-двупланово». Эта бинокулярность состоит в том особом соотношении механизмов восприятия, благодаря которому «реципиент» имеет возможность изолировать неизбежную реакцию на реальный жизненный материал, который лег в основу произведения, от реакции на его функциональную роль в произведении искусства.

Первый план настраивает воспринимающего на художественное про изведение как на своеобразную действительность. И чем сильнее выражена эта установка, тем ярче эмоциональная отзывчивость, тем активнее его сопереживание и соучастие в той жизненной коллизии, которую показал автор, тем очевиднее его «перенесение» в мир, показанный художником.

Полноценное действие второго плана, очевидно, связано прежде всего с уровнем эстетической грамотности воспринимающего, с запасом теоретико-искусствоведческих знаний и представлений об искусстве как особой форме художественного видения мира.

Если перестает действовать первый план, то видение воспринимающего теряет свою «стереоскопичность» и становится догматическим представлением о художественном объекте, начисто лишенным живого эстетического чувства. Отсутствие в эстетическом сознании индивида второго плана делает его эмпиричным, наивно-инфантильным, лишающим субъекта представлений об особой и сложной специфике искусства.

Художественное восприятие художественного произведения возможно лишь при условии одновременного действия двух планов. Создается тот объем видения, в котором только и возникает художественный эффект. Как только эта стереоскопичность видения разрушается и установка сознания становится «монокулярной», отношение к произведению искусства «вырождается» и теряет свою специфику.

Изучение художественного восприятия в нашем исследовании осуществлялось с помощью оригинальной методики, позволяющей экспериментально провоцировать работу основных его механизмов. Эту методику мы условно обозначили как «тест- корни».

Она состояла из набора шести предметов различной конфигурации, в который входили корни деревьев. Набор предъявлялся испытуемым в определенной последовательности.

Эксперимент включал в себя три серии, отличающиеся друг от друга различной постановкой задач и характером инструкции.

Первая серия эксперимента провоцировала процесс создания художественного образа восприятия с помощью предъявленного тест-объекта и инструкции, напоминающей вопрос известного проективного теста Роршаха: «Скажите, на что это похоже?»

Вторая серия эксперимента стимулировала художественно-эстетический аспект отношения и сопровождалось следующей инструкцией: «Какой из предъявленных корней вы могли бы назвать комическим, романтическим, прекрасным, грациозным, героическим, безобразным, изящным, трагическим, ироническим, отвратительным?»

Третья стадия эксперимента актуализировала личностно-смысловой план отношения с помощью следующих вопросов: 1. «Какой корень вам нравится больше остальных?» 2. «Какой корень имеет наибольшую художественную ценность и может быть, с вашей точки зрения, выставлен в зале музея в качестве экспоната?» 3.«Какой корень вам не нравится?»

Эксперимент проводился на группе испытуемых свыше 200 человек, включающей взрослых людей различной профессии, студентов, школьников и дошкольников.

В представлениях многих художников, писателей, поэтов и ученых так называемые «корни» являются произведениями искусства или во всяком случае очень близким аналогом искусства. Хрестоматиен пример великого Леонардо да Винчи, который предлагал своим ученикам подолгу рассматривать пятна, выступающие от сырости на церковных стенах…

Широко известно высказывание ученого Р. Якобсона о художественной специфике рассматривания очертаний движущихся облаков, пятен, клякс, сломанных корней и веток, которые интерпретируются воспринимающим как изображения живых существ, пейзажей или натюрмортов, как произведения изобразительного искусства.

Французский поэт Поль Валери указывал на то, что имеются формы, вылепленные из песка, у которых совершенно невозможно выделить структуры, созданные человеком и морем. Французский ученый Л. Моль высказывает следующее предположение: «… степень ослабления эстетического восприятия не пропорциональна количеству разрушенных элементов соответствующего сообщения. Она определяется сложными законами, которые различны для сообщений различной природы от пятен Роршаха до скульптур, например, египетского сфинкса, черты которых разрушены временем».

Известный советский артист С. В. Образцов утверждает, что корни деревьев, сломанные ветки, узоры кристаллов на мраморных глыбах, наконец, сами каменные глыбы, «обработанные» природой, являются произведениями искусства, естественно, в восприятии людей с развитым художественным восприятием искусства. Он пишет: «Удивительными произведениями природы китайцы наслаждаются как произведениями искусства.

В пекинском дворце мы увидели доску, на мраморной поверхности которой темные слои расположились таким образом, что казались двумя дерущимися собаками…

Руководитель экскурсии показывал нам эту доску с такой же гордостью, с какой служитель венской галереи показывал мне полотна Питера Брейгеля.

И для китайцев, и для нас, остановившихся перед мраморной доской, она была произведением искусства».

И наконец, известнейший у нас и за рубежом искусствовед Н. А, Дмитриева утверждает вслед за С. В. Образцовым, что нерукотворные произведения природы являются произведениями искусства в восприятии художественно развитых людей.

В результате проведенного нами исследования было получено представление о художественном восприятии или художественном образе, т. е. была построена его модель.

Художественный образ восприятия является «единицей», концентрирующей в себе все основные свойства отношения личности к искусству: в ней имеются так называемые диспозиционные компоненты: эмоциональность, активность и адекватность отношения; перцептивное «ядро», включающее «составные» художественного образа, и критерии оценки художественного объекта: эстетические, эмоционально- эстетические п эмоциональные.

Материалы исследования показали, что у различных испытуемых преобладал разный «тип» диспозиционной готовности к восприятию. Так, у испытуемых с преобладанием эмоционального элемента в реакции на каждый предъявляемый тест-объект были высказывания такого рода: «Очень интересно», «Где вы взяли такие интересные корни?», «Где вы откопали такую прелесть?», «Получаю удовольствие, что держу в руках дерево, люблю держать в руках дерево», «Корень отталкивает», «Корень не отпускает» и т. п. — и все это на фоне реальных эмоциональных реакций радости, восхищения, смеха, удивления, отвращения и т. д.

Испытуемые, в диспозиции которых преобладает активный элемент, прибегали к многоракурсному рассмотрению объекта, были склонны к аффективному состоянию в ситуации невозможности создать адекватные, конструктивные образы: «Сюжет не возникает, обидно», «Приходит на ум всякая банальщина», «Обидно, хочу работать, но ничего не возникает», «Возникает какое-то раздражение, но ничего не могу поделать» и т. д.

Испытуемые с адекватной диспозицией прибегали к ассоциациям преимущественно в рамках конфигурации заданного тест-объекта, испытуемые с неадекватным отношением — к ассоциациям, не имеющим ничего общего с характером и фактурой предъявляемого корня.

На перцептивной стадии восприятия художественный образ формировался в шести основных планах.

1. В плане динамичности, которая определяла взаимодействие компонентов образа.

Испытуемые с динамическим видением каждый раз ощущали движение образа, возникающее в результате взаимодействия его составляющих: «Веселый чертик пляшет», «Носорог, которого убили стрелой, извивается, ему больно», «Поросенок пляшет, но не очень-то веселится», «Животное сжалось и дрожит». Испытуемые, склонные к статическому восприятию, фиксировали образ в неподвижности: «Это козел, а может быть, не козел», «Это сочетание собаки и кошки», «Слияние собаки и льва», «Дракон» и т. д.

2. В плане видения образа во всей его целостности «Ящерица», «Эволюционное дерево», «Дугою старого дерева», «Сгусток всего ушедшего из мира», «Потусторонний мир», «Хаос», «Силовые линии». Видение образа как крупной детали, чего-то целого: «Рука из ада», «Часть луны».

3. В плане способности ощущать фактуру художественного образа объем, пространство, фактуру объекта, вес и даже тепло, характерное для дерева: «Структура дерева крупная, крупные мазки, пластины дерева прихотливо извиваются», «Интересная структура дерева, мазки свободные и твердые», «Цвет портит, даже делает похожим на пластилин, глину, это не лепка, а естественное создание» и т. д.

4. В плане художественно-смыслового обобщения, подводящего итог перцепции и создающего личностную концепцию художественного восприятия объекта- «Неземное», «Космогоническое», «Вечная непрерывность (символ «ниоткуда и никуда»)», «Хаос», «Дантов ад», «Трагизм», «Деградация», «Пробуждение», «Весна» и т. п.

На стадии оценочного отношения к объекту испытуемого формировали эмоциональные критерии — добродушный, веселый, нежный, грустный и т. д. и художественно-эстетические оценки предъявленного объекта — грациозный, изящный и т. д.

Материалы исследования показали, что художественное восприятие формируется, во-первых, при условии взаимодействия всех трех его уровней, диспозиции, перцепции и оценочной деятельности — и, во-вторых, наибольшей выраженности таких крайних значений художественного образа восприятия, как динамичность, целостность, взаимодействие образа с деталями и сенсорно-чувственной фактурой образа. Итогом всей структурно-динамической «коллизии» образа художественного восприятия является его художественно-смысловая концепция.

При соблюдении этих условий испытуемые имели возможность выходить на уровень художественно-эстетического отношения к объекту. Отсутствие необходимого набора свойств (качеств) художественного образа, предопределяло нехудожественное отношение к нему.

Психологический журнал, Том 6, No 3, 1985, с J50-153

ЭМОЦИОНАЛЬНО-ЗРИТЕЛЬНОЕ ВОСПРИЯТИЕ ПРИРОДНЫХ ЛАНДШАФТОВ В РОССИИ И ЯПОНИИ: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ | Петрова

1. Девис Д. Статистика и анализ геологических данных. М.: Мир, 1977. 568 с.

2. Ермолаев О.Ю. Математическая статистика для психологов: учебник. М.: Московский психолого-социальный институт: Флинта, 2003. 336 с.

3. Желамский А.Г. Русский пейзажный вектор (очерки родиночувствия). Издание музея пейзажного наследия “Окоём”, 2008. 212 с.

4. Николаев В.А. Ландшафтоведение. Эстетика и дизайн. Учебное пособие. М.: Аспект Пресс, 2005. 176 с.

5. Петрова Е.Г. Особенности эстетического восприятия природных ландшафтов в России и Японии (природоохранный аспект) // Экологические проблемы. Взгляд в будущее. Сборник трудов V Междун. научно-практической конференции. ЗАО “Ростиздат”. Ростов-на-Дону, 2008. С. 371–374.

6. Петрова Е.Г., Миронов Ю.В. Сравнение восприятия ландшафтов в России и Японии (по данным кросскультурного анализа) // Страноведение и регионоведение в решении проблем устойчивого развития в современном мире. СПб.: ВВМ, 2010. С. 150–155.

7. Петрова Е.Г., Миронов Ю.В., Петрова А.А. Национальные парки Японии глазами россиян // Природа. 2008. № 11. С. 28–39.

8. Рельеф среды жизни человека (экологическая геоморфология) / Отв. ред. Лихачева Э.А., Тимофеев Д.А. М.: Медиа-ПРЕСС, 2002. 640 с.

9. Родоман Б.Б. Эстетика ландшафта // Наука о культуре: итоги и перспективы. Информационно-аналитический сборник. Вып. 3. М.: Росс. гос. биб-ка, 1995. С. 4–18.

10. Селиванов А.О. Природа, история, культура. Экологические аспекты культуры народов мира. М.: ГЕОС, 2000. 322 с.

11. Фролова М.Ю. Оценка эстетических достоинств природных ландшафтов. // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 5. Геогр. 1994. № 2. С. 27–33.

12. Aoki Y. Review Article: Trends in the Study of the Psychological Evaluation of Landscape // Landscape Res. 1999. V. 24. № 1. P. 85–94.

13. Aoki Y. Recent Trends of English Paper on the Psychological Evaluation of Landscape // J.

14. Environmental Infor. Sci. March 2007. V. 35. № 5. Р. 181–188.

15. Bourassa S.C. The Aesthetics of Landscape. London: Belhaven Press, 1991.

16. Daniel T.C. Whither scenic beauty? Visual landscape quality assessment in the 21st century // Landscape and Urban Planning. 2001. V. 54. P. 267–281.

17. Gold-Geochemist 2.0. 1997 // http://www.gambler.ru/gold/

18. Kaltenborn B.P., Bjerke T. Associations between environmental value orientations and landscape preferences // Landscape and Urban Planning. 2002. V. 59. P. 1–11.

19. Kent R.L. Attributes, features and reasons for enjoyment of scenic routes: a comparison of experts, residents, and citizens // Landscape research. 1993. № 18 (2). P. 92–102.

20. Kunikida D. Musashino (The Musashi Plain), 1901.

21. Linton D.L. The assessment of scenery as a natural resource // Scottish Geographical Magazine. 1968. V. 84. P. 219–238.

22. Okajima N., Petrova E., Petrova A. The influence of Russian literature on two Japanese literary figures and the Japanese sense of scenic beauty // Hawaii International Conference on Arts & Humanities, 8th Annual Conference, 2010 Conference Proceedings, ISSN: 1541–5899. Honolulu, 2010. P. 3135–3150.

23. Petrova E., Aoki Y., Mironov Y. et al. Comparison of natural landscapes appreciation between Russia and Japan: methods of investigation // Management for protection and sustainable development. Proceedings of the Fourth International Conference on Monitoring and Management of Visitor Flows in Recreational and Protected Areas. Pisa (Italy), 2008. P. 198–202.

24. Tips W.E.J., Savasdisara T. The influence of the socioeconomic background of subjects on their landscape preference evaluation // Landscape and Urban Planning. 1986. № 13. P. 225–230.

25. Ueda H.A. Comparative Study on Forest Image in Japan and Germany // J. Japan. Institute of Landscape Architecture. 2006. V. 67(5): P. 691–694.

26. Ulrich R.S. Biophilia, biophobia, and natural landscapes. / Eds. Kellert S.R. and E.O. Wilsonb // The Biophilia Hypothesis, Washington DC: Island Press, 1993. P. 73–137.

27. Yang B.E., Kaplan R. The perception of landscape style: a cross-cultural comparison // Landscape and Urban Planning. 1990. V. 19. P. 251–262.

Особенности восприятия художественной литературы дошкольниками

В соответствии с ФГОС дошкольного образования речевое развитие предполагает знакомство с книжной культурой, детской литературой, понимание на слух текстов различных жанров детской литературы. Важнейшим условием реализации этой задачи является знание возрастных особенностей восприятия дошкольников, в данном случае, восприятия произведений художественной литературы.

В 3-4 года (младшая группа) дети понимаютосновные факты произведения, улавливают динамику событий. Однако понимание сюжета часто бывает фрагментарным. Важно, что понимание связано у них с непосредственным личным опытом. Если повествование не вызывает у них никаких наглядных представлений, не знакомо по личному опыту, то например, Колобок, может быть им более не понятен, чем золотое яичко из сказки «Курочка Ряба».

Малыши лучше осмысливают начало и конец произведения. Представить самого героя, его внешность они смогут, если взрослый предложит им иллюстрацию. В поведении героя они видят только действия, но не замечают его скрытых мотивов поступков, переживаний. Например, они могут не понять истинных мотивов Маши (из сказки «Маша и медведь»), когда девочка спряталась в коробе. Эмоциональное отношение к героям произведения у малышей ярко выражено.

Особенности восприятия литературного произведения детьми младшего дошкольного возраста определяют задачи:

1. Обогащать жизненный опыт детей знаниями и впечатлениями, необходимыми для осознания литературного произведения.

2. Помогать соотносить имеющийся детский опыт с фактами литературного произведения.

3. Помогать устанавливать простейшие связи в произведении.

4. Помогать видеть наиболее яркие поступки героев и правильно их оценивать.

В 4-5 лет (средняя группа) у детей обогащается опыт знаний и отношений,расширяется круг конкретных представлений. Дошкольники легкоустанавливают простые причинно-следственные связи в сюжете. Могут вычленить главное в последовательности действий. Однако скрытые замыслы героев детям еще не понятны.

Ориентируясь на свой опыт и знания норм поведения, чаще всего, дают правильную оценку действиям героя, но выделяют только простые и понятные им поступки. Скрытые мотивы героев по-прежнему не замечают.

Эмоциональное отношение к произведению в этом возрасте более контекстно, чем у 3-летних.

Задачи:

1. Формировать умение устанавливать в произведении разнообразные причинно-следственные связи.

2. Обращать внимание детей на разнообразные поступки героя.

3. Формировать умение видеть простые, открытые мотивы поступков героев.

4. Способствовать тому, чтобы дети определяли свое эмоциональное отношение к герою и мотивировали его.

В 5-6 лет (старшая группа) дети более внимательно относятся к содержанию произведения, к его смыслу. Эмоциональное восприятие менее выражено.

Дети способны понять события, которых не было в их непосредственном опыте. Они способны установить в произведении многообразные связи и отношения среди героев. Наиболее любимыми становятся «длинные» произведения – «Золотой ключик» А. Толстого, «Чипполино» Д.Родари и др.

Появляется осознанный интерес к авторскому слову, развивается слуховое восприятие. Дети учитывают не только поступки и действия героя, но и его переживания, помыслы. При этом старшие дошкольники сопереживают вместе с героем. Эмоциональное отношение опирается на характеристику героя в произведении и более адекватно авторскому замыслу.

Задачи:

1. Способствовать установлению детьми многообразных причинно-следственных связей в сюжете произведения.

2. Формировать умение анализировать не только действия героев, но и их переживания.

3. Формировать осознанное эмоциональное отношение к героям произведения.

4. Обращать внимание детей на языковую стилистику произведения, авторские приемы изложения текста.

В 6-7 лет (подготовительная группа) дошкольники начинают осмысливать произведения не только на уровне установления причинно-следственных связей, но и понимают эмоциональный подтекст. Дети видят не только разнообразные действия героя, но и выделяют ярко выраженные внешние чувства. Усложняется эмоциональное отношение к героям. Оно зависит не от отдельного яркого поступка, а от учета всех действий на протяжении сюжета. Дети могут не только сопереживать вместе с героем, но и рассматривать события с точки зрения автора произведения.

Задачи:

1. Обогащать литературный опыт дошкольников.

2. Формировать умение видеть авторскую позицию в произведении.

3. Помогать детям осмысливать не только действия героев, но и проникать в их внутренний мир, видеть скрытые мотивы поступков.

4. Способствовать умению видеть смысловую и эмоциональную роль слова в произведении.

Знание возрастных особенностей восприятия детьми литературного произведения позволит педагогу разработать содержание литературного образования и на его основе реализовать задачи образовательной области«Речевое развитие».

Историческая память в эмоциональном и исследовательском восприятии

Андерсон Б. 2001. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково поле. 288 с.

Афанасьева Л.И., Меркушин В.И. 2005. Великая Отечественная война в исторической памяти россиян. – Социс. Социологические исследования. № 5.С. 11-22.

Балабанов С.С., Колобов О.А. 1997. История Октября глазами учащейся молодежи. – Социс. Социологические исследования. № 11. С. 42-47.

Балабанов С.С., Куконков П.И. 2007. Октябрь 1917 в сознании учащейся молодежи. Социс. Социологические исследования. № 8. С. 71-77.

Горшков М.К., Шереги Ф.Э. 2010. Историческое сознание молодежи. –Вестник РАН. № 80(3). С. 195-203.

Журавлев Г.Т., Меркушин В.И., Фомичев Ю.К. 1989. Историческое сознание: опыт социологического исследования. – Вопросы истории. № 6. С. 118-129.

Куракина Л.М., Мирончева Е.А. 2015. Российские политические лидеры в восприятии современного студенчества (по материалам региональных исследований). – Фундаментальные исследования. № 2(23). С. 5245-5252.

Кутыкова И.В. 2013. История отечества в сознании учащейся молодежи: итоги постсоветского двадцатилетия. – Историческая психология и социология истории. № 2. С. 95-106.

Максимов А. 2016. Никола Тесла. Пацифист, приручивший молнию. М.: Вече; ЛКИ. 216 с.

Мид М. 1988. Культура и мир детства. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука». 429 с.

Отургашева Н.В. 2016. Персоносфера российского студенчества: опыт лингвокультурологического анализа. – Русский язык и русская литература как фактор культурной интеграции русского мира»: сборник материалов международной научно-практической конференции. Красноярск. Сибирский федеральный ун-т. Доступ: http://conf.sfu-kras.ru/922/participant/15089 (проверено 24.09.2017).

Рябов В.В., Хаванов Е.И. 2005. Студенчество на рубеже веков: историческое сознание и гражданское становление. М.: Жизнь и мысль; Московские учебники. 176 с.

Савченко И.А. 2009. Трансформации культурной идентичности в мультикультурном сообществе. – Личность. Культура. Общество. Т. 11. Вып. 3(50). С. 430-439.

Савченко И.А. 2010. Лингвоидентичность и социокультурные условия развития этнообщностей. – Вестник Ленинградского госуниверситета. № 2. С. 281-296.

Савченко И.А. 2011. Культурная идентичность как индикатор маргинальных тенденций. – Известия Уральского государственного университета. Сер. 2. Гуманитарные науки. № 2(90). С. 209-222.

Саралиева З.Х., Балабанов С.С. 2005. Отечественная война в памяти трех поколений. – Социс. Социологические исследования. № 11. С. 29-36.

Саралиева З.Х., Широкалова Г.С., Куконков П.И. 2015. Учащиеся о Великой Отечественной войне. Н. Новгород: Изд-во НИСОЦ. 49 с.

Тощенко Ж.Т. 2000. Историческое сознание и историческая память. Анализ современного состояния. – Новая и новейшая история. № 4. С. 3-14.

Треушников И.А. 2016. Смысл войны (диалог представителей философии всеединства периода первой мировой войны). – Соловьевские исследования. № 49. С. 76-84.

Устинкин С.В. 2017. Великая отечественная война в восприятии молодежи России – Научно-аналитический журнал Обозреватель – Observer. 6 (329): 100-107.

Устинкин С.В., Рудаков А.В. 2017. О подходах к формированию системы мер по противодействию фальсификации истории и защите исторического сознания народов России. – Власть. № 7. Т. 25. С. 113-119.

Франкл В. 2015. Человек в поисках смысла. М.: Книга по Требованию. 366 с.

Хюбнер К. 1996. Истина мифа. М.: Республика. 448 с.

Barnier A., Sutton J. 2008. From individual to collective memory: Theoretical and empirical perspectives. – Memory. Vol. 16. No. 3. P. 177-182.

Connerton P. 2008. Seven Types of Forgetting. – Memory Studies. Vol. 1. No. 1. P. 59-71.

«Memory and Identity: The History of a Relationship» in Commemorations (ed. by John Gillis). 1994. Princeton: Princeton University Press. 281 p.

Hoelscher S., Alderman D. 2004. Memory and Place: Geographies of a Critical Relationship. – Social & Cultural Geography. Vol. 5. No. 3. P. 347-355.

Kansteiner W. 2002. Finding Meaning in Memory: A Methodological Critique of Collective Memory Studies. – History and Theory. Vol. 41. No. 2. May 2002. P. 179-197.

Kitch C. 2008. Placing Journalism inside Memory – and Memory Studies. –Memory Studies. Vol. 1. No. 3. P. 311-320.

Loewen J.W. 1995. Lies My Teacher Told Me: Everything Your American History Textbook Got Wrong. N.Y.: The New Press. 184 p.

Research Methods for Memory Studies (ed. by E. Keightley, M. Pickering). 2013. Edinburgh University Pres. 114 p.

Neiger M., Meyers O., Zandberg E. 2011. On Media Memory: Collective Memory in a Memory to the Historical Sociology of Mnemonic Practices. – Annual Review of Sociology. P. 105-140.

Pennebaker J.W., Paez D., Rim’ B., Dario Paez D. 2013. Collective Memory of Political Events: Social Psychological Perspectives. L.: Psychology Press. 264 p.

Radstone S. 2008. Memory Studies: For and against. – Memory Studies. Vol. 1. No. 1. P. 31-39.

Reese E., Fivush R. 2008. The Development of Collective Remembering – Reese New Media Age. – Memory. Vol. 16. No. 3. P. 201-212.

Rieff D. 2016. The Cult of Memory: When History Does More Harm Than Good. – The Gardian. 2 March URL: https://www.theguardian.com/education/2016/mar/02/cult-of-memory-when-history-does-more-harm-than-good

Roediger H.L., Wertsch J.V. 2008. Creating a New Discipline of Memory Studies. – Memory Studies. Vol. 1. No. 1. P. 9-22.

Steiner L., Zelizer B. 1995. Competing Memories: Reading the Past against the Grain: The Shape of Memory Studies. – Critical Studies in Mass Communication. Vol. 12. No. 2. P. 214-39.

Sturken M. 1997. Tangled Memories: The Vietnam War, The Aids Epidemic and the Politics of Remembering. Berkeley: University of California Press. 99 p.

Sturken M. 2008. Memory, Consumerism and Media: Reflections on the Emergence of the Field. – Memory Studies. Vol. 1. No. 1. P. 73-78.

The Politics of Memory: Transitional Justice in Democratizing Societies (ed. by de A.B. Brito, C.G. Gonzalez-Enriquez, P. Aguilar). 2001. Oxford University Press. 96 p.

Van House N., Churchill E.F. 2008. Technologies of Memory: Key Issues and Critical Perspectives. – Memory Studies. Vol. 1. No. 3. P. 295-310.

Wang Q. 2008. On the Cultural Constitution of Collective Memory. – Memory. Vol. 16. No. 3. P. 305-317.

Weedon C., Jordan G. 2012. Collective Memory: Theory and Politics. – Social Semiotics. Vol. 22. No. 2). P. 143-153.

Zelizer B. 2008. Why Memory’s Work on Journalism Does Not Reflect Journalism’s Work on Memory. – Memory Studies. Vol. 1. No. 1. P. 79-87.

Восприятие эмоций — обзор

Компоненциальный подход: эмоции

Что касается восприятия эмоций, мы увидели, что правое полушарие превосходит просодию. Были предложены два варианта эмоционального восприятия полушария: «гипотеза правого полушария», в которой утверждается, что правое полушарие специализировано для восприятия всех эмоций (например, Borod, et al., 1998), и «гипотеза, специфичная для валентности». (например, Ahern and Schwartz, 1979), который утверждает, что левое и правое полушария специализируются на восприятии положительных и отрицательных эмоций соответственно.Обе гипотезы получили поддержку. Например, Макларен и Брайсон (1987) сообщили о преимуществах правого полушария в идентификации счастливых и грустных лиц, подтверждая гипотезу правого полушария, в то время как Рейтер-Лоренц и Дэвидсон (1981) сообщили о превосходстве левого и правого полушария в распознавании счастливых и грустных лиц. , соответственно.

Частично это несоответствие отражает трудности в отделении роли правого полушария в обработке конфигурационной информации лица в целом от его роли в обработке выражений лица в частности.Кроме того, во многих исследованиях используются химерные стимулы для лица, в которых два полушария (обычно выражающие разные эмоции) смешиваются вместе. Эти стимулы обычно вызывают искажения левого полушария при восприятии как положительных, так и отрицательных эмоций (например, Christman and Hackworth, 1993; Innes et al., 2016). Химерные лица вводят дополнительные усложняющие факторы, возникающие из (i) боковых смещений внимания, которые могут сильно модулировать гемифациальные смещения в восприятии химерных лиц (например, Innes, et al., 2016) и (ii) вариации возбуждения в полушарии, поскольку активация левого и правого полушария ослабляется по сравнению с усилением смещения левого полушария, соответственно (например, Levy et al., 1983b; Schiff and Truchon, 1993).

Исследование Najt et al. (2013) фиксирует эту сложность. Они попросили участников вынести суждения об эмоциональности лиц, отображающих шесть основных эмоций (гнев, отвращение, страх, счастье, грусть и приятное удивление). Их результаты не полностью вписывались ни в одну из моделей, поскольку счастливые лица давали преимущество левому полушарию, в то время как лица, выражающие положительное удивление, а отрицательные эмоции гнева, страха и печали, давали преимущества правому полушарию, а лица с отвращением не давали различий между полушариями.Вполне вероятно, что межполушарные различия в эмоциональной обработке лица отражают сложную комбинацию эмоциональных, перцептивных факторов, факторов внимания и возбуждения.

Картина кажется немного яснее, когда дело касается поведенческого выражения эмоций. Изначально доминировала валентно-специфическая модель, основанная на результатах положительных эйфорически-индифферентных и отрицательных катастрофических реакций после повреждения правого и левого полушария (Babinski, 1914; Goldstein, 1948). Хотя нет никаких сомнений в том, что правое и левое полушария преимущественно участвуют в обработке негативных, а не позитивных эмоций, соответственно, в 1980-х годах возникла альтернативная версия.Отправной точкой была интригующая статья Кинсборна (1978), в которой утверждалось, что эволюционная основа перекреста и контралатерального сенсомоторного контроля в мозге позвоночных привела к прямой связи между языком, основанным на левом полушарии, и поведением подхода, основанным на левом полушарии.

Следуя этой идее, Дэвидсон (например, 1984, 2000) предположил, что правая и левая лобные области были специализированы для поведения, связанного с отходом, а не с подходом, соответственно. Как отмечает Najt et al.(2013), однако полностью протестировать эту модель сложно из-за недостаточного количества исследований гнева. Гнев может оказаться критическим тестом для концепции подхода-отстранения (Propper et al., 2013), поскольку отрицательная эмоция гнева может проявляться либо как эмоция, связанная с подходом (например, гнев и «попадание в чье-то лицо»). ») Или как эмоция, связанная с отстранением (например, когда человек настолько зол, что вылетает из комнаты).

Большая часть поддержки этой концепции пришла из исследований пациентов с повреждением головного мозга и исследований изображений головного мозга, поскольку первично перцептивные методологии представления разделенного визуального полуполя и дихотического слушания не всегда легко поддаются явным поведенческим переменным, связанным с эмоциональным восприятием. выражение.Хороший пример поведенческого теста схемы «подход-отказ» можно найти в исследовании Коэна и Шейвера (2004). Они попросили испытуемых оценить положительность или отрицательность слов, связанных с привязанностью (например, «поддерживающий», «отказаться»), представленных для левого и правого полей зрения, и обнаружили, что более избегающие люди делали больше ошибок, оценивая положительные слова, связанные с привязанностью, представленные для правое полушарие.

Сводка предыдущего обзора компонентов левого и правого полушария в рассмотренных выше доменах представлена ​​в таблице 1.

Таблица 1. Компоненциальное разделение труда между левым и правым полушариями головного мозга

Прежде чем двигаться дальше, два важных заключительных момента о Необходимо отметить основную причину асимметрии левого и правого поля зрения.Распространенное предположение, лежащее в основе исследований латеральности, состоит в том, что асимметрия восприятия отражает разные способности обработки данных двух полушарий. Хотя это, несомненно, верно, другие факторы, связанные с возбуждением и зрительным вниманием, также могут способствовать наблюдаемой асимметрии.

Первый связан с различиями полушарий в возбуждении. Например, Kim et al. (1990) участники выполнили четыре задания. Первым было задание на химерное лицо со свободным видением, в котором левое и правое полушарие разных людей объединяются для создания химерного лица.Одно полушарие улыбается, другое — нейтрально. Результаты указывают на предвзятость левого полушария в суждениях об эмоциональности, отражая доминирование правого полушария в эмоциональной обработке лица. Остальные три задачи были разделены на визуальное полуполевое представление слов по сравнению с лицами и стульями. Как и ожидалось, задача с химерным лицом дала преимущество в левом полушарии (правое полушарие), задача со словом дала преимущество в левом полушарии, задача на лицо дала преимущество в правом полушарии, а задача на стуле не дала никаких различий в полушарии.

Важно отметить, что между четырьмя измерениями существовала систематическая взаимосвязь: участники с наиболее сильными предубеждениями в левом полушарии при выполнении задания с химерным лицом показали (i) самые сильные преимущества правого полушария при выполнении задания на лицо, (ii) скромное преимущество правого полушария на стуле. задача, и (iii) слабое преимущество левого полушария в словесной задаче. Напротив, участники с самыми слабыми предубеждениями левого полушария показали (i) самое слабое преимущество правого полушария при выполнении лицевой задачи, (ii) скромное преимущество левого полушария при выполнении задания на стуле и (iii) сильное преимущество левого полушария при выполнении словесного задания. .

Они пришли к выводу, что асимметрии полушарного возбуждения модулируют полушарные асимметрии в обработке. Например, люди с очень сильно активированным левым полушарием будут демонстрировать очень большие преимущества левого полушария при вербальных задачах, поскольку повышенное возбуждение левого полушария добавляет к доминированию левого полушария обработки информации. Напротив, люди с очень сильно активированным левым полушарием будут демонстрировать меньшие, чем обычно, преимущества правого полушария при выполнении лицевых задач, поскольку усиленное возбуждение левого полушария частично противодействует доминированию правого полушария при обработке информации.

Второй момент касается отношения между асимметрией поля зрения слева-справа и сверху-снизу. Превик (1990) утверждал, что функциональная специализация верхних и нижних полей зрения для задач с визуальным руководством, связанных с дальним и ближним пространством, соответственно, основана на том факте, что стимулы нижнего поля зрения, как правило, ближе к нам. Как отмечают Брайден и Андервуд (1990), разница между верхним и нижним полями зрения хорошо отображается на различиях правого и левого полей зрения, соответственно.

В обзоре литературы Christman and Niebauer (1997) сообщили, что преимущества правого и верхнего поля зрения обнаруживаются при обработке высоких пространственных частот, локальных уровней формы, категориальных пространственных отношений, визуального поиска и словесного поиска. распознавание, тогда как преимущества левого и нижнего поля зрения обычно обнаруживаются при обработке низких пространственных частот, глобальных уровней формы и координатных пространственных отношений.

Интересно, что некоторые исследования, предъявляющие стимулы ко всем четырем квадрантам поля зрения, сообщают, что асимметрия поля зрения слева и справа ограничена нижним полем зрения.Например, Нибауэр и Кристман (1998) сообщили, что превосходство левого и правого полей зрения для обработки категориальных и координатных пространственных отношений, соответственно, было получено в нижнем, но не верхнем поле зрения. Точно так же Леви и Куек (1986) сообщили, что преимущество правого поля зрения при поиске рифмующихся слов было ограничено нижним полем зрения.

В то время как функциональная асимметрия верхнего и нижнего поля зрения, вероятно, будет в значительной степени независимой от анатомической лево-правой асимметрии, исследователи латеральности должны знать, что функциональные различия между верхними и нижними частями могут модулировать различия между левыми и правыми.К сожалению, размещение ввода по вертикали поля зрения и его влияние на разницу между левым и правым, остается в значительной степени неизученным.

Границы | Восприятие эмоций в разных культурах: роль когнитивных механизмов

Введение

Лица имеют решающее значение для социального общения. Они могут предоставить решающее окно в психические состояния других людей через направление взгляда, которое указывает на фокусировку и смещение внимания, и выражение, которое может выявить эмоциональные состояния.Биологическое значение лицевых сигналов подчеркивается конвергентными данными из психологии развития и межкультурной психологии, а также когнитивной нейробиологии. Уже через 9 минут после рождения младенцы проявляют предпочтение внимания к лицам, а не к подобным объектам (Johnson et al., 1991), которые развиваются в способности различать идентичность всего за 3 месяца (Kelly et al., 2005, 2007). Младенцы также воспринимают различные выражения лица в очень раннем возрасте, на что указывает их способность имитировать мимические жесты к 12-дневному возрасту (Meltzoff and Moore, 1977).Эти данные свидетельствуют об особом статусе восприятия лица (см. Обзор в McKone et al., 2009), который, как считается, способствует развитию когнитивных навыков, таких как речь и ментализация (Meltzoff and Decety, 2003). Исследования когнитивной нейробиологии с использованием нейровизуализации человека и электрофизиологии обезьян собрали значительные доказательства существования нейронной архитектуры, которая специализируется на восприятии лица, состоящей из основных областей, участвующих в анализе визуальных характеристик, и расширенных областей, участвующих в интерпретации эмоциональных выражений (обзоры см. В Haxby et al., 2000, 2002; Канвишер, 2000; Ишай, 2008). Наконец, кросс-культурные исследования продемонстрировали исключительную точность распознавания основных эмоций в различных грамотных и неграмотных культурах (например, Экман и др., 1969, 1987; Экман и Фризен, 1971; Изард, 1971; Мацумото и Экман, 1989). . Эти результаты были интерпретированы как свидетельствующие о том, что похожие модели движений лицевых мышц производятся людьми во всем мире для выражения основных эмоций (Ekman et al., 1969). Недавние данные частично подтверждают это представление, особенно в отношении счастливых и грустных выражений лиц (Джек и др., 2012б). Взятые вместе, сходные данные из разных областей, демонстрирующие раннее начало развития навыков, связанных с восприятием лица, нейронной архитектуры, специализирующейся на восприятии лица, и относительного культурного консенсуса в интерпретации мимики основных эмоций, позволяют предположить, что основные аспекты выражения и распознавания эмоций имеют эволюционный характер. и биологического происхождения (Darwin, 1872; Tomkins, 1962; Ekman et al., 1969; Izard, 1971; Susskind et al., 2008).

Хотя результаты ранних кросс-культурных исследований восприятия эмоций подтверждают наличие определенного уровня культурной универсальности в восприятии и производстве эмоций (Ekman et al., 1969; Экман и Фризен, 1971; Izard, 1971), более поздние результаты показывают межкультурные различия в познании и поведении (для обзора см. Nisbett and Masuda, 2003), включая область восприятия эмоций (например, Ekman et al., 1987; Matsumoto and Ekman, 1989; Biehl et al., 1997; Yrizarry et al., 1998; Nisbett et al., 2001; Matsumoto et al., 2002; Jack et al., 2012b). Предыдущие эксперименты с использованием анфас и высокоинтенсивных выражений лица выявили градиент культурного согласия, который является наибольшим для положительных эмоций, таких как счастье, и наименьшим для отрицательных эмоций, таких как страх и гнев (Ekman et al., 1987; Мацумото, 1990). В сочетании с доказательствами, подтверждающими представление о культурных акцентах в выражениях лица (Marsh et al., 2003; Elfenbein et al., 2007), эти результаты вызвали дискуссию об относительном вкладе природы в выражение и восприятие эмоций. . Сегодняшний консенсус состоит в том, что врожденные биологические факторы, такие как гены и системы мозга, в значительной степени определяются культурными и социальными контекстами во время развития. Именно эти сложные взаимодействия между биологией и контекстом способствуют наблюдаемым поведенческим моделям культурного согласия и разногласий при выявлении выражений аффекта (например,г., McCrae et al., 2000; Адольфс, 2001; Эльфенбейн и Амбади, 2003 г.).

Важный вопрос, возникший в результате десятилетий кросс-культурных психологических исследований, касается когнитивных каналов, через которые культура формирует восприятие эмоций в соответствии с ранее наблюдаемыми моделями культурного согласия и несогласия. Хотя до настоящего времени этому вопросу уделялось относительно мало внимания (см., Однако, Nisbett and Masuda, 2003; Park and Huang, 2010), мы рассматриваем недавние результаты, которые проливают свет на культурные влияния на когнитивные механизмы, участвующие в извлечении и классификации эмоциональных выражений.В частности, мы объединяем два последних достижения в кросс-культурной психологии, которые обеспечивают особое понимание модулирующей роли культуры в интерпретации эмоциональных выражений и лежащих в основе когнитивных механизмов, а именно: (а) исследования межкультурных различий в восприятии интенсивности эмоций, которые подчеркивают влияние из правил отображения на прототипах эмоций и (б) исследования межкультурных различий в извлечении признаков во время декодирования выражений лица эмоций, которые подчеркивают влияние культуры на когнитивных стиля.

Восприятие интенсивности эмоций в разных культурах различается

Культурные различия в восприятии интенсивности эмоций были хорошо задокументированы в прошлых исследованиях (например, Ekman et al., 1987; Matsumoto and Ekman, 1989; Matsumoto, 1990; Biehl et al., 1997; Yrizarry et al., 1998; Matsumoto). et al., 2002). Типичный подход в исследовании восприятия интенсивности эмоций заключается в последовательном запросе оценок категорий и оценок интенсивности. В большинстве предыдущих исследований оценки интенсивности были получены с помощью единой шкалы типа Лайкерта, которая спрашивает участников об их восприятии интенсивности эмоции, изображаемой позером (например,г., Мацумото и Экман, 1989; Мацумото, 1993; Biehl et al., 1997). Одним из наиболее устойчивых культурных различий, выявленных в ходе прошлых исследований восприятия интенсивности эмоций, является тенденция американцев более интенсивно оценивать одни и те же выражения, по сравнению с японскими участниками, по целому ряду эмоций, включая счастье, печаль и удивление (Ekman et al., 1987 ; Мацумото, Экман, 1989; Мацумото, 1990). Эти различия в оценках интенсивности не зависят от расы или пола позирующего (Мацумото и Экман, 1989; Мацумото, 1990) и даже наблюдались среди этнических групп внутри одной культуры (Мацумото, 1993).В попытке получить более полную картину влияния культуры на восприятие эмоций, в одном исследовании были проанализированы данные, полученные из нескольких шкал оценки интенсивности, охватывающих все основные эмоции для данного выражения, включая целевые шкалы (например, оценки счастья при отображении счастья) и другие шкалы. -целевая шкала (например, оценка неожиданности при отображении счастья; Yrizarry et al., 1998). Результаты выявили сложные культурные различия в рейтингах интенсивности по нескольким шкалам эмоций, включая нецелевые эмоции.

Одним из недостатков более ранних исследований восприятия интенсивности эмоций является использование единой шкалы оценки интенсивности. Этот тип шкалы может внести двусмысленность в отношении характера задачи, которую участники могут интерпретировать как запрашивание оценок интенсивности внешнего проявления аффекта или субъективного опыта задающего (Matsumoto, 1999). Мацумото (1999) обратился к этому недостатку, применив две отдельные шкалы: одна для оценки внешнего вида, а другая для оценки интенсивности эмоций.Результаты показали, что американские и японские участники различают внешние проявления и внутренние переживания аффекта, но по-разному. В частности, американцы дали более высокие оценки, чем японские участники, внешнему виду, в то время как японцы оценили внутренние чувства позеров значительно выше, чем американцы. В последующем эксперименте Matsumoto et al. (2002) создали выражения промежуточной и преувеличенной интенсивности путем интерполяции (преобразования) эмоциональных выражений с нейтральными выражениями одного и того же человека.В этом случае американские участники оценили внешние дисплеи значительно выше, чем внутренние впечатления при просмотре выражений с высокой интенсивностью. Однако при просмотре выражений с низкой интенсивностью эта разница больше не была обнаружена. Японские участники, с другой стороны, оценили выражения низкой интенсивности как значительно более высокие по внутреннему опыту по сравнению с внешним отображением, но не было обнаружено различий для выражений с высокой интенсивностью.

Эти результаты демонстрируют несоответствие между восприятием эмоциональных выражений и выводами о внутреннем состоянии позеров.Важно отметить, что это несоответствие модулируется культурой в соответствии с предсказаниями, сделанными на основе правил отображения (например, Ekman et al., 1969; Matsumoto, 1990; Matsumoto et al., 2002, 2008). Правила отображения можно описать как культурно-специфические нормативные предписания относительно уместности присутствия и уровня интенсивности эмоциональных выражений в различных социальных условиях, то есть когда, как и кому эмоции должны (не) отображаться (Matsumoto et al. , 2008). Процедуры управления отображением эмоций изучаются в процессе развития в рамках конкретной культуры и включают усиление и деамплификацию, а также квалификацию, маскировку и нейтрализацию (например,г., Экман и др., 1969; Мацумото и др., 2008). Классическое исследование выражения лица в стрессовой ситуации в разных культурах часто цитируется как доказательство существования правил демонстрации (Ekman, 1971). В этом исследовании американские и японские участники смотрели фильмы, вызывающие стресс, в то время как их выражения лиц записывались в двух условиях: в одиночестве или в присутствии экспериментатора. В условиях одиночества участники из обеих культур воспроизводили схожие выражения основных эмоций во время просмотра фильма.Когда экспериментатор присутствовал в комнате, японские участники проявляли большую склонность к маскировке своих отрицательных эмоций с помощью улыбки по сравнению с американскими участниками, которые, как правило, продолжали выражать свои отрицательные эмоции, несмотря на присутствие экспериментатора. Экспериментаторы утверждали, что эти культурные различия в проявлении аффекта произошли из-за японского правила демонстрации скрытия негативного аффекта в социальных условиях (Ekman, 1971). Более поздние исследования подтверждают эти ранние выводы.В частности, было показано, что западные индивидуалистические культуры склонны поддерживать выражение эмоций, в то время как азиатские коллективистские культуры поощряют контроль выражений аффектов для поддержания групповой гармонии (Маркус и Китайма, 1991; Heine et al., 1999; Matsumoto et al. ., 2005, 2008). Таким образом, хорошо задокументирована роль правил отображения в регулировании выражения эмоций для поддержания их соответствия в различных контекстах.

В совокупности, хотя относительно небольшое количество исследований касалось восприятия интенсивности эмоций, прошлые исследования предоставили последовательные доказательства наличия культурных различий в интерпретации выражения эмоций на лице.Среди заметных недостатков предыдущих исследований — использование единой шкалы оценок и неестественных стимулов в виде карикатурных эмоций на лице (Russell et al., 2003; Barrett et al., 2007; Scherer et al., 2011). ) или потенциально искусственные стимулы, созданные путем преобразования эмоциональных выражений в нейтральные (Calder et al., 1996). Следует отметить, что хотя результаты рассмотренных выше исследований внесли важный вклад в выявление культурных различий в восприятии интенсивности эмоций, используемые до сих пор методологии не позволяют исследовать конкретные когнитивные механизмы, которые способствуют наблюдаемым различиям.В более поздних экспериментах был достигнут прогресс в выявлении основных когнитивных механизмов, которые способствуют культурным различиям в восприятии эмоций (например, Jack et al., 2009, 2012a, b; Pogosyan and Engelmann, 2011).

Когнитивные механизмы 1: культура модулирует восприятие эмоций, формируя ментальные представления

Контекст оказывает значительное влияние на множественные перцептивные, когнитивные, аффективные и связанные с ними нейронные механизмы, которые влияют на суждения и принятие решений (Engelmann and Hein, 2013).Контекст также имеет решающее значение для интерпретации эмоциональных выражений (см. Обзор Barrett et al., 2011). Одним из важных факторов, которые могут оказывать модулирующее влияние на интерпретацию контекста, является культура. В недавнем исследовании Masuda et al. (2008) показали, что при выводе эмоций других людей японцы, как правило, больше полагаются на социальный контекст, чем американцы, которые полагались исключительно на целевого человека, а не на людей в группе, окружающей его / его. Несмотря на важность контекста для эмоциональных суждений, большинство исследований восприятия эмоций проводилось в контекстуальном вакууме.Пытаясь устранить это ограничение, недавнее исследование включило восприятие интенсивности эмоций в контекст, который «естественно» встречается в разных культурах, а именно в рекламу (Pogosyan and Engelmann, 2011). В частности, реклама красоты была выбрана в качестве экологически обоснованного набора стимулов, поскольку они предлагают различные преимущества по сравнению со стандартными наборами стимулов, обычно используемыми при исследованиях восприятия интенсивности эмоций, включая (1) их распространенность во всем мире, тем самым обеспечивая естественный фон для исследований восприятия эмоций, (2) строгий процесс отбора перед выходом в печать, тем самым гарантирующий подлинность изображенных эмоций, и (3) относительно однородные уровни привлекательности, что позволяет контролировать потенциальную привлекательность.

участницы из Америки, России и Японии оценили эмоциональные выражения фиктивной рекламы красоты в различных областях интенсивности, используя несколько эмоциональных прилагательных в качестве альтернативных вариантов ответа, включая высокий уровень возбуждения (возбужденный, приподнятый, восторженный), положительный (счастливый, довольный, удовлетворенный) и низкий. предметы возбуждения (спокойные, расслабленные, умиротворяющие). Эти одновременно собранные рейтинги интенсивности позволили получить детальное представление о моделях реакции, что позволило исследовать степень категоризации выражений лица по различным категориям возбуждения в разных культурах с помощью баллов категориальных различий.Кроме того, каждая модель была показана дважды, один раз изображая положительные эмоции высокой интенсивности, а второй — положительные эмоции низкой интенсивности, чтобы исследовать культурные различия в восприятии проявлений эмоций различной интенсивности с помощью баллов различий в восприятии.

Результаты Погосян и Энгельманн (2011) выявили межкультурное согласие, а также различия в восприятии и категоризации выражений лица. В то время как результаты показали отсутствие значительных различий в рейтинге между культурами по выражению лица с низкой или высокой интенсивностью при ответах на альтернативные варианты, отражающие восприятие промежуточного возбуждения (например,g., happy), были выявлены межкультурные различия для альтернатив высокого и низкого уровня возбуждения. В частности, американские участники воспринимали выражения лиц с низкой интенсивностью как значительно менее возбужденные, чем японские или русские участники, в то время как японские участники воспринимали выражения лиц с высокой интенсивностью как значительно более спокойные по сравнению как с российскими, так и с американскими участниками. На основе постулата о том, что участники различались не только способом восприятия интенсивности эмоций, но и способом их классификации, были получены отдельные баллы различий, чтобы выявить влияние культуры на перцептивные и когнитивные механизмы, лежащие в основе эмоциональных суждений.Баллы различий в восприятии и категоризации позволили получить интересную информацию о природе различий в механизмах восприятия и оценки в разных культурах. Оценка разницы в восприятии показала, что, хотя во всех культурах различались выражения лица с высокой и низкой интенсивностью, американские участники делали это в значительно большей степени (рис. 1А). Такая высокая степень дифференциации между проявлениями положительного аффекта с высокой и низкой интенсивностью среди американских участников свидетельствует о более высокой интенсивности прототипов по сравнению с японскими и российскими участниками.Оценка разницы в категориях показала, что американские участники четко разделили проявления положительного аффекта на категории низкой и высокой интенсивности. С другой стороны, японские и российские участники значительно отклонились от четкой категоризации. В частности, японцы оценили выражения высокой интенсивности как равные в категориях высокого и низкого возбуждения (рис. 1B), а также как равные в категориях высокого и среднего возбуждения российскими участниками. Вместе эти результаты указывают на культурные различия в конкретных когнитивных механизмах, а именно на различие между проявлениями интенсивности аффекта и категоризацию выражений положительного аффекта.

Рис. 1. Краткое изложение основных результатов Погосяна и Энгельманна (2011). Результаты показывают культурные различия в основных когнитивных механизмах, участвующих в восприятии интенсивности эмоций. (A) Наблюдались культурные различия в различении выражений аффекта высокой и низкой интенсивности, так что американские участники различали интенсивность в большей степени, чем другие культуры. (B) Культурные различия в способах категоризации выражений положительного аффекта высокой и низкой интенсивности в разных культурах.Японские участники не классифицировали выражения высокой интенсивности как сильное или низкое возбуждение, в то время как американские участники определили выражения низкой интенсивности как значительно более низкое возбуждение по сравнению с другими культурами. *** р <0,005; ** p <0,01; * р <0,05.

Эти результаты информируют о лежащих в основе механизмах, посредством которых культурно-специфические правила отображения, управляющие производством эмоциональных выражений, влияют на их восприятие. Правила отображения приводят к устойчивому воздействию на определенные культурные уровни интенсивности мимики.Это приводит к культурно-специфическому изучению мимики на критических этапах развития и на протяжении всей жизни, тем самым формируя ментальные представления о выражениях лица аффекта. Ментальные репрезентации можно рассматривать как прототипы эмоциональных выражений, которые используются, когда значение приписывается восприятию. Учитывая преобладание определенных правил отображения в рамках данной культуры (Matsumoto et al., 2005, 2008), могут быть сформированы культурно-специфические гипотезы об их влиянии на формирование прототипа эмоции и, следовательно, на восприятие эмоции: (1) культуры, поддерживающие эмоции. ожидается, что дисплеи будут иметь более высокую среднюю интенсивность и уровни стандартного отклонения одобренных эмоций; (2) культуры, которые предписывают деамплификацию определенных эмоций, с другой стороны, должны иметь прототипы меньшей интенсивности и более низкие стандартные отклонения эмоциональных выражений, которые регулируются правилами отображения.Результаты работы Погосяна и Энгельмана (2011) подтверждают это мнение. Четкое различие между выражениями положительного аффекта с высокой и низкой интенсивностью отражает прототипные эмоции высокой интенсивности среди американских участников. Отсутствие категоризации выражений высокой интенсивности на отдельные области возбуждения японскими и русскими участниками является отражением смешанных прототипов эмоций, которые попадают между конкретными доменами интенсивности. Эти результаты согласуются с прогнозами, сделанными на основе правил отображения, специфичных для исследуемых культур (Matsumoto et al., 2008).

Когнитивные механизмы 2: Культура модулирует восприятие эмоций, формируя предубеждения внимания

Правила отображения, вероятно, влияют и взаимодействуют с культурно меняющимися стилями когнитивной обработки. Например, было показано, что западные культуры применяют стратегии обработки признаков, в то время как азиатские культуры демонстрируют склонность к использованию целостных стратегий (например, Nisbett and Masuda, 2003). Это представление подтверждается значительными доказательствами, демонстрирующими культурные различия в суждениях об относительном и абсолютном размере (Китайма и др., 2003), категориальные рассуждения (Norenzayan et al., 2002), стратегии обработки восприятия (Damjanovic et al., 2010), а также механизмы внимания, такие как чувствительность к изменению слепоты (Nisbett and Masuda, 2003; Masuda and Nisbett, 2006). ) и паттерны движения глаз (Chua, 2005; Blais et al., 2008; Masuda et al., 2008; Jack et al., 2009). В совокупности эти результаты идентифицируют культурные различия в стилях когнитивной обработки, которые подчеркивают широкое и общее влияние культуры на познание.Недавние эксперименты сделали важный прогресс в проливании света на культурные различия в стратегиях когнитивной обработки, участвующих в восприятии эмоций и категоризации (Blais et al., 2008; Jack et al., 2009, 2012a). В частности, результаты серии экспериментов предполагают, что участники из разных культур по-разному отбирают информацию с лиц во время идентификации лиц (Blais et al., 2008) и категоризации выражений лица аффекта (Jack et al., 2009, 2012a, b). Использование айтрекинга в качестве прокси для открытого внимания к областям лица продемонстрировало систематическую предвзятость уделять внимание более ограниченному набору областей лица у участников из Восточной Азии по сравнению с участниками из Запада.Во время идентификации лица участники из Восточной Азии фокусировались на центральной области вокруг носа, в то время как западные участники брали более широкие пробы из глаз и рта (Blais et al., 2008). Во время категоризации эмоций систематическая предвзятость в отношении областей глаз была связана со значительным дефицитом в классификации выражений лица испуганных и отвращенных у участников из Восточной Азии (Jack et al., 2009). Западные участники, с другой стороны, имели склонность брать пробы как из глаз, так и из области рта и делали относительно меньше ошибок классификации.

Более недавнее исследование воспроизвело эти результаты с использованием обратной корреляции для восстановления внутренних представлений из средних шаблонов белого шума, которые искажали суждения (Jack et al., 2012a). Этот метод позволил получить шаблоны для каждой из основных эмоций, характерные для конкретной культуры, которые выявили значительные различия в чертах, которые преимущественно используются восточноазиатскими участниками по сравнению с западными участниками во время восприятия лица. Один интригующий вывод, который дает предполагаемое объяснение предвзятости внимания к области глаз у участников из Восточной Азии, заключается в том, что смещение взгляда, по-видимому, считается компонентом выражения лица аффекта среди участников из Восточной Азии (Jack et al., 2012а). Интересно, что важность области глаз для вывода эмоциональных состояний в азиатских культурах подчеркивается различиями между смайликами, используемыми в азиатских и западных культурах: эмоции в основном передаются через символы, которые различаются по форме глаз в азиатских культурах и по форме рта в западных культурах. Дальнейшие доказательства предвзятости внимания, характерной для конкретной культуры, были получены в недавнем исследовании, в котором использовались выражения эмоций на лице, при которых независимо друг от друга манипулировали областями глаз и рта (Yuki et al., 2007). Юки и др. (2007) продемонстрировали, что лица, отображающие противоречивые выражения, такие как грустные глаза в сочетании со счастливым ртом, по-разному воспринимаются японскими и американскими участниками. При выводе эмоций японские участники сильнее взвешивали область глаз, в то время как американские участники находились под относительно более сильным влиянием области рта. Вместе эти результаты подчеркивают наличие специфических для культуры механизмов внимания сверху вниз, отвечающих за извлечение информации для категоризации эмоций от лиц.Интригующая нейронная гипотеза состоит в том, что эти паттерны внимания частично управляются миндалевидным телом , , которая, как считается, играет решающую роль в выборочной обработке информации о биологически значимых стимулах (Pessoa, 2010). Недавние данные культурной нейробиологии, демонстрирующие устойчивые культурные различия в паттернах активации миндалины во время восприятия лица (Moriguchi et al., 2005; Chiao et al., 2008; Adams et al., 2010; Derntl et al., 2012, 2009), подчеркивают это понятие.

Каскад культурных влияний на познание

Результаты, рассмотренные выше, демонстрируют широкое влияние культуры на когнитивные механизмы, участвующие в восприятии эмоций, включая ментальные представления и, соответственно, прототипы эмоций, а также искажения внимания. Возникает вопрос, как эти различные процессы взаимодействуют друг с другом. На рисунке 2 показан возможный каскад культурных влияний на когнитивные механизмы, участвующие в интерпретации выражений эмоций на лице.На высшем уровне предлагаемой иерархии находится культура, которая сообщает регулирующие нормы и соответствующие социальные платформы, которые придают своеобразное значение и руководящие принципы эмоционального поведения (например, Tomkins, 1962). Значительные междисциплинарные данные свидетельствуют о том, что культурный контекст формирует перцептивные переживания, которые, в свою очередь, модулируют когнитивные механизмы и связанные с ними нейронные системы (см. Обзор в Park and Huang, 2010).

Рис. 2. Каскад культурных влияний на интерпретации эмоциональных выражений. Культурные формы отображают правила и поведенческие практики, которые посредством обучения влияют на определенные когнитивные механизмы, такие как искажения внимания и ментальные представления. В частности, постоянное воздействие культурных обычаев влияет на то, как люди обрабатывают информацию из окружающей среды. Например, правила отображения могут привести к специфическим для культуры улучшениям и снижению частоты воздействия и интенсивности отображения определенных эмоций. Таким образом, правила отображения опосредуют восприятие мимики, что, в свою очередь, формирует искажения внимания и ментальные представления.Постоянное воздействие таких поведенческих практик приводит к формированию когнитивных стилей, которые определяют то, как эмоциональные выражения интерпретируются в разных культурах. Культурно-специфические когнитивные стили опосредуются основными нейронными механизмами, которые были в центре внимания исследований в области культурной нейробиологии.

Правила отображения составляют один из важных аспектов поведенческих практик, характерных для конкретной культуры, которые опосредуют перцепционное изучение выражений лица посредством улучшения и снижения уровней воздействия на отображение определенных эмоций.Это представление подтверждается недавним исследованием компьютерного моделирования, в котором влияние правил отображения на обучение моделировалось путем манипулирования частотой воздействия определенных эмоциональных выражений во время обучения биологически правдоподобной модели нейронной сети (Dailey et al., 2010). Результаты этого исследования демонстрируют, что наилучшее соответствие между моделью и показателями японских участников было достигнуто при обучении вычислительной модели с набором лиц, в котором значительно использовалась подвыборка гневных выражений.Это открытие имеет как общие значения, так как подчеркивает важность культурно-специфического обучения в интерпретации жестов лица, а также конкретные последствия, поскольку он поддерживает наличие правил отображения, которые препятствуют выражению негативных эмоций в Японии, как сообщается. в другом месте (Safdar et al., 2009). Наконец, культурно-ориентированное обучение может оказать значительное влияние на системы мозга, участвующие в принятии перцептивных решений. Недавние результаты в когнитивной нейробиологии свидетельствуют о том, что длительное воздействие определенных поведенческих практик может изменить не только когнитивные процессы, связанные с категориальной организацией (Polk and Farah, 1998), но также структуру и функцию соответствующих нейронных систем (например.г., Maguire et al., 2000; Гасер и Шлауг, 2003; Драганский и др., 2004; Boyke et al., 2008). Поэтому мы предполагаем, что культурные рамки, обеспечивающие определенные наборы убеждений, ценностей и знаний, а также поведенческие практики, могут формировать когнитивные и нейронные механизмы, связанные с интерпретацией выражений лица (например, Park and Huang, 2010).

Промежуточный уровень каскада представлен когнитивным стилем, который частично определяется искажениями внимания и ментальными представлениями.Когнитивный стиль отражает то, как люди обычно извлекают и обрабатывают информацию из окружающей среды. Рассмотренные выше результаты продемонстрировали важные способы, которыми культура формирует когнитивный стиль, а именно за счет искажения внимания во время восприятия лица (Blais et al., 2008; Jack et al., 2009, 2012a, b). Учитывая наши знания о функциональной нейроанатомии внимания (например, Ungerleider, 2000; Engelmann et al., 2009), мы предполагаем, что такие культурно передаваемые искажения внимания могут быть обнаружены в областях мозга в лобно-теменной сети внимания, которая, как известно, участвует в контроль внимания сверху вниз, такой как лобные поля глаз, вентральная премоторная кора, верхняя теменная долька и внутрипариетальная борозда.Мы надеемся, что будущие исследования в области культурной нейробиологии выявят нейробиологические механизмы, ответственные за культурные искажения внимания, очевидные во время восприятия лица. Культурные влияния на обработку информации также влияют на ментальные представления (Jack et al., 2012a), такие как прототипы эмоций. Результаты недавнего исследования восприятия интенсивности эмоций, рассмотренные выше, согласуются с представлением о том, что существуют значительные культурные различия в уровнях интенсивности прототипов положительных эмоций (Pogosyan and Engelmann, 2011).Вместе культурно-специфические когнитивные стили могут объяснить некоторые культурные различия в восприятии эмоций, обычно наблюдаемые в прошлых исследованиях.

Следует отметить, что предлагаемый каскад культурных влияний отражает упрощенную модель, которая рассматривает только два конкретных когнитивных процесса, а именно искажения внимания и ментальные представления. Как было показано ранее, модулирующая роль культуры распространяется также на другие когнитивные механизмы, включая математические рассуждения (Tang et al., 2006), музыкальной обработки (Nan et al., 2006, 2009) и саморепрезентации (Zhu et al., 2007). Влияние культуры на познание может также влиять на формирование языковой среды (например, Lindquist et al., 2006; Roberson et al., 2007; Damjanovic et al., 2010) и правил декодирования, которые влияют на интерпретацию выражений лица (Matsumoto and Экман, 1989).

Выводы

Мы обобщили результаты прошлых исследований, которые внесли важный вклад в понимание того, как основные когнитивные механизмы, относящиеся к интерпретации выражений эмоций, формируются культурой.В частности, недавнее исследование показало, что выражения лиц разного уровня интенсивности воспринимаются и классифицируются по-разному в трех культурах (Погосян и Энгельманн, 2011). Результаты указывают на самый высокий уровень дифференциации между уровнями выраженности эмоций на лице среди американских участников по сравнению с японскими и русскими участниками. Кроме того, среди японских и русских участников наблюдались отклонения от четкой категоризации выражений высокой и низкой интенсивности.Эти данные свидетельствуют о том, что культурные правила отображения формируют ментальные представления, связанные с интенсивностью отображения эмоций, такие как уровни интенсивности прототипов эмоций.

Правила отображения и поведенческие практики также формируют механизмы внимания, такие как склонность обращать внимание на очень специфические черты лица при выводе идентичности (Blais et al., 2008) и выражения (Jack et al., 2009, 2012a). Одна интригующая идея о том, как механизмы внимания модулируются культурой, основана на потенциальных эффектах культурных практик.Например, в азиатских культурах прямой зрительный контакт часто считается невежливым, особенно при общении с людьми с более высоким статусом. Такая практика может сократить время отбора проб с нескольких участков лица. Учитывая, что важность вывода о психическом состоянии собеседников одинакова в разных культурах, люди в азиатских культурах могут разработать эвристику, позволяющую быстро определять мимические жесты. Вероятный сценарий, который согласуется с результатами, рассмотренными выше, заключается в том, что взгляды нацелены в глаза, но будут очень краткими, чтобы соответствовать нормам вежливости.Легко представить, как такая эвристика, передаваемая культурой, может влиять на искажения внимания. Дальнейшие исследования необходимы для выявления взаимосвязей между культурными поведенческими практиками и когнитивными, а также нейронными механизмами. Каскад культурных влияний на познание на рисунке 2 представляет собой экономную модель, которую можно использовать для определения гипотез для будущих исследований. Возникающая область культурной нейробиологии имеет многообещающие возможности внести свой вклад в наше понимание того, как культура формирует когнитивные и лежащие в основе нейронные механизмы, участвующие в восприятии лица (для обзора см. Han et al., 2013).

Заявление о конфликте интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Биография автора

Ян Б. Энгельманн получил степень магистра психологии в Университете Сент-Эндрюс, Шотландия, и степень доктора философии. в области экспериментальной психологии Университета Брауна. Его докторская диссертация была посвящена когнитивной нейробиологии взаимодействия мотивации и познания во время принятия перцептивных решений.Он присоединился к лаборатории вычислительной и когнитивной нейробиологии в Университете Эмори в качестве постдокторанта, где исследовал нейробиологические основы отношения к риску. В настоящее время он является старшим научным сотрудником лаборатории исследований социальных и нейронных систем Цюрихского университета, где исследует нейробиологические основы социального восприятия и роль эмоций в выборе.

Ключевой концепт

Правила отображения

Правила отображения — это специфические для культуры нормативные предписания о целесообразности выражения аффекта в различных контекстах.Они информируют людей о том, когда, как и кому следует или не следует показывать эмоции. Отображением эмоций можно управлять с помощью (де) усиления, квалификации, маскировки и нейтрализации.

Emotion прототипы

Прототипы эмоций — это абстрактные представления эмоций, которые включают наиболее типичный набор характеристик, которые присущи большинству экземпляров определенной эмоции, включая ее выражение.

Когнитивный стиль

Когнитивный стиль относится к склонностям людей использовать определенные подходы к сбору и обработке информации из окружающей среды.Когнитивный стиль отражает привычные стратегии и эвристики, используемые при решении проблем и вынесении суждений.

Миндалевидное тело

Миндалевидное тело — это комплекс ядер миндалевидной формы, расположенный с обеих сторон в медиальной височной коре. Его функции разнообразны и важны для эмоций, определения биологической значимости и выборочной обработки информации. Он считается частью обширной сети структур, важных для восприятия лица.

Список литературы

Адамс, Р. Б., Франклин, Р. Г., Рул, Н. О., Фриман, Дж. Б., Кверага, К., Хаджихани, Н. и др. (2010). Культура, взгляд и нейронная обработка выражений страха. Soc. Cogn. Оказывать воздействие. Neurosci . 5, 340–348.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Барретт, Л.Ф., Мескита, Б., и Гендрон, М. (2011). Контекст в восприятии эмоций. Curr. Реж. Psychol. Sci . 20, 286–290.

Биль, М., Мацумото, Д., Экман, П., Хирн, В., Хейдер, К., Кудох, Т. и др. (1997). Японские и кавказские выражения эмоций Мацумото и Экмана (JACFEE): данные о достоверности и межнациональные различия. Дж. Невербальное поведение . 21, 3–21.

Бойк, Дж., Дримейер, Дж., Газер, К., Бюхель, К., и Мэй, А. (2008). Изменения структуры мозга у пожилых людей, вызванные тренировкой. Дж. Neurosci . 28, 7031–7035.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Колдер, А.Дж., Янг, А. В., Перретт, Д. И., Эткофф, Н. Л., и Роуленд, Д. (1996). Категорическое восприятие трансформированной мимики. Vis. Cogn . 3, 81–118.

Chiao, J. Y., Iidaka, T., Gordon, H. L., Nogawa, J., Bar, M., Aminoff, E., et al. (2008). Культурная специфика реакции миндалины на лица страха. J. Cogn. Neurosci . 20, 2167–2174.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Дейли, М. Н., Джойс, К., Лайонс, М. Дж., Камачи, М., Ishi, H., Gyoba, J., et al. (2010). Доказательства и вычислительное объяснение культурных различий в распознавании мимики. Эмоция 10, 874–893.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Дамьянович, Л., Касаи, К., Дайсон, М., Роберсон, Д., и Атанасопулос, П. (2010). В поисках счастья в разных культурах. J. Cogn. Культ . 10, 85–107.

Дарвин, К. (1872). Выражение эмоций у человека и животных .Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

Derntl, B., Habel, U., Robinson, S., Windischberger, C., Kryspin-Exner, I., Gur, R., et al. (2009). Активация миндалины при распознавании эмоций у иностранного этноса связана с продолжительностью пребывания. Soc. Neurosci . 4, 294–307.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Дернтл Б., Хабель У., Робинсон С., Виндишбергер К., Крыспин-Экснер И., Гур Р. С. и др. (2012). Культура, но не пол, модулирует активацию миндалины во время явного распознавания эмоций. BMC Neurosci . 13:54. DOI: 10.1186 / 1471-2202-13-54

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Драганский Б., Газер К., Буш В., Шуерер Г., Богдан У. и Мэй А. (2004). Нейропластичность: изменения серого вещества, вызванные тренировкой. Природа 427, 311–312.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Экман П. (1971). «Универсальность и культурные различия в выражении эмоций на лице», в Nebraska Symposium on Motivation , Vol.19, изд. Дж. Коул (Линкольн, штат Нью-Йорк: Университет Небраски), 207–282.

Экман П. и Фризен В. В. (1971). Константы в разных культурах в лице и эмоциях. J. Pers. Soc. Психол . 17, 124–129.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Экман П., Фризен В. В., О’Салливан М., Чан А., Дьякоянни-Тарлатзис И., Хейдер К. и др. (1987). Универсальность и культурные различия в суждениях о выражении эмоций на лице. J. Pers. Soc.Психол . 53, 712–717.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Эльфенбейн, Х.А., Амбади, Н. (2003). Универсальность и культурные различия в распознавании эмоций. Curr. Реж. Psychol. Sci . 12, 159–164.

Эльфенбейн, Х.А., Бопре, М., Левеск, М., и Хесс, У. (2007). К теории диалекта: культурные различия в выражении и распознавании определенных выражений лица. Эмоция 7, 131–146.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Энгельманн, Дж.Б., Дамараджу, Э., Падмала, С., и Пессоа, Л. (2009). Комбинированные эффекты внимания и мотивации на выполнение визуальных задач: временные и устойчивые мотивационные эффекты. Фронт. Гм. Neurosci . 3: 4. DOI: 10.3389 / нейро.09.004.2009

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Хан, С., Нортофф, Г., Вогли, К., Векслер, Б. Э., Китайма, С., и Варнум, М. Э. У. (2013). Культурный нейробиологический подход к биосоциальной природе человеческого мозга. Annu. Преподобный Psychol . 64, 335–359.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Хэксби, Дж. В., Хоффман, Э. А., и Гоббини, М. И. (2002). Нейронные системы человека для распознавания лиц и социального общения. Biol. Психиатрия 51, 59–67.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Гейне, С. Х., Леман, Д. Р., Маркус, Х. Р. и Китайма, С. (1999). Есть ли всеобщая потребность в позитивном самоуважении? Psychol.Ред. . 106, 766–794.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Изард, К. Э. (1971). Лицо эмоций . Восточный Норуолк, Коннектикут: Appleton-Century-Crofts.

Джек Р. Э., Блейс К., Шиперс К., Шинс П. Г. и Калдара Р. (2009). Культурные заблуждения показывают, что выражения лица не универсальны. Curr. Биол . 19, 1543–1548.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Джек Р. Э., Калдара Р., и Шинс, П. Г. (2012a). Внутренние репрезентации раскрывают культурное разнообразие ожиданий выражения эмоций на лице. J. Exp. Psychol. Поколение . 141, 19–25.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Джек Р. Э., Гаррод О. Г., Ю Х., Калдара Р. и Шинс П. Г. (2012b). Выражение эмоций на лице не является универсальным в культурном отношении. Proc. Natl. Акад. Sci. США . 109, 7241–7244.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Келли, Д.Дж., Куинн, П. К., Слейтер, А. М., Ли, К., Ге, Л., и Паскалис, О. (2007). Эффект другой расы развивается в младенчестве: свидетельство сужения восприятия. Psychol. Sci . 18, 1084–1089.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Келли Д. Дж., Куинн П. К., Слейтер А. М., Ли К., Гибсон А., Смит М. и др. (2005). Трехмесячные дети, но не новорожденные, предпочитают лица своей расы. Dev. Sci . 8, F31 – F36.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Китайма, С., Даффи, С., Кавамура, Т., и Ларсен, Дж. Т. (2003). Восприятие объекта и его контекста в разных культурах: культурный взгляд на новый взгляд. Psychol. Sci . 14, 201–206.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Магуайр, Э. А., Гадиан, Д. Г., Джонсруд, И. С., Гуд, К. Д., Эшбёрнер, Дж., Фраковяк, Р. С. и др. (2000). Структурные изменения гиппокампа водителей такси, связанные с навигацией. Proc. Natl. Акад. Sci. США . 97, 4398–4403.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Маркус, Х.Р., и Китайма, С. (1991). Культура и личность: значение для познания, эмоций и мотивации. Psychol. Ред. . 98, 224–253.

Марш А. А., Эльфенбейн Х. А. и Амбади Н. (2003). Невербальные «акценты»: культурные различия в выражении эмоций на лице. Psychol. Sci . 14, 373–376.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Масуда, Т., Эллсуорт, П. К., Мескита, Б., Леу, Дж., Танида, С., и Ван де Вирдонк, Э. (2008). Размещение лица в контексте: культурные различия в восприятии эмоций лица. J. Pers. Soc. Психол . 94, 365–381.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Мацумото, Д. (1990). Культурное сходство и различия в правилах показа. Motiv. Эмоция 14, 195–214.

Мацумото Д. (1993). Этнические различия в интенсивности аффекта, эмоциональных суждениях, поведенческих установках и самооценке эмоционального выражения в американской выборке. Motiv. Эмоция 17, 107–123.

Мацумото, Д.(1999). Американо-японские культурные различия в суждениях об интенсивности выражения и субъективном опыте. Cogn. Эмоция 13, 201–218.

Мацумото Д., Консоласион Т., Ямада Х., Судзуки Р., Франклин Б., Пол С. и др. (2002). Американо-японские культурные различия в суждениях об эмоциональных выражениях разной интенсивности. Cogn. Эмоция 16, 721–747.

Мацумото Д. и Экман П. (1989). Американско-японские культурные различия в оценке интенсивности выражения эмоций на лице. Motiv. Эмоция 13, 143–157.

Мацумото Д., Ю С. Х. и Фонтейн Дж. (2008). Отображение выразительных различий по всему миру: отношения между правилами эмоционального отображения и индивидуализмом против коллективизма. J. Cross. Культ. Психол . 39, 55–74.

Мацумото Д., Ю С. Х., Хираяма С. и Петрова Г. (2005). Разработка и проверка меры знания правил отображения: инвентарь оценки правил отображения. Эмоция 5, 23–40.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

МакКрэй, Р. Р., Коста, П. Т. мл., Остендорф, Ф., Англейтнер, А., Гребичкова, М., Авиа, М. Д. и др. (2000). Природа важнее воспитания: темперамент, личность и развитие на протяжении всей жизни. J. Pers. Soc. Психол . 78, 173.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

МакКоун, Э., Крукс, К., Канвишер, Н. (2009). «Когнитивное и нейронное развитие распознавания лиц у людей», в The Cognitive Neurosciences , 4th Edn., Vol. 4, изд. М. С. Газзанига (Кембридж, Массачусетс, Массачусетский технологический институт), 467–482.

Meltzoff, A. N., Decety, J. (2003). Что подражание говорит нам о социальном познании: сближении психологии развития и когнитивной нейробиологии. Philos. Пер. R. Soc. Лондон. B Biol. Sci . 358, 491–500.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Моригути Ю., Охниши Т., Кавачи Т., Мори Т., Хираката М., Ямада М. и др. (2005). Специфическая активация мозга у японцев и кавказцев на испуганные лица. Нейроотчет 16, 133–136.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Нисбетт Р. Э., Пэн К., Чой И. и Норензаян А. (2001). Культура и системы мышления: целостное и аналитическое познание. Psychol. Ред. . 108, 291–310.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Норензаян А., Смит Э. Э., Ким Б. Дж. И Нисбетт Р. Э. (2002). Культурные предпочтения формального мышления по сравнению с интуитивным. Cogn. Sci . 26, 653–684.

Полк Т.А. и Фарах М.Дж. (1998). Нейронное развитие и организация распознавания букв: данные функциональной нейровизуализации, компьютерного моделирования и поведенческих исследований. Proc. Natl. Акад. Sci. США . 95, 847–852.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Роберсон Д., Дамьянович Л. и Пиллинг М. (2007). Категориальное восприятие мимики: свидетельство модели «корректировки категорий». Mem. Cogn . 35, 1814–1829.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Safdar, S., Friedlmeier, W., Matsumoto, D., Yoo, S.H., Kwantes, C.T., Kakai, H., et al. (2009). Вариации правил эмоционального отображения внутри и между культурами: сравнение Канады, США и Японии. Банка. J. Behav. Sci . 41, 1–10.

Шерер, К. Р., Кларк-Польнер, Э., и Мортильяро, М. (2011). В глазах смотрящего? Универсальность и культурная специфика выражения и восприятия эмоций. Внутр. Дж. Психол . 46, 401–435.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Сасскинд, Дж. М., Ли, Д. Х., Куси, А., Фейман, Р., Грабски, В., и Андерсон, А. К. (2008). Выражение страха улучшает сенсорное восприятие. Nat. Neurosci . 11, 843–850.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Tang, Y., Zhang, W., Chen, K., Feng, S., Ji, Y., Shen, J., et al. (2006). Арифметическая обработка в мозге, сформированном культурами. Proc. Natl. Акад. Sci. США . 103, 10775–10780.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Томкинс, С. С. (1962). Сознание аффектных образов: Том I: Положительные эффекты . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Springer Publishing Company, Inc.

Иризарри, Н., Мацумото, Д., и Уилсон-Кон, К. (1998). Американо-японские различия в мультискалярных оценках интенсивности универсальных выражений эмоций на лице. Motiv. Эмоция 22, 315–327.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Юки М., Мэддакс В. В. и Масуда Т. (2007). Одинаковы ли окна в душу на Востоке и на Западе? Культурные различия в использовании глаз и рта в качестве сигналов для распознавания эмоций в Японии и США. J. Exp. Soc. Психол . 43, 303–311.

Swiss Medical Weekly — Влияние эмоций на восприятие, внимание, память и принятие решений

Тобиас Брош ^{a, b} , Клаус Р.Scherer ^b , Didier Grandjean ^{a, b} , David Sander ^{a, b}

^a Департамент психологии Женевского университета, Швейцария
^b Швейцарский центр аффективных наук Женевского университета, Швейцария

Резюме

Разум и эмоции долгое время считались противоборствующими силами. Однако недавние психологические и нейробиологические исследования показали, что эмоции и познание тесно взаимосвязаны.Когнитивная обработка необходима для того, чтобы вызвать эмоциональные реакции. В то же время эмоциональные реакции модулируют и направляют познание, чтобы обеспечить адаптивную реакцию на окружающую среду. Эмоции определяют, как мы воспринимаем наш мир, организуем нашу память и принимаем важные решения. В этом обзоре мы представляем обзор текущих теоретических построений и исследований в Affective Sciences . Мы описываем, как психологические теории эмоций концептуализируют взаимодействие когнитивных и эмоциональных процессов.Затем мы рассматриваем недавние исследования, посвященные тому, как эмоции влияют на наше восприятие, внимание, память и принятие решений. Опираясь на исследования как со здоровыми участниками, так и с клиническими группами, мы проиллюстрировали механизмы и нейронные субстраты, лежащие в основе взаимодействия познания и эмоций.

Ключевые слова: эмоция; оценка; познание; восприятие; внимание; объем памяти; принимать решение; миндалевидное тело; фМРТ

Вступление

Функционирование человеческого разума часто характеризовалось как битва между противоборствующими силами: разумом, рациональным и преднамеренным, против эмоций, импульсивным и иррациональным.Этот образ мышления восходит к Платону, который описал человеческую душу как разделенную на познание (то, что мы знаем), эмоции (то, что мы чувствуем) и мотивацию (то, что мы хотим), и был далее развит такими философами, как Рене Декарт (« Les passions de l’âme», ) и Дэвид Юм («: Трактат о человеческой природе», ). В течение долгого времени идея противоположности познания и эмоции лежала в основе многих исследований в психологии. Когнитивные функции, такие как восприятие, внимание, память или принятие решений, были исследованы без учета эмоций, которые считались вмешательством, контрпродуктивным для правильного функционирования когнитивной системы.

После долгого периода забвения последние два десятилетия стали свидетелями огромного роста исследований эмоций, подчеркивающих важность эмоциональных процессов для успешного функционирования человеческого разума. Например, нейропсихологические исследования показали, что пациенты с эмоциональными дисфункциями из-за поражений головного мозга могут иметь серьезные нарушения в повседневном принятии решений и социальных взаимодействиях. Исследования нейровизуализации продемонстрировали, что области мозга, ранее считавшиеся чисто «эмоциональными» (например,например, миндалевидное тело) или «когнитивные» (например, лобная кора) тесно взаимодействуют, чтобы сделать возможным сложное поведение. Психологические эксперименты продемонстрировали, как эмоции могут изменить наше восприятие, внимание и память, сосредоточив их на важных аспектах окружающей среды. Это исследование показало, в какой степени эмоции и познание связаны или даже неразделимы.

В этом обзоре мы представляем обзор текущих теоретических построений и исследований в Affective Sciences .Мы начнем с описания того, как современные психологические теории эмоций концептуализируют взаимосвязанное функционирование когнитивных и эмоциональных процессов. Затем мы рассматриваем недавние исследования о том, как эмоции влияют на наше восприятие, внимание и память, а также о роли эмоций в принятии решений. Опираясь на исследования как здоровых участников, так и клинических групп, мы проиллюстрируем психологические механизмы и нейронные субстраты, которые лежат в основе взаимодействия познания и эмоций.

Что такое эмоция?

Дональд Хебб писал, что человек является наиболее эмоциональным из всех животных , имея в виду тот факт, что степень эмоциональности увеличивается у разных видов по мере развития более сложной нервной системы [1].Это наблюдение предполагает, что эмоция может выполнять адаптивную функцию, которая требует определенной степени сложности обработки. Ранее мы предположили, что функция эмоции заключается в разделении стимула и поведенческой реакции, что позволяет гибко адаптироваться к непредвиденным обстоятельствам окружающей среды [2]. Рефлекс или фиксированный паттерн действия жестко связывает определенный стимул с ответом, тогда как эмоциональная реакция создает время ожидания, в течение которого могут быть инициированы физиологические реакции и могут быть подготовлены несколько подходящих тенденций к действию, пока ситуация далее анализируется.Таким образом, организм получает выгоду от более тщательной оценки ситуации, но не теряет времени, поскольку потенциальные ответы уже подготовлены и могут быть выполнены быстро.

полноэкранный

Рисунок 1

Исчерпывающая иллюстрация модели компонентного процесса. Модель предполагает, что процесс оценки организован в виде последовательности четырех оценочных целей. Каждый результат оценки приводит к изменениям других компонентов эмоций (физиологии, склонности к действиям, моторного выражения и субъективных ощущений, как показано нисходящими стрелками).Кроме того, продолжающийся процесс оценки взаимодействует с другими когнитивными функциями. Например, для начала оценки необходимо уделять минимальное внимание, но релевантный результат немедленно привлечет дополнительное внимание к стимулу. Таким образом, модель позволяет подробно рассмотреть влияние эмоциональных процессов на внимание, память и другие когнитивные процессы (как показано стрелками в верхней части рисунка). Наконец, изменения в других компонентах эмоций также могут влиять на когнитивные функции (как показано красными восходящими стрелками), например, за счет усиления консолидации памяти за счет увеличения физиологического возбуждения, что, в свою очередь, может влиять на обработку критериев оценки.

Мы определяем эмоцию как процесс, сфокусированный на событии, состоящий из (а) конкретных механизмов выявления, основанных на релевантности стимула, который (б) мгновенно формирует эмоциональную реакцию в нескольких подсистемах организма, включая мотивационные изменения (изменения в тенденции к действию, например, подход по сравнению с синдромом отмены), физиологические изменения (например, частота сердечных сокращений, проводимость кожи), изменения моторного выражения (лица, голоса и тела) и изменения субъективных ощущений [3, 4].Эмоции возникают по мере того, как человек непрерывно оценивает объекты, события и ситуации с точки зрения их соответствия его / ее потребностям, целям, ценностям и общему благополучию (оценка , ). Обнаружение релевантного события вызывает адаптивную эмоциональную реакцию, которая мобилизует ресурсы, позволяющие человеку справиться с ситуацией.

Психологические оценочные теории эмоций более конкретно описывают процесс оценки, лежащий в основе возникновения эмоций.Например, модель процесса эмоций [4–7] объединяет оценку в четыре последовательные цели, которые касаются основных типов информации, необходимой для адаптивного реагирования на существенное событие (рис. 1): (1) Актуальность: насколько актуально это для меня? Влияет ли это напрямую на меня или мою социальную референтную группу? (2) Последствия: каковы последствия или последствия этого события и как они влияют на мое благополучие и мои ближайшие или долгосрочные цели? (3) Потенциал преодоления: насколько хорошо я могу справиться с этими последствиями или приспособиться к ним? (4) Нормативное значение: каково значение этого события для моей самооценки, социальных норм и ценностей? Результат оценки, организованный в соответствии с этими критериями, определяет образец ответа, состоящий из физиологических реакций, моторных выражений и подготовки к действию.Важно отметить, что оценка данного события может быть в высшей степени субъективной и зависеть от индивидуальных характеристик и конкретной ситуации, что объясняет, что разные люди могут реагировать на одну и ту же ситуацию разными эмоциями, а один и тот же человек может каждый раз реагировать с разными эмоциями. при попадании в подобные ситуации [8, 9].

Эта модель иллюстрирует богатое взаимодействие эмоций и познания, поскольку вычисление различных критериев оценки требует вклада многих когнитивных процессов для сравнения характеристик стимула с сохраненными аффективными схемами, представлениями в памяти, ожиданиями и мотивационными побуждениями.В то же время результат оценочного вычисления модулирует когнитивные функции. Например, оценка стимула как «релевантного» вызывает быстрое переключение внимания на этот стимул [10]. Точно так же эмоционально значимая информация занимает приоритетное место в памяти, потенциально за счет увеличения вегетативной физиологии (возбуждения) в результате оценки стимула [11]. Таким образом, эмоциональный эпизод характеризуется высокой взаимозависимостью между подсистемами организма, которые составляют эмоциональный ответ, и важными когнитивными функциями с лежащими в их основе нейронными цепями [12, 13].Теперь мы более подробно проиллюстрируем, как когнитивные функции, такие как восприятие, внимание, память и принятие решений, модулируются в ходе эмоциональной реакции.

Влияние эмоции на восприятие и внимание

В повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с большими объемами поступающей сенсорной информации. Поскольку возможности нашего мозга ограничены, мы не можем тщательно обработать всю информацию, поступающую в наши органы чувств, но должны выбрать подмножество, чтобы расставить приоритеты для ее обработки за счет другой информации.Конкуренция за ресурсы нейронной обработки, углубленный анализ и преимущественный доступ к сознательному осознанию организована специальными системами внимания [14]. Были выдвинуты отчетливые функциональные подпроцессы внимания, и их соответствующие свойства были выделены с использованием как поведенческих методов, так и методов визуализации мозга. Низкоуровневые свойства, такие как физическая интенсивность стимула, могут запускать автоматическое рефлексивное ориентирование, называемое экзогенным вниманием .Напротив, стимулы, которые важны для текущего поведения организма (например, при поиске ключей или попытке найти друга в толпе), выбираются путем добровольного нисходящего развертывания эндогенного внимания , управляемого неявные или явные ожидания для определенного объекта или местоположения. Согласно недавней нейрокогнитивной модели внимания, как эндогенное, так и экзогенное внимание в первую очередь вовлекают лобно-теменные сети корковых областей [15], при этом контроль эндогенного внимания осуществляется посредством взаимодействия дорсальных областей, таких как интрапариетальная борозда и лобные поля глаза, а также экзогенного переориентация фокуса внимания, опосредованная вентральными областями правого полушария, такими как правая вентральная лобная кора и височно-теменное соединение.

полноэкранный

Рисунок 2

Схематическое изображение областей мозга, участвующих в выбранных когнитивно-эмоциональных взаимодействиях. Миндалевидное тело (AMY) имеет широко распространенные реципрокные связи со многими областями коры, включая пути восприятия (первичная зрительная кора, V1, нижняя височная кора, TE), связанные с памятью области (гиппокамп, HIP) и префронтальные области (орбитофронтальная кора, OFC, префронтальная кора, PFC). Эта связь позволяет миндалине получать богатую сенсорную информацию и усиливать нейронное представление эмоциональных стимулов через обратную связь с сенсорными путями, областями, связанными с вниманием (PFC и теменная доля, PAR), и областями памяти.Кроме того, множественные соединения с префронтальными областями передают данные миндалевидного тела в области, участвующие в более осознанных формах принятия решений, и позволяют модулировать активность миндалины на основе более сложных мотивационных обстоятельств. Таким образом, после активации миндалины несколько систем мозга могут динамически реорганизовываться, чтобы надлежащим образом взаимодействовать с текущей средой.

В дополнение к эндогенным и экзогенным механизмам внимания, эмоциональная релевантность стимула представляет собой еще одну важную особенность, влияющую на выбор и расстановку приоритетов внимания [ эмоциональное внимание , см. 16].Поведенческие данные по множеству различных задач и парадигм указывают на то, что восприятие облегчается, а внимание уделяется приоритетной эмоциональной информации. Эмоциональные стимулы могут быстрее привлекать внимание и дольше препятствовать отвлечению внимания, чем нейтральные стимулы. Например, в задачах визуального поиска обнаружение цели среди отвлекающих факторов происходит быстрее, когда цель эмоциональна, а не нейтральна [17]. Как только внимание было привлечено к эмоциональным стимулам и занято ими, оно может дольше задерживаться на их месте и способствовать обработке последующих неэмоциональных целевых стимулов, появляющихся в том же месте.Такие эмоциональные ориентирующие эффекты были продемонстрированы с помощью задачи точечного зонда , где участники реагируют на целевой стимул, который заменяет один из двух одновременно представленных сигналов — один является эмоционально значимым (например, испуганное лицо), а другой — нейтральным. Типичные результаты показывают более быструю реакцию на цель, заменяющую эмоциональную, а не нейтральную реплику [18]. Эмоциональные подсказки могут не только привести к более быстрому обнаружению, но и напрямую увеличить нашу способность восприятия за счет увеличения контрастной чувствительности для последующей цели [19].Таким образом, обработка эмоций не только обогащает наш опыт аффективным ароматом, но может напрямую формировать содержание наших восприятий и осведомленности [20]. Эти эффекты действуют не только в визуальной, но и в слуховой модальности [21] и даже через сенсорные модальности, предполагая, что приоритезация эмоционально значимых стимулов организована надмодально по множеству сенсорных каналов [22]. Предубеждения внимания могут быть дисфункционально преувеличены в клинических популяциях, например, у пациентов с тревожными расстройствами, которые проявляют особенно сильное внимание при помощи угрожающей информации [23].

Исследования изображений головного мозга с использованием фМРТ неизменно выявляют повышенные нейронные реакции на множество различных эмоциональных стимулов как в ранних сенсорных областях [24], так и в областях более высокого уровня, связанных с распознаванием тела [25], лица [26] или голоса [21]. Таким образом, эмоциональные стимулы представлены более надежными нейронными сигнатурами, чем нейтральные, и, следовательно, могут получить выгоду от преимущественного доступа к дальнейшей когнитивной обработке, контролю поведения и осознанию. Было высказано предположение, что приоритизация эмоциональной информации управляется специализированными нейронными цепями, сосредоточенными на миндалине и частично отделенными от лобно-теменных сетей, участвующих в распределении эндогенного и экзогенного внимания [16, 27].Миндалевидное тело — это лимбическая область, которая критически участвует в обработке эмоциональной информации. В то время как миндалевидное тело долгое время считалось модулем, специализированным для обработки угроз [28], более поздние предложения предполагали, что миндалевидное тело способствует быстрому обнаружению релевантности стимула для потребностей, целей и ценностей организмов. [29, 30]. Как только миндалина определит релевантность поступающих сенсорных стимулов, она может затем модулировать обработку этих стимулов посредством прямых проекций обратной связи на сенсорную кору и смещающих сигналов к лобно-теменным областям внимания [27, 31].

В соответствии с этим предположением, несколько исследований с помощью визуализации мозга показали, что усиление кортикального слоя на эмоциональные стимулы в значительной степени коррелировало с реакциями миндалины; т.е. чем больше миндалина была восприимчива к эмоциональному значению, тем больше модуляции наблюдалось в сенсорных областях [24]. Пациенты со склерозом медиальной височной доли, приводящим к повреждению миндалевидного тела, не демонстрируют коркового увеличения эмоциональной информации, что подтверждает причинную роль миндалины в усилении нейронного представления эмоциональной информации [32].Миндалевидное тело может не только оказывать прямое влияние на сенсорную кору, таким образом увеличивая нейронную репрезентацию эмоционального стимула, но также может привлекать лобно-теменные сети внимания к местоположению стимула, так что последующая информация возникает в том же месте, что и стимул. эмоциональные сигналы выиграют от расширенных ресурсов обработки. Таким образом, эмоция модулирует наше восприятие и внимание, отдавая предпочтение стимулам, которые особенно эмоционально значимы [10]. Этот механизм может помочь нам организовать восприятие нашего окружения в зависимости от наших текущих потребностей, целей и ценностей.Автоматическое обнаружение эмоционально значимых событий позволяет легко замечать неожиданные, но эмоционально значимые события, и после их обнаружения они становятся центром внимания, оценки и действия.

Влияние эмоций на память

Воспоминания об эмоциональных событиях обладают стойкостью и яркостью, которых, похоже, не хватает другим воспоминаниям. Обильные примеры этого можно найти в литературе, например, в «Воспоминании о прошлом» Марселя Пруста, где он описывает, как поедание мадлен пробуждает сильные воспоминания о его детстве: «Как только теплая жидкость, смешанная с крошками, коснулась мое нёбо пробежало по мне, и я остановился, сосредоточившись на том необычном, что происходило со мной.… И вдруг воспоминание раскрылось. На вкус был вкус маленького кусочка мадлен, который по воскресеньям утром в Комбре, когда я приходил сказать ей доброе утро в ее спальню, моя тетя Леония обычно давала мне, макая его сначала в свою чашку чая или тизане. Точно так же у всех нас есть глубокие и подробные воспоминания о таких событиях, как рождение ребенка или смерть любимого человека. Психолог Уильям Джеймс писал, что «впечатление может быть настолько эмоционально волнующим, что почти оставляет шрам на теле». ткани головного мозга »[33].

полноэкранный

Рисунок 3

Схематическая иллюстрация воздействия эмоции на три различных этапа обработки памяти: (1) За счет определения приоритетов восприятия эмоционально релевантной информации кодирование этой информации может быть усилено. (2) Модулируя процесс консолидации эмоциональной информации посредством увеличения возбуждения, эмоциональная информация может формировать более надежные следы памяти. (3) За счет усиления субъективного воспоминания об эмоциональной информации эмоциональные воспоминания могут стать более важными для планирования текущего поведения (см. Более подробную информацию в тексте).

Одной из наиболее важных нервных областей, лежащих в основе процессов памяти, является гиппокамп, расположенный в медиальной височной доле. Пациенты с поражением гиппокампа страдают амнезией, испытывают трудности с запоминанием старых воспоминаний или формированием новых [34]. Гиппокамп расположен рядом с миндалевидным телом, который, подобно своей роли во внимании и восприятии, может модулировать нейронные схемы, лежащие в основе процессов памяти во время эмоциональных ситуаций. Таким образом, помимо своей важной роли в приобретении и выражении неявного страха [35], миндалевидное тело играет центральную роль в обработке явных эмоциональных воспоминаний посредством взаимодействия с формированием памяти гиппокампа.

Обработку памяти можно разделить на три этапа: кодирование (обработка информации в момент восприятия), консолидация (хранение информации в мозгу) и извлечение (момент запоминания). Эмоция может иметь модулирующий эффект на каждой из этих стадий [36–39]. Как отмечалось в предыдущем разделе, восприятие и внимание сосредоточены на эмоционально релевантной информации, что может привести к предпочтительному кодированию эмоциональной информации [37].Как дальнейшее следствие, меньше внимания уделяется периферийной информации, так что во время кодирования основные эмоциональные аспекты сцены хорошо запоминаются, тогда как деталями окружающего контекста можно пренебречь. Одним из примеров этого является «фокус оружия»; присутствие оружия в сцене приводит к хорошей памяти для деталей оружия и других стимулов в непосредственной близости, но плохой памяти для других деталей сцены, таких как лицо агрессора [40].

Хранение информации в памяти не прекращается сразу после кодирования. Требуется некоторое время, чтобы следы памяти стабилизировались в процессе консолидации, который во многом зависит от гиппокампа [11]. Во время фазы консолидации воспоминания хрупки и подвержены разрушению и модификации. Трасса памяти, представляющая событие, может быть усилена (в этом случае память будет запомнена позже) или ослаблена (в этом случае память забывается или искажается).Эмоции могут модулировать этот процесс консолидации: сильная эмоциональная реакция вызывает физиологическое возбуждение, с помощью которого миндалевидное тело может модулировать активацию гиппокампа, что приводит к усилению определенных следов памяти [36]. С помощью этого механизма эмоционально значимые события могут получить выгоду от более сильной консолидации, что увеличивает вероятность того, что событие запомнится позже. Эта усиленная консолидация может произойти через некоторое время после закодированного события, делая возможным ретроспективное усиление содержания эмоциональной памяти.Таким образом, события, которые содержат важную информацию для благополучия организма, могут быть сохранены в памяти и, как следствие, могут быть извлечены и использованы для планирования поведения в будущем [41].

Наконец, эмоции могут усилить субъективное ощущение воспоминаний (независимо от правильности воспоминаний), что может повысить нашу уверенность в своих воспоминаниях. Яркость воспоминаний об эмоционально значимых событиях часто рассматривается как показатель того, что воспоминания точны.Например, у многих из нас очень яркие воспоминания об обстоятельствах, при которых мы узнали о террористических атаках на Всемирный торговый центр на Манхэттене в 2001 году. Однако, когда группу участников попросили записать точные обстоятельства на следующий день после После нападения, а через несколько месяцев их попросили вспомнить ситуацию, было обнаружено, что их память ухудшилась в такой же степени, как и в случае нейтральных событий. Однако, в отличие от нейтральных воспоминаний, участники были убеждены, что их эмоциональные воспоминания верны, отражая повышенное чувство воспоминаний [42].На нейронном уровне повышенное чувство воспоминания для нейтральных сцен связано с более высокой активацией в парагиппокампе (что действительно отражает лучшую производительность памяти для деталей ситуации), тогда как для эмоциональных сцен ощущение большего воспоминания (но не обязательно лучше). производительность памяти) связано с увеличением активации миндалины [39]. Интересно, что усиление субъективного воспоминания эмоциями является более устойчивым и последовательным, чем повышение точности объективных деталей.Хотя на первый взгляд это кажется не очень адаптивным, на самом деле это может помочь нам более эффективно реагировать в критических по времени ситуациях. В новых или неопределенных ситуациях мы используем информацию из памяти о похожих предыдущих ситуациях, чтобы направлять наши мысли и действия. В ситуациях, требующих быстрого реагирования, например, при столкновении с непосредственной угрозой, неуверенность в использовании воспоминаний, в которых мы не уверены, может оказаться очень дорогостоящим. Повышенная уверенность в воспоминаниях из эмоционально заряженных ситуаций может привести к более быстрым действиям в критических ситуациях, даже если детали воспоминаний не совсем точны [38].

Влияние эмоций на принятие решений

Согласно рациональному мировоззрению, мы основываем свои решения на логике: всякий раз, когда мы сталкиваемся с выбором, мы оцениваем варианты, взвешиваем возможные последствия и их вероятности, а затем выбираем вариант с наибольшей полезностью. Однако недавние исследования показали, что эмоции занимают центральное место в процессе принятия решений как на входе, так и на выходе [43].Решения и их последствия приводят к эмоциям (таким как радость, облегчение, сожаление или разочарование), и многие из наших решений основываются на опыте этих эмоций или ожидании эмоций, которые могут быть вызваны [интересно, однако, мы не очень хорошо предсказывает, какие эмоции мы будем испытывать в будущем, см. 44].

полноэкранный

Рисунок 4

Схематическое изображение этапов принятия решения и воздействия эмоции.Столкнувшись с выбором, мы оцениваем варианты, взвешиваем возможные последствия и их вероятность, выбираем вариант и сталкиваемся с последствиями. Ожидаемые эмоции могут повлиять на нашу оценку вариантов поведения (например, я могу ожидать, что буду очень счастлив, когда куплю новый роскошный автомобиль, или у меня может возникнуть интуитивное чувство, что лучше избегать определенного автомобильного дилера) и, таким образом, сообщить о своем выборе под рукой. После того, как решение было принято, непосредственные последствия также вызовут такие эмоции, как радость, облегчение, сожаление или разочарование, которые могут повлиять на будущий выбор или побудить нас изменить наш текущий выбор.

Недавние нейробиологические исследования показывают, что эмоции могут помочь нам сделать очень «рациональный» выбор, особенно в сложных условиях, когда результаты неясны. Пациенты с повреждением мозга и поражением вентромедиальной префронтальной коры часто демонстрируют действия, которые наносят ущерб их благополучию, приводя к финансовым потерям, утрате социального положения и конфликтам с семьей и друзьями. Эти пациенты демонстрируют плоский аффект, то есть сниженную эмоциональную реактивность на многие типы событий, пониженную физиологическую реактивность и очень ограниченную интероцепцию их телесных реакций, в то время как их интеллект и способность решать проблемы остаются в основном неизменными [45].Вместе эти наблюдения привели к гипотезе о том, что эмоции могут играть важную роль в принятии решений. Соответствующие доказательства были получены с помощью задачи по азартным играм в Айове [46]. В этой карточной игре участники выбирают карты из четырех разных колод (A, B, C и D). С каждой картой они могут выиграть или проиграть определенную сумму денег. Критически важно и неизвестно участникам, что две колоды карт более выгодны, чем другие: в колодах A и B («плохие колоды») есть некоторые карты, которые приводят к значительному выигрышу (100 долларов США), но есть и другие. карты, которые приводят к огромным убыткам (минус 1250 долларов США).Колоды C и D («хорошие колоды») содержат карты, которые приводят к меньшему выигрышу (50 долларов США), но также и к менее серьезным потерям (минус 250 долларов США). Таким образом, даже если вначале выбор колод A и B может привести к более быстрой финансовой прибыли, в конечном итоге хорошая стратегия состоит в том, чтобы выбирать карты только из колод C и D. Здоровые участники быстро развивают предпочтение хороших колод, показывая при этом более сильные упреждающие реакции проводимости кожи при выборе из плохих колод. Напротив, участникам с поражением вентромедиальной префронтальной коры обычно не удается «прочитать» игру: они продолжают выбирать карты из плохих колод до конца игры и не демонстрируют реакции повышенной проводимости кожи [47].Согласно гипотезе соматических маркеров [48], наш выбор и решения основываются на телесных реакциях, которые запускаются эмоциями. Эти так называемые соматические маркеры представляют собой состояния тела, которые были вызваны вознаграждением или наказанием в прошлом и были связаны с определенными ситуациями или выбором. Когда человек обдумывает несколько вариантов поведения, физиологические реакции, связанные с предыдущим выбором, воспроизводятся или ожидаются в вентромедиальной префронтальной коре и могут повлиять на текущее решение, т.е.г., помогая нам отказываться от менее выгодных вариантов. Несмотря на то, что гипотеза соматического маркера очень влиятельна и вдохновила на большое количество исследований, она, тем не менее, подверглась критике на том основании, что причинная роль периферийной обратной связи для принятия решений в игровой задаче еще не была убедительно продемонстрирована [49].

В рамках функционального нейровизуализационного исследования, посвященного изучению влияния эмоций на принятие решений в мозге, мы недавно попросили наших участников распределить денежную сумму между собой и благотворительной организацией (они могли выбирать между Гринпис, Amnesty International или Красным Крестом). .В каждом из 100 испытаний участники выбирали между альтруистическим поведением (раздача денег на благотворительность) или эгоистическим поведением (сохранение денег для себя). Эгоистичные участники, то есть участники, которые пожертвовали мало или совсем не пожертвовали денег на благотворительность, при решении оставить деньги себе, продемонстрировали усиление ЖИВОГО сигнала в миндалевидном теле и брюшном полосатом теле, двух нервных областях, которые представляют собой вознаграждение за стимул. Эти аффективные реакции могут смещать выбор участников в сторону более эгоистичного поведения за счет благотворительных организаций [50, 51].

Однако эмоции также могут помочь нам обеспечить долгосрочные интересы общества, контролируя людей, которые ведут себя слишком эгоистично. В Ultimatum Game, игре, широко используемой в нейроэкономических экспериментах, один игрок (предлагающий) получает сумму (например, 20 швейцарских франков) от экспериментатора и должен предложить способ разделения денег между собой и вторым игроком (отвечающий ). Предлагающий может сделать любое предложение отвечающему, от деления поровну (10:10) до сохранения всего для себя (20: 0).Однако на следующем этапе респондент может принять или отклонить предложение. Если отвечающий отказывается, ни предлагающий, ни отвечающий ничего не получат. Ответчик, который действует на строго экономической и рациональной основе, примет любое предложение больше 0 (даже разделение 19: 1), потому что получить 1 швейцарский франк лучше, чем ничего не получить. Однако это не то, что наблюдается в исследованиях по всему миру [52]: очень часто респонденты отклоняют предложения на сумму 5 швейцарских франков или меньше, поскольку они считают эти предложения несправедливыми.Таким образом, личная финансовая выгода приносится в жертву, чтобы наказать несправедливого предлагающего. Восприятие несправедливых предложений сопровождается повышенной активизацией передней островковой доли, области мозга, участвующей в представлении телесных изменений и эмоций, таких как отвращение [53]. Фактически, чем больше островок респондента активируется несправедливым предложением, тем более вероятно, что респондент отклонит это предложение. Экономисты назвали вышеизложенное индивидуальной выгодой в интересах группы альтруистическим наказанием .Было показано, что группы, которые применяют альтруистические наказания для сдерживания безбилетников, действуют намного лучше в долгосрочной перспективе [54]. Кроме того, было показано, что альтруистическое наказание сопровождается активацией полосатого тела, которое участвует в представлении субъективного вознаграждения в мозге [55]. Таким образом, несмотря на то, что альтруистическое наказание связано с финансовыми издержками, оно тем не менее воспринимается как поощрение и, таким образом, может обеспечить долгосрочное сотрудничество на групповом уровне.Эти «эмоциональные» реакции могут быть более «рациональными», чем решения, основанные исключительно на (экономической) причине.

Выводы

Наш обзор недавнего исследования из Affective Sciences показывает, что дуализм разума и эмоции, который распространялся в течение долгого времени, не отражается на архитектуре мозга и его функционировании. Эмоции и познание тесно взаимосвязаны, сложное человеческое поведение возникает в результате динамических взаимодействий между несколькими процессами и сетями мозга.Эмоции определяют, как мы воспринимаем наш мир, как мы его помним и какие решения принимаем. Как и любая другая сложная система, эмоции могут идти наперекосяк, что иллюстрируется, например, преувеличенным смещением внимания к угрозе при тревоге [23] или предпочтительной памятью на негативные события при депрессии [56]. Однако при нормальном функционировании эмоции следует рассматривать как полезный ориентир, отнюдь не иррациональный, который помогает нам ориентироваться в нашей сложной среде.

Финансирование / потенциальные конкурирующие интересы: Национальный центр компетенции в исследованиях (NCCR) Affective Sciences, финансируемый Швейцарским национальным научным фондом.

Переписка

Для корреспонденции: Тобиас Брош, доктор философии, факультет психологии, Женевский университет, 40, Boulevard du Pont d’Arve, CH-1205, Женева, Швейцария, tobias.brosch [at] unige.ch

использованная литература

1 Хебб Д. Организация поведения. 1949, Нью-Йорк: Wiley.

2 Scherer KR. Эмоция служит для разделения стимула и реакции в книге Природа эмоции: фундаментальные вопросы, стр.Экман и Р.Дж. Дэвидсон, редакторы. 1994, Издательство Оксфордского университета: Нью-Йорк / Оксфорд. п. 127–130.

3 Сандер Д. Модели эмоций: подход к аффективной нейробиологии, в Справочнике по человеческой аффективной нейробиологии, J.L. Armony и P. Vuilleumier, Editors. в печати, Издательство Кембриджского университета: Кембридж.

4 Scherer KR. Оценка, рассматриваемая как процесс многоуровневой последовательной проверки, в «Процессы оценки в эмоциях: теория, методы, исследования», К.Р. Шерер, А. Шорр и Т. Джонстон, редакторы. 2001, Издательство Оксфордского университета: Нью-Йорк. п. 92–120.

5 Scherer KR. К динамической теории эмоций: компонентная модель процесса аффективных состояний. Женевские исследования эмоций и общения, 1987; 1 (1): 1–98.

6 Scherer KR. Динамическая архитектура эмоций: свидетельство компонентной модели процесса. Познание и эмоции. 2009. 23 (7): 1307–51.

7 Scherer KR.О природе и функциях эмоций: компонентный процессный подход, подходы к эмоциям, K.R. Шерер и П. Экман, редакторы. 1984, Эрлбаум: Хиллсдейл. п. 293–317.

8 Siemer M, Mauss I, Gross JJ. Та же ситуация — разные эмоции: как оценки формируют наши эмоции. Эмоция, 2007; 7 (3): 592–600.

9 Шерер К.Р., Брош Т. Культурные предубеждения в оценке способствуют формированию эмоциональной предрасположенности. Eur J Pers. 2009; 23: 265–88.

10 Brosch T, Sander D, Pourtois G, Scherer KR.За пределами страха: быстрая пространственная ориентация на положительные эмоциональные стимулы. Психологическая наука. 2008; 19: 362–70.

11 Макгоу JL. Память — век консолидации. Наука. 2000. 287 (5451): 248–51.

12 Гранджан Д., Сандер Д., Шерер К.Р. Сознательное эмоциональное переживание возникает как функция многоуровневой синхронизации ответов, основанной на оценке. Сознательное познание. 2008. 17 (2): 484–95.

13 Брош Т., Сандер Д.Оценивающий мозг: к нейрокогнитивной модели оценочных процессов в эмоциях. Обзор эмоций. 2013; 5: 163–8.

14 Драйвер Дж. Выборочный обзор исследований избирательного внимания прошлого века. Br J Psychol. 2001. 92 (1): 53–78.

15 Корбетта М, Шульман ГЛ. Контроль целенаправленного и стимулированного внимания в мозгу. Nat Rev Neurosci. 2002. 3 (3): 201–15.

16 Brosch T, Pourtois G, Sander D, Vuilleumier P.Аддитивные эффекты эмоционального, эндогенного и экзогенного внимания: поведенческие и электрофизиологические доказательства. Нейропсихология. 2011. 49 (7): 1779–87.

17 Оман А., Лундквист Д., Эстевес Ф. Возвращение к лицу в толпе: преимущество угрозы со схематическими стимулами. J Pers Soc Psychol. 2001. 80 (3): 381–96.

18 Brosch T, Van Bavel JJ. Гибкость эмоционального внимания: доступная социальная идентичность способствует быстрой ориентации внимания.Познание. 2012; 125 (2): 309–16.

19 Фелпс Э.А., Линг С., Карраско М. Эмоции облегчают восприятие и усиливают перцептивные преимущества внимания. Psychol Sci. 2006. 17 (4): 292–9.

20 Брош Т., Пуртуа Г., Сандер Д. Восприятие и категоризация эмоциональных стимулов: обзор. Cogn Emot. 2010; 24: 377–400.

21 Гранджан Д., Сандер Д., Пуртуа Г., Шварц С., Сегье М.Л., Шерер К.Р. и др. Голоса гнева: Мозг реагирует на гневную просодию в бессмысленной речи.Nat Neurosci. 2005. 8 (2): 145–6.

22 Брош Т., Гранджин Д., Сандер Д., Шерер К.Р. Кросс-модальное эмоциональное внимание: эмоциональные голоса модулируют ранние стадии визуальной обработки. J Cogn Neurosci. 2009; 21: 1670–9.

23 Bar-Haim Y, Lamy D, Pergamin L, Bakermans-Kranenburg MJ, van Ijzendoorn MH. Смещение внимания, связанное с угрозой, у тревожных и спокойных людей: метааналитическое исследование. Psychol Bull. 2007. 133 (1): 1–24.

24 Сабатинелли Д., Брэдли М.М., Фицсиммонс-младший, Ланг П.Дж.Параллельная миндалевидная и нижневременная активация отражают эмоциональную интенсивность и актуальность страха. Нейроизображение. 2005. 24 (4): 1265–70.

25 Пилен М., Аткинсон А., Андерссон Ф., Вийюмье П. Эмоциональная модуляция зрительных областей, избирательных к телу. Soc Cogn Affect Neurosci. 2007; 2: 274–83.

26 Вуйломье П., Армони Дж. Л., Драйвер Дж., Долан Р. Дж.. Влияние внимания и эмоций на обработку лиц в человеческом мозге: исследование фМРТ, связанное с событием. Нейрон.2001. 30 (3): 829–41.

27 Vuilleumier P. Как остерегается мозг: нейронные механизмы эмоционального внимания. Trends Cogn Sci. 2005. 9 (12): 585–94.

28 Оман А., Минека С. Страхи, фобии и готовность: к эволюционному модулю обучения страху и страху. Психологический обзор. 2001. 108 (3): 483–522.

29 Каннингем В.А., Брош Т. Мотивационная значимость: настройка миндалевидного тела на основе черт, потребностей, ценностей и целей. Curr Dir Psychol Sci.2012; 21: 54–9.

30 Сандер Д., Графман Дж., Залла Т. Миндалевидное тело человека: развитая система для определения релевантности. Rev Neurosci. 2003. 14 (4): 303–16.

31 Vuilleumier P, Brosch T. Взаимодействие эмоций и внимания, в The Cognitive Neurosciences IV, M.S. Газзанига, редактор. 2009, MIT Press: Кембридж. п. 925–34.

32 Вюйомье П., Ричардсон М. П., Армони Дж. Л., Драйвер Дж., Долан Р. Дж.. Дистанционное влияние поражения миндалины на зрительную активацию коры при эмоциональной обработке лица.Nat Neurosci. 2004. 7 (11): 1271–8.

33 Джеймс У. Принципы психологии. 1890, Нью-Йорк: Дувр.

34 Зола-Морган С., Сквайр Л. Р., Амарал Д. Г.. Амнезия человека и медиальная височная область: стойкое нарушение памяти после двустороннего поражения, ограниченного полем СА1 гиппокампа. J Neurosci. 1986. 6 (10): 2950–67.

35 Фелпс Э.А. Эмоции и познание: выводы из исследований миндалевидного тела человека. Анну Рев Психол.2006; 57: 27–53.

36 Dolcos F, LaBar KS, Cabeza R. Взаимодействие между миндалевидным телом и системой памяти медиальной височной доли предсказывает лучшую память на эмоциональные события. Нейрон. 2004. 42 (5): 855–63.

37 Фелпс Э.А. Человеческие эмоции и память: взаимодействие миндалевидного тела и комплекса гиппокампа. Curr Opin Neurobiol. 2004. 14 (2): 198–202.

38 Фелпс Э.А., Шарот Т. Как (и почему) эмоции усиливают субъективное ощущение воспоминаний.Curr Dir Psychol Sci. 2008. 17 (2): 147–52.

39 Шарот Т., Дельгадо М.Р., Фелпс Э.А. Как эмоция усиливает ощущение запоминания. Nat Neurosci. 2004. 7 (12): 1376–80.

40 Loftus EF, Loftus GR, Messo J. Некоторые факты об оружии. Закон Hum Behav. 1987. 11: 55–62.

41 Монтагрин А., Брош Т., Сандер Д. Целенаправленность как ключевой фактор улучшения памяти. Эмоции в прессе.

42 Таларико Дж. М., Рубин, округ Колумбия.Уверенность, а не последовательность, характеризует воспоминания о вспышках. Psychol Sci. 2003. 14 (5): 455–61.

43 Хан С, Лернер Дж. Принятие решений, в Оксфордском компаньоне аффективных наук, Д. Сандер и К. Шерер, редакторы. 2009, Издательство Оксфордского университета: Нью-Йорк.

44 Уилсон Т.Д., Гилберт Д.Т. Аффективное прогнозирование — Знать, чего хотеть. Curr Dir Psychol Sci. 2005. 14 (3): 131–4.

45 Damasio AR. Ошибка Декарта: эмоции, разум и человеческий мозг.1994, Нью-Йорк: Putnam Publishing.

46 Bechara A, Damasio H, Tranel D, Damasio AR. Задача по азартным играм в Айове и гипотеза соматического маркера: некоторые вопросы и ответы. Trends Cogn Sci. 2005. 9 (4): 159–62.

47 Bechara A, Damasio H, Tranel D, Damasio AR. Принятие выгодного решения до того, как вы узнаете выгодную стратегию. Наука. 1997. 275 (5304): 1293–5.

48 Damasio AR. Гипотеза соматических маркеров и возможные функции префронтальной коры.Философские труды Лондонского королевского общества. Серия B, Биологические науки. 1996. 351 (1346): 1413–20.

49 Данн Б.Д., Далглиш Т., Лоуренс А.Д. Гипотеза соматического маркера: критическая оценка. Neurosci Biobehav Rev.2006; 30 (2): 239–71.

50 Брош Т., Коппин Дж., Шерер К. Р., Шварц С., Сандер Д. Создание ценности (я): Психологические иерархии ценностей отражают контекстно-зависимую чувствительность системы вознаграждения. Soc Neurosci.2011; 6: 198–208.

51 Брош Т., Коппин Г., Шварц С., Сандер Д. Важность действий и ценность объекта: диссоциативные нейронные системы, представляющие основную ценность и экономическую ценность. Soc Cogn Affect Neurosci. 2012; 7: 497–505.

52 Генрих Дж., Бойд Р., Боулз С., Камерер С., Фер Е., Гинтис Н. и др. «Экономический человек» в кросс-культурной перспективе: поведенческие эксперименты в 15 небольших обществах. Behav Brain Sci. 2005. 28 (6): 795–815.

53 Санфей А.Г., Риллинг Дж. К., Аронсон Дж. А., Нистром Л. Е., Коэн Дж. Д.. Нейронная основа принятия экономических решений в игре Ultimatum. Наука. 2003. 300 (5626): 1755–8.

54 Фер Э., Гахтер С. Альтруистическое наказание у людей. Природа. 2002. 415 (6868): 137–40.

55 de Quervain DJ, Fischbacher U, Treyer V, Schellhammer M, Schnyder U, Buck A, et al. Нейронная основа альтруистического наказания. Наука. 2004. 305 (5688): 1254–8.

56 Dalgleish T, Watts FN. Предубеждения внимания и памяти при расстройствах тревожности и депрессии. Clin Psychol Rev.1990; 10 (5): 589–604.

Авторские права

Опубликовано в соответствии с лицензией об авторских правах
«Атрибуция — Некоммерческое — Без производных 4.0».
Запрещается повторное использование в коммерческих целях без разрешения.
См .: emh.ch/en/emh/rights-and-licences/

Восприятие эмоций у охотников-собирателей хадза

Исследование 1: Свободное обозначение конфигураций лица

Участникам как хадза (N = 43), так и участникам из США (N = 45) были представлены шесть заданных конфигураций лица в рандомизированном порядке (гипотетические выражения гнев, отвращение, страх, счастье, печаль и удивление), и их попросили свободно обозначить их.Мы предположили, что когда участники Хадза использовали слова ментального состояния для обозначения конфигураций лица, они делали это с меньшей последовательностью и специфичностью, чем участники из США. Однако движения лица не всегда понимаются как передача смысла внутреннего эмоционального состояния. Сообщается, что люди в ряде небольших обществ воздерживаются от явной ментализации и в некоторых публикациях описывают неспособность делать выводы о психическом состоянии других, потому что они воспринимают умы других людей как непрозрачные.Это явление обозначается как непрозрачность разума в культурной антропологии ³⁶ . Соответственно, мы выдвинули гипотезу о ступенчатом континууме социального вывода, напоминающем ³⁷ , с описанием действия (называемым идентификатором действия , ), закрепляющим один конец, и внутренними состояниями (так называемым выводом психического состояния или ментализацией ), закрепляющим другой ³⁸ . Идентификация действия включает в себя вывод агента и поведения, которое он выполнял, тогда как ментализация включает дополнительный вывод внутренней мысли, чувства или состояния для агента.Идентификация действий включает представление того, что человек делает (например, плачет), и того, как он это делает (например, проливает слезы и издает голос), тогда как ментализация также включает представление , почему действие происходит в первое место (т.е. присвоение психической причины действия ; например, печаль). Предыдущие исследования показывают, что когда участников хадзы просят назначить наказание за проступок, они с меньшей вероятностью будут использовать имеющуюся информацию о психических причинах поведения (намерения) ³⁴ , что позволяет предположить, что они с меньшей вероятностью будут ментализировать.То же самое относится и к участникам небольшого агро-скотоводческого общества Химба из Намибии ³⁴ . Соответственно, участники Химба продемонстрировали снижение ментализации и повышенную идентификацию действий конфигураций лица во время задачи восприятия эмоций ²⁸ ; они свободно обозначали конфигурации лица как «плачущий», «смеющийся», «смотрящий» и т. д. (открытие было воспроизведено в еще одном небольшом обществе, жителях Тробрианских островов ²⁵ ). Основываясь на этих выводах, мы предположили, что участники хадзы с большей вероятностью будут обозначать конфигурации лица словами действия, а не словами психического состояния, по сравнению с участниками из США.

Ментализация

Мы закодировали переведенные ответы участников на предмет того, относятся ли их ярлыки к психическим состояниям, включая эмоции и аффективные состояния ^39,40 , а также к волевым (например, «намереваться»), когнитивным (например, «запомнить» ) и моральные (например, «прощающие») положения ⁴¹ , Каппа Коэна для межкодерной надежности: данные США κ = 1,00, данные Hadza κ = 0,85 (дополнительные сведения см. в тексте дополнительной информации). Как и предполагалось, участники из США произвели более высокую долю языка ментальных состояний, чем участники хадза, M _US = 0.97 SE = 0,01, 95% CI [0,95, 0,99] по сравнению с M _Hadza = 0,70, SE = 0,03, 95% CI [0,68, 0,81], t Велча -тест на неравные дисперсии ранжированных данных, t (79,63) = -2,22, p <0,03, D = 0,50 (дельта Гласса).

Восприятие эмоций с использованием слов-эмоций

Затем мы закодировали ответы на предмет того, соответствуют ли психические состояния ярлыкам эмоций (или синонимам), связанным с гипотезой универсальности ( гнев , отвращение , страх , счастье , печаль и сюрприз ), определяемый эмпирически полученными семантическими кластерами, определенными для участников из США ⁴² , Каппа Коэна для межкодерной надежности: данные США, κ = 0.89, данные хадза, κ = 0,92. Результаты представлены на рис. 2 и в таблице 1. Участники из США продемонстрировали сильную последовательность в маркировке лиц ожидаемыми словами эмоций: M _US = 0,73, SE = 0,03, 95% CI [ 0,66, 0,79], по сравнению с участниками хадза, которые продемонстрировали слабый уровень согласия в предоставлении ожидаемых ярлыков эмоций, M _Hadza = 0,24, SE = 0,02, 95% CI [0.20, 0,29], тест Манна-Уитни, U = 103, p <0,001, r = 0,78 (слабое согласие = 20% и 40%, сильное согласие = более 70%, согласно Хайдту и Кельтнеру ⁴³ ). Этот вывод относится к 17 участникам хадза, которые говорили на минимальном суахили и сообщили об отсутствии формального школьного образования (что является одним из способов дополнительного ознакомления с другими культурными знаниями), M _Hadza-M = 0,25, SE = 0,04, 95% CI [0.19, 0,32].

Рисунок 2

Закодированные ответы из исследования 1. На верхней панели изображены вербальные ответы, произведенные образцами Хадза (слева) и США (справа), которые были закодированы как «психические состояния». Пропорция меток, полученных из данного образца, отображается на графике, где более высокие значения интенсивности (желтый) указывают на более высокую долю, а более низкие значения интенсивности (синие) указывают на более низкую долю; числовая пропорция также представлена ​​в каждой ячейке. Ответы нанесены на график по типам закодированных меток (ось y) для каждой интересующей конфигурации лица (ось x).Предлагались другие ментальные = другие ментальные ярлыки, которые не соответствовали другим закодированным категориям. Нижняя панель изображает вербальные ответы, произведенные образцами Хадза (слева) и США (справа), которые были закодированы как согласующиеся с набором «функциональных» описаний, взятых из предшествующей литературы. Функциональные описания сгруппированы в соответствии с их теоретически предполагаемыми связями с конкретными эмоциями. Другое действие = другие предложенные метки действий, которые не соответствуют другим закодированным категориям.

Таблица 1 Результаты свободной маркировки: исследование 1.

участников из США были одинаково последовательны в свободном обозначении каждой конфигурации лица ожидаемым словом эмоции, Q (5) Кокрана = 3,14, p <0,68; см. диагонали на рис. 2 и в таблице 1, и их метки показали высокую степень специфичности (см. недиагонали на рис. 2 и тесты согласия × ² в таблице 1). Участники хадзы, напротив, обозначали одни конфигурации лица более последовательно, чем другие, Кокран Q (5) = 67.99, p <0,001, и с переменной специфичностью (как указано выше, см. Рис. 2 и таблицу 1). Последовательность была низкой и не превышала уровень вероятности ответа для четырех из шести протестированных конфигураций лица.

Шестьдесят пять процентов участников Хадза (N = 28) последовательно называли хмурое лицо гневом (т.е. «офа»), Prop _Хадза = 0,65, SE = 0,07, p <0,001, 95% ДИ [0,51 0,79], который был статистически значимым с использованием биномиального теста против ожидаемой доли 0.16 (в зависимости от количества доступных альтернативных конфигураций лица). Все последующие опубликованные тесты на согласованность выше шансов используют этот же подход. «Ofa-» постоянно применялось к хмурой конфигурации лица в пропорциях, значительно превышающих случайность, но стандартизованные остатки тестов × ² показали, что хмурая конфигурация не была специально помечена как «ofa-»: эта метка была также наиболее характерна для конфигурации лица с морщинами на носу (этикетка предложена 7 участниками), для конфигурации с широко раскрытыми глазами и дыхания (этикетка предлагается 9 участниками) и для конфигурации надувания губ (этикетка предлагается 11 участниками).Более того, участники Хадза также назвали хмурые лица другими терминами, включая общее аффективное описание «расстроено» (16,70%), словами действия, такими как «ворчать / дуться» (23,80%), или другими идиосинкразическими ярлыками (см. Дополнительную информацию) , Таблица 3).

Низкая специфичность использования в хадза термина для обозначения гнева («офа») может быть связана с чрезмерной опорой на гнев как на одну из немногих лексикализованных категорий эмоций / психических состояний ⁴⁴ . Когда мы исследовали содержание словаря, составленного для языка хадза, мы насчитали только 21 термин, который, казалось, был явной ссылкой на психические состояния, по сравнению с сотнями, предлагаемыми на английском языке для конкретной области эмоций ⁴⁵ .Другая возможность, конечно, заключается в том, что участники хадза часто предлагали слова, связанные с гневом, потому что гнев на самом деле выражается с помощью различных форм лица в культуре хадза. Примеры гнева также выражены в США разнообразием движений лица и низкой специфичностью хмурого взгляда к гневу ^12,46 , однако участники из США, похоже, придерживаются более узкого стереотипа, на который они полагаются (для обсуждения см. ¹² ) по сравнению с участниками хадзы.

Сорок четыре процента участников хадза (N = 19) назвали улыбающееся лицо выражением счастья («чета» на хадзане или «фурахи» на суахили), Prop _Hadza = 0.44, SE = 0,08, p <0,001, 95% CI [0,30 0,59], демонстрируя умеренную последовательность, даже несмотря на то, что 24 участника Хадза назвали улыбающиеся лица другими терминами, включая общее аффективное описание «хорошо» (20,90 %), со словами действия, такими как «улыбается» (56,00%), или с другими идиосинкразическими ярлыками (см. дополнительную информацию, таблица 3). Конфигурация улыбающегося лица была обозначена как счастье («чета / фурахи») со статистически значимым уровнем специфичности, поскольку «чета / фурахи» применялась к другим конфигурациям лица, но не характерно (см. Таблицу 1).Интерпретация этих результатов осложняется тем фактом, что улыбающаяся конфигурация лица была единственным изображением приятной валентности, в отличие от всех других конфигураций лица, включенных в исследование. Как следствие, неясно, подтверждают ли эти данные свободной маркировки гипотезу универсальности категории эмоций счастья или аффективного свойства валентности, различимого по активации скуловой мышцы лица; мы возвращаемся к этому наблюдению при обсуждении аналогичного открытия в исследовании 2.

Идентификация действия

Ответы были закодированы в зависимости от того, описывали ли они такие действия, как «плач» или «что-то видеть», Каппа Коэна для межкодерной надежности: данные США κ = 0,84, данные Hadza κ = 0,87. (Этот код не был взаимоисключающим с кодами психического состояния, описанными выше, потому что полные ответы участников иногда включали как мысленное содержание, так и идентификацию действия.) Как и предполагалось, участники Хадза пометили конфигурации лица большей долей меток, связанных с действием, по сравнению с Участники из США, M _Hadza = 0.49 SE = 0,04, 95% CI [0,41, 0,57] по сравнению с M _US = 0,06, SE = 0,02, 95% CI [0,03, 0,11]), Манн-Уитни U = 125, p <0,001, r = 0,78.

Действия, предлагаемые участниками хадзы, были относительно более описательными для реальных физических движений, поскольку они ссылались на , как агент двигался (например, «смотрел»), а не на ситуативные обстоятельства, в которых происходили действия.В некоторых случаях эти метки действий были расположены вместе с подробностями о возможных вызывающих обстоятельствах или контексте, в котором происходили действия, но эти более сложные метки действий встречались относительно реже. Для дальнейшего изучения этого различия мы закодировали конкретных физических движений , таких как набегание, плач, обоняние, видение или смех (диапазон Каппа Коэна для межкодерной надежности: данные США κ = 0,90–0,92, данные Хадза κ = 0,79–1,00) и социальные коммуникации , такие как сигнализация доминирования, предупреждение об угрозе или предупреждение о вызывающих отвращение пищевых продуктах, с использованием описаний, доступных в ² (Каппа Коэна для межкодерной надежности: данные хадзы κ = 1.00; было невозможно вычислить каппу для участников из США, потому что они не давали достаточных ответов в социальных сетях). Полный список кодов представлен в дополнительной информации, таблица 3. Результаты представлены на рис. 2 и в таблице 1, см. Также дополнительную информацию, таблица 4. Ответы, отражающие социальные функции, были чрезвычайно редкими, поэтому статистический анализ эти коды могли быть выполнены.

Ученые, изучающие эмоции, априори относят определенные действия и физиологические изменения к определенным категориям эмоций ^5,6,47,48,49 .Однако существующие метаанализы ставят эти условия под сомнение, предполагая, что действия и физиологические изменения слабо согласованы, а не специфичны для отдельных категорий эмоций ^50,51 . Более того, нет никаких доказательств того, что, когда участники обозначают конфигурацию лица связанными с действием словами, такими как «улыбается» или «смотрит», они делают вывод о том, что действие происходит в сочетании с экземпляром определенной категории эмоций. , или даже во время эмоционального случая, как такового ^24,25,26,52 .Тем не менее, мы классифицировали слова действия, предлагаемые нашими участниками хадзы, в соответствии с культурными убеждениями западных ученых и нашли некоторые доказательства согласованности, но только для подмножества лицевых конфигураций, Q (5) Кохрана = 64,33, p <0,001. Мы заметили, что 18 участников пометили надутое лицо как «плачущее», что превышает ожидаемый уровень вероятности (0,16), Prop _Hadza = 0,42, p <0.001, SE = 0,08, 95% CI [0,28, 0,57], но эта метка также была характерна для морщин на лице, что указывает на низкую специфичность. Двадцать пять участников пометили конфигурацию улыбающегося лица как «смеющийся» или «улыбающийся», что превышает ожидаемый уровень вероятности (0,16), Prop _Hadza = 0,58, p <0,001, SE = 0,08, 95% CI [0,43, 0,72], но такое поведение также было характерно для целей с широко раскрытыми глазами (изложение страха) и широко раскрытыми глазами (изложение удивления), что указывает на низкую специфичность.Для сравнения, участники из США дали очень мало ответных действий и не различались по последовательности в зависимости от целевой конфигурации лица, Q (5) Кокрана = 4,00, p <0,549. Обратите внимание, что многие ответы не соответствовали этим категориям и носили более идиосинкразический характер (см. Дополнительную информацию в таблице 5), что позволяет предположить, что было много случаев, когда участники хадзы не сходились в систематическом описании. Этот образец результатов подразумевает, что некоторые участники хадзы не знакомы с этими конфигурациями лиц.

Мы также изучили ссылки на три предложенных физиологических функции в ответах участников как Хадза, так и США: расширение глаз для повышения бдительности, расширение глаз для усиления сенсорной обработки и закрытие ноздрей для уменьшения воздействия загрязняющих веществ. Ссылки на эти функции были редкими и непоследовательными для предлагаемых целевых конфигураций лица (широко раскрытые глаза, широко раскрытые глаза и морщины на носу; см. Таблицу 1). Мы также исследовали частичные ссылки на такие функции, как зрение, рвота и обоняние, даже когда участники не описывали последствия своих действий (например, более четкое видение или снижение воздействия загрязняющих веществ).Шесть участников хадза упомянули зрение в ответ на конфигурацию широко раскрытых глаз, задыхаясь (предложенное выражение страха), и четыре участника упомянули зрение в ответ на конфигурацию широко раскрытых глаз (предложенное выражение удивления), но ни один из них не превысил согласованность на уровне шансов (0,16). Описания зрения были характерны как для широко раскрытых глаз, так и для конфигурации широко раскрытых глаз, что свидетельствует об отсутствии специфичности для одной конфигурации лица (см. Таблицу 1). То, что лица с широко раскрытыми глазами описываются как «смотрящие», согласуется с гипотезой о том, что участники Хадза могли буквально описывать морфологию лиц конфигураций, которые они просматривали.Это открытие может также предполагать, что участники хадза понимали физиологическую функцию, связанную с движением лица (например, люди видят больше, когда их глаза расширены), но сами по себе не подразумевают вывода о причинном состоянии страха или удивления ⁵³ .

Исследование 2: Маркировка конфигураций лица с помощью массива выбора

В исследовании 2 мы использовали метод выбора из массива, поскольку он предоставил самые убедительные доказательства на сегодняшний день ¹⁹ в поддержку универсального восприятия эмоций с лица ^10,13 , для обсуждения.Этот метод требовал только, чтобы участники сопоставляли позу лица со словом или фразой эмоции, а не создавали словесные ярлыки для эмоций. Кроме того, использование этой задачи только с двумя стимулами лица — мишенью и фольгой — позволило нам отдельно изучить восприятие аффекта и восприятие эмоции. В предыдущих исследованиях, использующих метод выбора из массива, возможно, что воспринимающие, которые, кажется, различают лицевые позы для эмоций ( восприятие эмоций, ), просто используют разные аффективные значения, отображаемые конфигурациями лица.Например, участники могут отличать улыбку от надутой формы лица не потому, что улыбка воспринимается как «счастье», а другие конфигурации воспринимаются как «гнев», «грусть» и т. Д., А потому, что улыбка обычно воспринимается как приятная, а надутый — как неприятные (т.е. они различаются на валентностью ). Предыдущие исследования в небольших обществах документально подтвердили, что воспринимающие способны различать лицевые конфигурации, которые различаются по степени, в которой они изображают приятное или приятное.неприятные состояния (т.е. их валентные особенности), даже если они не различают последовательно предлагаемые конфигурации лица для категорий эмоций, которые считаются универсальными ^24,25,26,28 , что согласуется с гипотезой о том, что валентное восприятие универсальный ⁵⁴ . Мы разработали Исследование 2, чтобы отличить восприятие валентности от восприятия эмоций, варьируя фольги, которые были представлены участникам в каждом испытании с выбором из набора, как показано на рис.3. Если участники Хадза выбрали ожидаемую конфигурацию лица для данного эмоционального сценария в испытаниях с контролируемым аффектом, то они должны использовать для этого другие особенности, кроме валентности и возбуждения, что дает более убедительные доказательства универсального восприятия эмоций. Если, однако, участники Хадза были менее способны последовательно выбирать ожидаемую конфигурацию лица для данного сценария в этих испытаниях , контролируемых аффектом, по сравнению с испытаниями, в которых фольги различались по валентным характеристикам ( испытаний, контролируемых возбуждением, ), признаки возбуждения ( валентно-контролируемых испытаний ) или обе характеристики (неконтролируемые аффектом испытания ), то это может свидетельствовать о том, что они используют аффективные особенности для поддержки своей работы в этой задаче.

Рисунок 3

Условия задачи исследования 2 ( a ) и производительность для США ( b, e ), участников Hadza (c, f ) и участников Hadza с минимальным воздействием на другие культурные группы (Hadza-M; подмножество на основе косвенных переменных владения вторым языком и формального образования) ( d, g ). ( a ) Примеры виньеток (для всех сценариев, см. Дополнительную информацию в таблице 6), мишеней и фольги для четырех типов испытаний. Конфигурации лица являются примерами, потому что наборы стимулов ограничивают публикацию реальных фотографий. Испытания, контролируемые возбуждением : лицо из фольги отличалось от цели только отображением положительности или отрицательности или валентности (например, конфигурация улыбающегося лица, предположительно являющаяся универсальным выражением счастья, по сравнению с конфигурацией лица хмурого лица, предположительно являющейся универсальным выражением лица гнева). Валентность — это описательная характеристика аффекта, наряду со второй характеристикой — уровнем возбуждения. Например, некоторые данные свидетельствуют о том, что воспринимающие могут отличить хмурый вид от надутости не потому, что хмурый вид воспринимается как «гнев», а надутость — как «грусть», а потому, что хмурый вид обычно воспринимается как сильное возбуждение, а надутый вид — как низкий уровень возбуждения. Испытания, контролируемые валентностью. : лицо из фольги отличалось от мишени только отображением уровня возбуждения (например, хмурый вид и конфигурация надувания, предположительно являющаяся универсальным выражением гнева и печали, соответственно). Испытания, не контролируемые аффектом: лицо из фольги отличалось от мишени по изображению валентности и уровня возбуждения (например, конфигурация улыбки и надувания губы). Испытания, контролируемые аффектом : лицевая сторона фольги соответствовала цели в изображении валентности и возбуждения (например,g., хмурый взгляд против широко раскрытых глаз, задыхающаяся конфигурация лица, предположительно являющаяся универсальным выражением гнева и страха соответственно). Производительность для каждого из 4 экспериментальных условий (ось x) нанесена на график для участников из США ( b ), участников Hadza ( c ) и участников Hadza-M ( d ). Производительность в условиях, контролируемых аффектом, для каждой из трех целевых конфигураций лица (ось x) нанесена на график для участников из США ( e ), участников Hadza ( f ) и участников Hadza-M ( g ).Отдельные точки данных представляют собой согласование средней пропорции (т. Е. Выбор цели, соответствующей предполагаемой универсальной модели) для данного участника в рамках данного условия. Контуры графиков скрипки представляют плотность точек данных на заданном уровне согласия. Горизонтальная красная полоса представляет результативность на уровне случайности, а значимость ответа на уровне случайности отмечена вверху каждого графика скрипки: *** p <0,001 ** p <0,01 * p <0,05 ^† p <0.10. Средние значения в скобках представляют условия, которые статистически не различаются в тестах χ ² ( p s> 0,25). Статистически значимые различия между условиями, основанные на последующем наблюдении χ ² тестов обозначены с использованием тех же условных обозначений, за следующим исключением: ** (*) означает, что статистическая значимость для отдельных тестов варьировалась от p <0,01 до р <0,001.

Обратите внимание, что данные из задачи выбора из массива, даже той, которая строго контролирует восприятие аффекта, все еще открыты для альтернативной интерпретации. Например, люди могут использовать стратегию процесса исключения при выполнении задачи с принудительным выбором, в которой выбираются неиспользованные варианты из предыдущих испытаний ^55,56 . Принудительный выбор также может привести к конвергенции ярлыка просто потому, что он представляет собой наилучшую доступную альтернативу, а не потому, что он точно отражает вывод, который делает человек ⁵⁷ .Наконец, когда участников просят сопоставить заданную конфигурацию лицевых мышц с краткой виньеткой, описывающей ситуацию, они могут выбрать целевое лицо на основе поведения, соответствующего контексту (например, широко раскрывающиеся глаза при столкновении с чем-то, что требует дополнительного визуального внимания). независимо от какого-либо использования знаний об эмоциях или любого процесса, связанного с восприятием эмоций.

Мы проанализировали ответы выбора из массива, используя серию нелинейных (Бернулли) иерархических обобщенных линейных моделей в HLM7 (SSI Inc., Линкольнвуд, Иллинойс) с функцией логит-связи для оценки логарифма шансов того, что результативность участников превышает вероятность ответа (т. Е. Выбор предполагаемой конфигурации лица в данном испытании). Мы заметили, что люди из США и хадза в среднем выбирали целевую конфигурацию лица чаще, чем можно было бы ожидать случайно (0,5) во всех четырех типах испытаний (см. Рис. 3b, c и таблицу 2). Общество, из которого были отобраны участники, значительно модерировало результативность всех типов испытаний (см. Дополнительную информацию, таблица 7).Участники из США и Хадза более схожи показали испытания, в которых характеристики валентности можно было использовать для различения целей и фольг, что согласуется с гипотезой о том, что восприятие валентности широко воспроизводимо в разных обществах. Участники Hadza показали значительно лучшие результаты в испытаниях, в которых были доступны функции валентности, позволяющие отличить цель от фольги. В испытаниях с контролируемым аффектом, в которых ни валентность, ни возбуждение не могли быть использованы для отличия цели от фольги, только 58% участников Хадза выбрали целевую конфигурацию лица на уровне выше шанса (28 из 48 участников) по сравнению с 90%, которые выполняли выше шанс в исследованиях с контролем возбуждения, в которых были доступны функции валентности (43 из 48 участников).Участники хадза, у которых было минимальное воздействие других культур (на основе косвенных переменных формального образования и владения вторым языком), имели аналогичный образец успеваемости в четырех экспериментальных условиях, хотя вероятности были ниже (см. Таблицу 3). Большинство участников из США (94% выборки из США), напротив, выбрали целевую конфигурацию лица в испытаниях с контролируемым аффектом с высокой вероятностью, даже когда валентность и особенности возбуждения не различали цель и фольгу (например, предполагаемая хмурая конфигурация быть универсальным выражением гнева, широко раскрытыми глазами, задыхающимся выражением лица, предположительно универсальным выражением страха, и конфигурацией морщин на носу, предположительно универсальным выражением отвращения), предполагая, что их выполнение задания отражало выводы об эмоциональном значении.

Таблица 2 Результаты выборки из массива: исследование 2. Таблица 3 Влияние воздействия других культур на участников хадза: исследование 2.

Результаты испытаний с контролируемым аффектом: восприятие эмоций

участников из США — с вероятностью между 0,86 и 0,89 для правильного выбора предполагаемых конфигураций лица для гнева, страха и отвращения — превзошли участников Хадза в испытаниях с контролируемым аффектом, которые наиболее специфичны для оценки восприятия эмоций (см.рис.3д, е, таблица 4). Участники хадза продемонстрировали значительно больше шансов при выборе предполагаемых конфигураций лица из-за страха и гнева, но не из-за отвращения (вероятность правильного определения цели в данном испытании составляла 0,72, 0,61 и 0,59 соответственно). Общество, из которого были отобраны участники, значительно модерировало выполнение всех задач (см. Дополнительную информацию в таблице 8). Однако контроль воздействия других культур снизил эти вероятности до 0,65, 0,58 и 0.60 соответственно (таблица 5). Из 27 участников хадза, которые говорили на минимальном суахили и сообщили, что не получали формального образования, 12 выбрали для категории страха широко раскрытые глаза и задыхающееся лицо, что значительно отличалось от случайности (см. Рис. 3g, таблица 5). У всех участников хадзы уровень формального образования специально контролировал успеваемость по категории страха; Люди с некоторым формальным образованием — предполагающим большее знакомство с культурными знаниями и нормами, отличными от их собственных, а также ожиданием следовать этим нормам — выбирали конфигурацию лица с широко раскрытыми глазами, задыхаясь, чаще, чем те, кто не получил формального образования (см. Таблицу 5) .Напротив, из участников хадзы с минимальным воздействием на другие культуры только девять выбрали хмурое лицо выше вероятности для категории гнева и только восемь выбрали конфигурацию лица с морщинами на носу выше вероятности для категории отвращения, с общей вероятностью для всех участников. статистически не отличается от случайности (см. Таблицу 5).

Таблица 4 Эффективность выбора из массива в испытаниях, контролируемых аффектом: исследование 2. Таблица 5 Влияние воздействия других культур на участников хадза во время испытаний, контролируемых аффектом: исследование 2.

Эффективность методов свободной маркировки и выбора из массива

Мы также исследовали среднюю долю согласия для подмножества участников, которые выполнили как задачи свободной маркировки, так и задачи выбора из массива, усредненные по участникам для исследования 1 и усреднены по испытаниям, а затем участникам исследования 2 (изображено в дополнительной информации на рис. 1). Мы скорректировали оценки за угадывание, используя стандартную формулу коррекции (правильная пропорция — (1 / количество вариантов)) / (1- (1 / количество вариантов)) в соответствии с ⁵⁸ .Как и предполагалось, метод свободной маркировки дал более низкие уровни согласия, чем метод выбора из массива, что согласуется с общей картиной, наблюдаемой в других опубликованных исследованиях ^10,11,12 . Эти результаты, по-видимому, не связаны с практическими эффектами исследования 1 (дополнительная информация, таблица 9). Примечательно, что не было статистических различий в испытаниях, в которых цель и фольга не могли различаться по валентности и возбуждению (испытания, которые наиболее конкретно оценивали восприятие эмоций; i.е., контролируемые аффектами испытания), что означает, что ранее свободное обозначение хмурых, широко раскрытых глаз и морщин на носу не помогло участникам Хадза выбрать их в качестве целевых конфигураций лица.

Восприятие эмоций — Новости науки

Фото: Clipart.com

Хорошо известно, что последствия жестокого обращения с детьми сохраняются еще долго после того, как ребенок разлучен с насильниками. Например, многие дети, подвергшиеся насилию, не могут справляться с нормальными социальными ситуациями и у них возникают проблемы с поведением в школе или на игровой площадке.В этом научном обновлении вы услышите об исследовании, которое может помочь объяснить, почему это происходит.

Выписка

Как сталкиваются с миром дети, подвергшиеся насилию. Я Боб Хиршон, и это «Новости науки».

У детей, подвергшихся физическому насилию, часто возникают социальные проблемы. Они могут бояться, защищаться и быстро неверно истолковывать намерения других людей.

Теперь психолог из Висконсинского университета Сет Поллак получил новое понимание этой ситуации.В недавнем исследовании он показал как детям, подвергшимся насилию, так и детям, не подвергавшимся насилию, изображения лиц, выражающих основные эмоции. Некоторые картинки на самом деле были смесью двух эмоций, смешанных компьютером. Поллак говорит, что дети, подвергшиеся насилию, склонны по-разному маркировать эти смеси.

Pollak:

У них были более широкие или более всеобъемлющие категории гнева. Другими словами: они могли принимать двусмысленные лица, которые на самом деле были смесью, скажем, 50 процентов гнева и 50 процентов другой эмоции, и вместо того, чтобы не знать, что это была за эмоция, или догадываться, они склонны говорить, что это гнев.

Основываясь на дальнейших исследованиях, Поллак подозревает, что мозг этих детей на самом деле становится более восприимчивым к крошечным проблескам враждебности.

Pollak:

То, что сделали их системы восприятия, стало очень чувствительно к любому признаку того, что кто-то рассердился, как способ предсказать, что им может быть причинен вред.

Он говорит, что понимание этого может привести к новым видам терапии, которые помогут этим детям приспособиться к неопасной среде. Я от Американской ассоциации развития науки Боб Хиршон.

Осмысление исследований

С одной стороны, кажется довольно очевидным, что у детей, подвергшихся насилию, могут быть социальные проблемы, которые сохранятся на всю их жизнь. Но выяснить, как именно и почему это происходит, непросто. Исследование Поллака сосредоточено на очень конкретном вопросе о том, как дети воспринимают и интерпретируют выражения лица.

Этот вопрос имеет резонанс не только среди детей, подвергшихся насилию, но и в области психологии в целом.Это потому, что традиционно считалось, что то, как мы воспринимаем определенные основные эмоции — счастье, печаль, страх и гнев — на самом деле заложено в наш мозг с рождения. Наряду с этим убеждением пришло предположение, что на то, как мы воспринимаем эти эмоции, на самом деле не влияет наш личный опыт.

Для этого есть веские основания. Восприятие основных эмоций при помощи мимики остается неизменным во всех языках и культурах.Оригинальные изображения, которые Поллак использовал для своего исследования, — изображения лиц, изображающих счастье, печаль, гнев и страх, — хорошо иллюстрируют это. Эти же изображения широко изучались на протяжении десятилетий, и во всем мире люди всех культур и происхождения обычно соглашаются с тем, как выглядит счастливое лицо, как выглядит грустное лицо и так далее. Само собой разумеется, что эти восприятия — это то, с чем мы рождаемся, а не то, чему мы учимся.

Исследование Поллака не противоречит этому, но добавляет дополнительный уровень нюансов.Дети, подвергшиеся насилию, могут родиться с тем же эмоциональным восприятием, что и все остальные. Но после того, как они подверглись жестокому обращению, это восприятие может измениться: у них разовьется повышенная чувствительность к гневу за счет способности распознавать двусмысленность и смешанные эмоции. И если их изначальная способность воспринимать эмоции на лицах была встроена в схему их мозга, то эта схема должна каким-то образом измениться, чтобы изменилось их восприятие.

Это исследование может иметь последствия не только для жестокого обращения с детьми.Любые дети, подвергшиеся эмоциональной травме, в том числе безнадзорные дети и дети родителей с расстройствами настроения, могут испытывать изменения в своем восприятии эмоций. И хотя это может быть адаптивным дома, это может быть совершенно неадаптивным во внешнем мире.

Теперь попробуйте ответить на эти вопросы:

1. Чем отличается то, как дети, подвергшиеся насилию, воспринимают выражения лица?
2. Почему это удивляет психологов?
3. Какие есть основания полагать, что эмоциональное восприятие жестко запрограммировано в мозгу?
4. Можете ли вы вспомнить другие примеры способностей или навыков, которыми люди рождаются, но которые могут быть изменены в зависимости от опыта или воспитания человека?
5. Какие проблемы возникают при преодолении того, как дети, подвергшиеся насилию, воспринимают гнев? Считаете ли вы, что терапия повлияет на химию мозга ребенка так же, как насилие? Почему или почему нет?

Отправьте нам отзыв об этом научном обновлении>

(PDF) Эмоции, восприятие и выражение

Экман, П., Розенберг, E.L., 2005. Что показывает лицо: фундаментальные и прикладные исследования

спонтанного выражения с использованием системы кодирования действий лица (FACS). Oxford

University Press, Оксфорд; Нью-Йорк.

Экман П., 1971. Универсальность и культурные различия в выражении эмоций на лице.

Симпозиум по мотивации в Небраске 19, 207–283.

Экман П., 1972. Универсальность и культурные различия в выражении эмоций на лице.

В: Cole, J. (Ed.), Симпозиум Небраски по мотивации, 1971. University of

Nebraska Press, Lincoln, стр. 207–283.

Экман П., 2003. Выявленные эмоции. Генри Холт и Ко, Нью-Йорк.

Эльфенбейн, Х.А., Амбади, Н., 2002. Прогнозирование результатов на рабочем месте на основе способности

подслушивать чувства. Журнал прикладной психологии 87, 963–971. http: //

dx.doi.org/10.1037//0021-9010.87.5.963.

Эльфенбейн, Х.А., Эйзенкрафт, Н., 2010. Взаимосвязь между отображением и восприятием

невербальных сигналов аффекта: метаанализ для решения старой загадки.

Журнал личности и социальной психологии 98, 301–318.

Elfenbein, H.A., Foo, M.D., White, J., Tan, H.H., Aik, V.C., 2007. Чтение вашего коллеги

: преимущество точности распознавания эмоций для эффективности в переговорах

. Журнал невербального поведения 31, 205–223. http://dx.doi.org/

10.1007 / s10919-007-0033-7.

Эльфенбейн, Х.А., 2007. Эмоции в организациях: обзор и теоретическая интеграция.

Летопись Академии управления 1, 371–457.

Эльфенбейн, Х.А., 2007. Эмоции в организациях. Летопись Академии управления

1, 315–386. http://dx.doi.org/10.1080/078559812.

Эльфенбейн, Х.А., 2013. Невербальные диалекты и акценты в выражениях эмоций на лице.

Emotion Review 5, 90–96. http://dx.doi.org/10.1177/1754073

1332.

Эльфенбейн, Х.А., 2014. Многоликая эмоциональная инфекция: аффективный процесс

Теория аффективной связи. Обзор организационной психологии.

Ellsworth, P.C., Scherer, K.R., 2003. Процессы оценки эмоций. В:

Davidson, R.J., Scherer, K.R., Goldsmith, H.H. (Eds.), Handbook of Affective

Sciences. Oxford University Press, Нью-Йорк, стр. 572–595.

Фиске, С.Т., Гилберт, Д.Т., Линдзи, Г. (ред.), 2010. Справочник по социальной психологии, пятое

изд. Уайли, Хобокен, штат Нью-Джерси.

Фридлунд, А.Дж., 1994. Выражение лица человека: эволюционный взгляд. Academic Press,

Сан-Диего, Калифорния.

Frijda, N.H., 1986. Эмоции. Издательство Кембриджского университета, Кембридж, Великобритания.

Фрида, Н.Х., 1988. Законы эмоций. Американский психолог 43, 349–358. http: //

dx.doi.org/10.1037/0003-066X.43.5.349.

Фрида, Н.Х., 2007. Законы эмоций. Lawrence Erlbaum Associates,

Mahwah, NJ.

Галлуа, К., 1994. Членство в группах, социальные правила и власть: социально-психологический взгляд на эмоциональное общение. Journal of Pragmatics 22, 301–324.

http://dx.doi.org/10.1016/0378-2166(94)

-7.

Готтман, Дж. М., 1998. Психология и изучение брачных процессов. Annual Review

of Psychology 49, 169–197. http://dx.doi.org/10.1146/annurev.psych.49.1.169.

Grandey, A.A., 2003. Когда «шоу должно продолжаться»: поверхностное действие и глубокое действие

как детерминанты эмоционального истощения и предоставления услуг на равных.

Журнал Академии управления 46, 86–96. http://dx.doi.org/10.2307/

30040678.

Гросс, Дж. Дж., Джон О. П., 1998. Отображение области выразительности: мультиметод

свидетельство иерархической модели. Журнал личности и социальной психологии 74,

170–191. http://dx.doi.org/10.1037/0022-3514.74.1.170.

Гросс, Дж. Дж., Левенсон, Р. В., 1993. Эмоциональное подавление: физиология, самооценка и

экспрессивное поведение. Журнал личности и социальной психологии 64, 970–986.

http: // dx.doi.org/10.1037/0022-3514.64.6.970.

Гросс, Дж. Дж., 2007. Справочник по регулированию эмоций. Гилфорд, Нью-Йорк.

Halberstadt, A.G., Denham, S.A., Dunsmore, J.C., 2001. Аффективная социальная компетентность.

Социальное развитие 10, 79–119. http://dx.doi.org/10.1111/1467-9507.00150.

Halberstadt, A.G., 1986. Семейная социализация эмоционального выражения и невербального

коммуникативных стилей и навыков. Журнал личности и социальной психологии 51,

827–836.http://dx.doi.org/10.1037/0022-3514.51.4.827.

Холл, Дж. А., Анджеевский, С. А., Йопчик, Дж. Э., 2009. Психосоциальные корреляты межличностной чувствительности

: метаанализ. Журнал невербального поведения 33,

149–180. http://dx.doi.org/10.1007/s10919-009-0070-5.

Харели, С., Рафаэли, А., 2008. Эмоциональные циклы: о социальном влиянии эмоций в

организациях. Исследования в области организационного поведения 28, 35–59. http://dx.doi.org/

10.1016 / j.riob.2008.04.007.

Hatfield, E., Cacioppo, J.T., Rapson, R.L., 1994. Emotional Contagion, Studies in

Emotion and Social Interaction. Издательство Кембриджского университета; Editions de la Maison

des Sciences de l’homme, Кембридж, Англия; Нью-Йорк, Париж.

Хавас, Д.А., Гленберг, А.М., Гутовски, К.А., Лукарелли, М.Дж., Дэвидсон, Р.Дж., 2010.

Косметическое использование ботулинического токсина-а влияет на обработку эмоционального языка.

Психологическая наука 21, 895–900.http://dx.doi.org/10.1177/0956797

610374742.

Гесс, У., Фишер, А., 2013. Эмоциональная мимикрия как социальное регулирование. Личность и социальная сфера

Psychology Review 17, 142–157. http://dx.doi.org/10.1177/1088868312472607.

Hochschild, A.R., 1983. Управляемое сердце: коммерциализация человеческих чувств.

Калифорнийский университет Press, Лос-Анджелес.

Изард, C.E., 1971. Лицо эмоций. Appleton-Century-Crofts, Нью-Йорк.

Джеймс, В., 1884. Что такое эмоция? Mind 9, 188–205. http://dx.doi.org/10.1037/

10735-001.

Келтнер, Д., Хайдт, Дж., 1999. Социальные функции эмоций на четырех уровнях анализа.

Познание и эмоции 13, 505–521. http://dx.doi.org/10.1080/026999399379168.

Laukka, P., Elfenbein, H.A., 2012. Параметры оценки эмоций могут быть выведены из

голосовых выражений. Социальная психология и наука о личности 3, 529–536.

http: //dx.doi.org / 10.1177 / 1948550611428011.

Леду, Дж., 2012. Переосмысление эмоционального мозга. Нейрон 73, 653–676. http: //

dx.doi.org/10.1016/j.neuron.2012.02.004.

Линдквист, К.А., Вейджер, Т.Д., Кобер, Х., Блисс-Моро, Э., Барретт, Л.Ф., 2012. Мозговая основа эмоций

: метааналитический обзор. Поведенческие науки и науки о мозге 35,

121–143. http://dx.doi.org/10.1017/S0140525X11000446.

Мацумото, Д., 1989. Культурные влияния на восприятие эмоций.Журнал

Межкультурная психология 20, 92–105. http://dx.doi.org/10.1177/

002202218

06.

Мэтьюз Г., Зейднер М., Робертс Р.Д. (ред.), 2007. Наука об эмоциях

Интеллект: познания и неизвестность. Издательство Оксфордского университета, Нью-Йорк.

Майер, Дж. Д., Робертс, Р. Д., Барсейд, С. Г., 2008. Человеческие способности: эмоциональный интеллект.

gence. Ежегодный обзор психологии 59, 507–536. http://dx.doi.org/10.1146/

annurev.псих.59.103006.093646.

Мехрабиан А., Феррис С.Р., 1967. Вывод установок из невербального общения

катион по двум каналам. Журнал консалтинговой психологии 31, 248–252. http: //

dx.doi.org/10.1037/h0024648.

Мескита, Б., Фрижда, Н.Х., 1992. Культурные различия в эмоциях: обзор. Психо-

логический бюллетень 112, 179–204.

Моррис, М.В., Келтнер, Д., 2000. Как работают эмоции: социальные функции эмоционального выражения

в переговорах.Исследования в области организационного поведения 22, 1–50.

Новицки-младший, С., Дюк, М.П., ​​1994. Индивидуальные различия в невербальной коммуникации аффекта

: диагностический анализ невербальной шкалы точности.

Журнал невербального поведения 18, 9–35. http://dx.doi.org/10.1007/

BF02169077.

Паркинсон, Б., 2005. Выражают ли движения лица эмоции или передают мотивы?

Обзор личности и социальной психологии 9, 278–311. http: // dx.doi.org/10.1207/

s15327957pspr0904_1.

Паркинсон, Б., 2011. Межличностная передача эмоций: заражение и социальная оценка.

Компас социальной и личностной психологии 5, 428–439. http://dx.doi.org/

10.1111 / j.1751-9004.2011.00365.x.

Рафаэли А., Саттон Р. И., 1989. Выражение эмоций в организационной жизни. В:

Став, Б.М., Каммингс, Л.Л. (ред.), Исследования в области организационного поведения: Ежегодная серия аналитических эссе и критических обзоров

, т.11. JAI Press,

Гринвич, Коннектикут, стр. 1–42.

Riggio, R.E., 1986. Оценка основных социальных навыков. Журнал личности и общества

Психология 51, 649–660. http://dx.doi.org/10.1037/0022-3514.51.3.649.

Ринн, W.E., 1984. Нейропсихология выражения лица: обзор нейро-

логических и психологических механизмов для создания мимики. Психо-

логический бюллетень 95, 52–77. http://dx.doi.org/10.1037/0033-2909.95.1.52.

Розенталь Р., ДеПауло Б.М., 1979. Половые различия в подслушивании невербальных сигналов.

сигналов. Журнал личности и социальной психологии 37, 273–285. http://dx.doi.org/

10.1037 / 0022-3514.37.2.273.

Розенталь, Р., Холл, Дж. А., Диматтео, М. Р., Роджерс, П. Л., Арчер, Д., 1979. Чувствительность к

невербальной коммуникации: тест PONS. Johns Hopkins University Press

Балтимор.

Рассел, Дж. А., Бахоровски, Дж .-А., Фернандес-Дольс, Дж.-М., 2003. Лицо и вокал

выражения эмоций. Ежегодный обзор психологии 54, 329–349. http: //

dx.doi.org/10.1146/annurev.psych.54.101601.145102.

Рассел, Дж. А., 1994. Существует ли универсальное распознавание эмоций по мимике?

Обзор кросс-культурных исследований. Психологический бюллетень 115, 102–141. http: //

dx.doi.org/10.1037/0033-2909.115.1.102.

Шерер, К.Р., Мортильяро, М., Меху, М., 2013. Понимание механизмов

, лежащих в основе создания выражения эмоций на лице: компонентная перспектива

.Emotion Review 5, 47–53. http://dx.doi.org/10.1177/

1754073

1504.

Шерер К.Р., 1988. Критерии оценки предшествующих эмоций: обзор. In:

Hamilton, V., Bower, G.H., Frijda, N.H. (ред.), NATO Advanced Study Institutes

Series. Серия D, Поведенческие и социальные науки. Kluwer, New York, NY,

pp. 89–126.

Шерер, К. Р., Шорр, А., Джонстон, Т. (ред.), 2001. Процессы оценки эмоций.

Теория, методы исследования.Издательство Оксфордского университета, Нью-Йорк.

488 Эмоции, восприятие и выражение

Международная энциклопедия социальных и поведенческих наук, второе издание, 2015 г., 483–489

Личная копия автора

Эмоциональное восприятие: взаимосвязь функциональной МРТ и связанных с событием потенциалов | Кора головного мозга

Абстрактные

Для оценки взаимосвязи между двумя установленными нейронными показателями эмоциональной реактивности были собраны плотные массивы электрокортикальных и функциональных гемодинамических показателей активности человеческого мозга.Регистрируемые в параллельных сеансах сигналы медленноволнового позднего положительного потенциала (LPP) и зрительного кортикального уровня кислорода в крови (BOLD) модулировались номинальной интенсивностью возбуждения изображения. Амплитуда LPP достоверно коррелировала с интенсивностью BOLD в латеральных затылочных, нижневисочных и теменных областях зрения по всему содержимому изображения. Расчетная сила смоделированных региональных источников существенно не коррелировала с региональной интенсивностью, выделенной жирным шрифтом. Эти данные предполагают, что усиленная положительная медленная волна, наблюдаемая над задними участками во время обработки эмоционального изображения, представляет активность в цепи зрительных корковых структур, отражая перцептивную чувствительность к мотивационной значимости визуальных сцен.

Введение

В настоящее время наиболее распространенными методами оценки эмоциональной обработки в мозгу человека являются связанные с событием потенциалы (ERP), полученные с помощью электроэнцефалографа (EEG), и контраст, зависимый от уровня кислорода в крови (BOLD), оцениваемый с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии ( фМРТ). Тем не менее, данных, объясняющих взаимосвязь между этими показателями, относительно мало. Их взаимосвязь представляет особый интерес, поскольку эти 2 показателя дополняют друг друга: ERP отслеживают нейронные изменения в реальном времени, а фМРТ обеспечивает превосходную пространственную локализацию.Учитывая, что обработка эмоциональных стимулов связана с усилением BOLD-сигнала в нескольких структурах, представляет большой интерес определить, какие из нейронных структур соответствуют ERP, измеренным на коже черепа, и, таким образом, отражают общую нейронную активацию.

Когда участники просматривают фотографии, которые различаются по эмоциональному воздействию, центропариетальная ERP может быть зарегистрирована на коже черепа, которая характеризуется медленным положительным напряжением, начинающимся примерно через 400 мс после начала изображения и продолжающимся до смещения изображения.Амплитуда этой формы волны или поздний положительный потенциал (LPP) систематически связана с оценками участников своего опыта эмоционального возбуждения (Cacioppo and others 1994; Cuthbert and others 2000; Keil and others 2002; Schupp and others 2004). Чувствительность к картинному возбуждению также проявляется в усилении BOLD-сигнала через экстрастриатную затылочную, теменную и нижневисочную зрительную кору (Breiter и др., 1996; Lang и др., 1998; Sprengelmeyer и др., 1998; Bradley и др., 2003; Sabatinelli и др., 2004).Эти эффекты были интерпретированы как отражение усиленной обработки мотивационно релевантных стимулов и могут отражать подкорковую реентерабельную обратную связь (Шпиглер и Мишкин, 1981; Амарал и Прайс, 1984; Ланг и другие, 1997; Дэвис и Ланг, 2003; Сабатинелли и другие, 2005).

Исследования простых сенсорных и моторных задач показали в целом хорошее соответствие между электрокортикальными и гемодинамическими показателями (Stippich and others 1998; Arthurs and others 2000; Arthurs and Boniface 2003; Singh and others 2003).Однако менее последовательное соответствие было зарегистрировано в других сложных сенсорных и когнитивных задачах (Горовиц и другие 2002; Витакко и другие 2002; Фушер и другие 2003; Артурс и другие 2004). Например, небольшой набор внутричерепных электродов, имплантированных в нижнюю височную зрительную кору, практически не работал во время сложной визуальной обработки — задача, при которой BOLD-сигнал в этой области коры головного мозга является обильным (Huettel and others 2004). Таким образом, хотя прошлые исследования предполагают, что оба показателя будут одинаково реагировать на эмоционально возбуждающие картинки, фактическая связь между нервным напряжением в реальном времени и гемодинамическим BOLD-сигналом остается неясной.

Настоящее исследование исследует реакцию мозга при представлении эмоционально возбуждающих (приятных и неприятных) и нейтральных стимулов-картинок, оценивая записанную на кожу головы ЭЭГ (256 каналов) и фМРТ в той же экспериментальной парадигме. Основная цель — оценить потенциальное соответствие между LPP, записанным в скальпе, и сигналом fMRI BOLD от зрительной коры, полученным во время обработки эмоционального изображения. Если люди склонны демонстрировать последовательные паттерны модуляции электрокортикальных и гемодинамических показателей приятной, нейтральной и неприятной обработки изображений, мы ожидаем, что средняя групповая корреляция будет значительной.Если две меры модулируются независимо, корреляция не должна быть очевидной. В дополнительных анализах (используя преимущества плотной матрицы датчиков) корреляции были отдельно оценены между жирным сигналом и двумя другими показателями, полученными на основе ЭЭГ — моделирование источника LPP и региональной частотно-временной модуляции (спектральная мощность ЭЭГ).

Методы

Участники

Восемнадцать студентов и аспирантов-психологов (10 женщин, средний возраст 20 лет, стандартное отклонение 2.6 лет) участвовали в экспериментальных сессиях фМРТ и ЭЭГ и получили компенсацию в размере 40 долларов США (часть данных фМРТ из текущей выборки [10 из 16 субъектов] также была частью более крупного [18 субъектов] опубликованного исследования [Sabatinelli and others 2005] ). Данные двух участников были исключены из-за чрезмерного движения головы в магнитно-резонансном сканере или глазного артефакта на ЭЭГ. Все добровольцы были проверены на клаустрофобию и сообщили, что не спали и не бодрствовали в течение обеих процедур.

Стимулы и процедура

Серия изображений состояла из псевдослучайно упорядоченного набора из 60 цветных изображений из Международной системы аффективных изображений (IAPS; Lang и др., 1999), включая 20 приятных, 20 нейтральных и 20 неприятных сцен (стимулы IAPS, использованные в этом эксперименте, включают приятные: 4611 , 4641, 4658, 4659, 4666, 4676, 4677, 4680, 4681, 4690, 1440, 1460, 1463, 1530, 1540, 1590, 1610, 1710, 1750, 1920; нейтральный: 2191, 2214, 2215, 2372, 2383 , 2393, 2394, 2480, 2595, 7550, 5740, 7036, 7041, 7050, 7100, 7130, 7161, 7224, 7234, 7500; неприятные: 1010, 1019, 1050, 1052, 1090, 1110, 1111, 1113, 1114 , 1120, 3000, 3051, 3060, 3068, 3069, 3071, 3100, 3101, 3266, 3400).Нормативные рейтинги IAPS (Lang и др., 1999) для возбуждения (1 = наименее возбуждающее, 9 = наиболее возбуждающее) в среднем составляли 5,32, 3,26 и 6,41, а для валентности (1 = наиболее неприятно, 9 = наиболее приятно) в среднем составляли 7,30, 4,30 и 3,46. . Стимулы изображения также были сбалансированы по категориям, чтобы быть эквивалентными по яркости, контрасту, средней пространственной частоте и размеру файла JPEG с качеством 90%. Изображения проецировались сзади (Kodak Ektapro 9000) с углом обзора 20∫ на полупрозрачный экран, расположенный у ног объекта и видимый через регулируемое зеркало.Презентация стимула была привязана по времени к сбору данных с помощью ПК-совместимого компьютера, подключенного к МР-сканеру / усилителю ЭЭГ, с запущенным программным обеспечением для управления стимулами Virtual Psychological Monitor (VPM) (Cook и др., 1987). Серия изображений была разделена на 2 9-минутных блока по 30 изображений в каждом, разделенных периодом отдыха примерно в 1 минуту. Участников просили оставаться неподвижными и фиксировать лазерную точку в центре слайд-экрана в течение 60 интервалов изображений (6 с) и темного экрана (12 с).

Получение и анализ фМРТ

Последовательность сканирования началась с получения 8-минутного сагиттального объема 90 срезов с использованием стандартной T ₁ -взвешенной последовательности на 3-T сканере General Electric (GE) Signa и специальной квадратурной головной катушке (Fitzsimmons). и др. 1997). Этот объем использовался для определения местоположения 10-срезового функционального предписания корональной артерии, полученного с использованием T ₂ * -взвешенного градиентного эхо-сигнала, планарной последовательности эхо-сигналов (64 × 64, 20-см поле зрения, угол поворота 90 ° , время эха 40 мс, время повторения 1500 мс).Рецепт начинался на 1 см кпереди от затылочного полюса и расширялся кпереди (срезы 5 мм, зазор 1 мм). Испытания с движением головы более 1 мм (<2%) были исключены из временного ряда. Затем необработанные данные были скорректированы по времени среза, линейно исключен тренд, фильтр верхних частот с частотой 3 Гц, пространственно отфильтрован 2-воксельным (6,25 мм) по всей ширине при половине максимального ядра и зарегистрирован со структурным объемом каждого участника с помощью BrainVoyager 4.6 ( Brain Innovation, Маастрайт, Нидерланды, www.brainvoyager.com). Затем эти объемы и зарегистрированные функциональные данные были преобразованы в стандартизированное координатное пространство (Talairach and Tournoux 1988).

BOLD Регионы интересов

Для каждого участника дисперсионный анализ (ANOVA) выявил вокселы, следующие за временным ходом представления изображения, после свертки с функцией гемодинамического ответа. Для этих индивидуальных функциональных карт был установлен порог на нескорректированном альфа-уровне P <0.000001 и 100-миллилитровые области интереса (ROI) были отобраны с двух сторон в значимых вокселях каждого участника в пределах латеральной затылочной коры, нижневисочной коры, медиального теменного предклинья и первичной зрительной коры. Все корреляционные анализы проводились с усредненными данными ROI по левому и правому полушариям. В прошлых исследованиях было показано, что эти области интереса активны во время сложной обработки изображений (Брэдли и другие, 2003; Сабатинелли и другие, 2004). Выбор сравнительно небольшого, но индивидуально значимого объема ROI в 100 мл позволил всем испытуемым внести равные и значимые региональные значения.Показатели изменения сигнала ROI рассчитывались от 6 до 13,5 с после начала изображения (пик изменения сигнала), используя сканирование, непосредственно предшествующее началу каждого изображения, в качестве базовой линии. Таким образом, оценка изменения сигнала отражает увеличение или уменьшение относительно непосредственно предшествующего значения интенсивности.

Сбор и анализ ЭЭГ

ЭЭГ скальпа с плотной решеткой непрерывно регистрировалась с 257 датчиков (Electrical Geodesics, Inc., Юджин, Орегон; www.egi.com) на протяжении всей серии изображений.Данные оцифровывались с частотой 250 Гц с полосовой фильтрацией от 0,1 до 100 Гц. Регистрирующим электродом сравнения был Cz, и все каналы были привязаны к среднему значению в автономном режиме. Эпохи, простирающиеся от 200 мс до 1 с после появления изображения, были выбраны и проанализированы с помощью Brain Electrical Source Analysis (BESA) 5.0 (Megis Software, www.besa.de). Используя стандартные процедуры, реализованные в программном обеспечении BESA, глазные и сердечные артефакты были исправлены, и испытания с чрезмерным артефактом движения были исключены, при этом ни один из данных участников не сохранил менее 75% испытаний для каждой категории изображений.

Моделирование источника ERP

Чтобы смоделировать среднюю групповую топографию скальпа, 9 дискретных региональных источников были помещены в модель эллипсоидальной головы с четырьмя оболочками (Scherg and Von Cramon 1986). Используемые здесь региональные источники не обеспечивают точной нейроанатомической локализации, а скорее представляют данные многоэлектродной ERP в анатомически значимом низкоразмерном пространстве, что позволяет преодолеть некоторые проблемы, связанные с использованием карт напряжения (Scherg and others 2002).В качестве ключевого преимущества возможна интерпретация увеличения амплитуды тока источника как увеличения электрической активности мозга, тогда как на картах напряжения полярность отклонений часто создает проблемы при интерпретации (например, зависимость электрода сравнения). Региональные источники в BESA чувствительны к изменениям тока независимо от их ориентации в пространстве и, следовательно, улавливают электрокортикальную активность, происходящую из более широкого диапазона областей. Таким образом, региональные источники представляют собой идеальный инструмент для представления распределенной корковой активности, как и следовало ожидать в настоящем исследовании.При использовании этого метода важно убедиться, что активность не искажается в другой области коры, вдали от истинного основного источника. Мы использовали карты чувствительности источников, чтобы гарантировать, что наша модель (см. Ниже) в целом обеспечивает пространственную специфичность, так что моделируемые источники в первую очередь чувствительны к местной активности. Этого можно достичь, используя достаточное количество источников модели, равномерно распределенных по коре.

Модель, используемая здесь, включает медиальный первичный визуальный источник и 4 двусторонних источника в нижних височных, теменных, центральных и лобных областях, что дает 9 региональных источников.Расстояние от средней линии определялось местоположениями центра масс в Talairach значительных FMRI BOLD-кластеров, наблюдаемых в этом образце в нижней височной и теменной коре, однако из-за ограничений моделирования источников (приблизительное кортикальное равноудаление, неперекрывающаяся пространственная чувствительность) местоположения BOLD ROI и электрокортикальные источники не могут быть одинаковыми. Учитывая вероятностный характер моделирования источника с использованием записанной на скальп ЭЭГ, незначительные смещения не критичны.

Чувствительность для этой модели источника была пространственно специфичной (т.е.е., ограниченное перекрытие, см. рис. 4). Эта модель из 9 источников была применена к среднему значению категории изображения каждого участника, в результате чего была получена динамика мощности источника в каждом региональном источнике для каждого условия изображения. Среднее значение этого временного интервала от 400 до 900 мс после начала изображения было выведено для статистического тестирования и корреляции с ЖИРНЫМ сигналом.

Спектральная мощность ЭЭГ

Частотно-временные карты были рассчитаны для 15 областей мозга с помощью модуля когерентности источника BESA, от 4 до 30 Гц с шагом 2 Гц, отклоняясь от базовой линии 100 мс до начала изображения и расширяя интервал изображения на 900 мс.Спектральные изменения альфа (8–12 Гц) и бета (18–26 Гц) в каждой области выводились для среднего изменения ЭЭГ каждого участника для каждой категории изображения, от 400 до 900 мс после начала изображения. Учитывая отношение сигнал / шум, присущее представленным данным, мы не распространяли этот анализ на другие частотные диапазоны, которые, как правило, показали менее выраженные изменения сигнала для аффективных изображений.

Среда регистрации ЭЭГ: MR Simulator

Была приобретена передняя панель сканера 3-T GE Signa, которая обеспечивает основу для реалистичного внешнего вида симулятора МРТ (рис.1). Лицевая панель установлена ​​на деревянном каркасе с отверстием из стекловолокна, включая съемный люк над головой объекта, позволяющий регулировать записывающее оборудование и общаться лицом к лицу. Подвижная кровать из стекловолокна движется по изогнутому каналу как в столе, так и в отверстии, приводимая в движение ремнем и электродвигателем от органов управления в передней части симулятора, как на сканере GE (Sabatinelli and others 2000).

Рисунок 1.

Сравнение сканера 3-T GE Signa, используемого для сбора гемодинамических данных, и имитатора МРТ, используемого для сбора данных ЭЭГ с плотным массивом.Практически все физические характеристики и характеристики восприятия соответствуют двум средам.

Рисунок 1.

Сравнение сканера 3-T GE Signa, используемого для сбора гемодинамических данных, и имитатора МРТ, используемого для сбора данных ЭЭГ с плотным массивом. Практически все физические характеристики и характеристики восприятия соответствуют двум средам.

Шум структурных и функциональных последовательностей сканирования был записан в цифровом виде и воспроизведен с использованием программного обеспечения VPM на ПК (Cook and others 1987).Цифровой звуковой файл был предварительно усилен, настроен по частотному диапазону для компенсации маскирующего эффекта отверстия из стекловолокна и усилен с помощью сценического усилителя Crown CE2000 (www.crownaudio.com) до той же интенсивности, что и субъект с наушниками в МРТ сканер. Массив громкоговорителей Twin Bose 502c (www.bose.com) был расположен за пределами отверстия симулятора, направленным на голову испытуемого. Одиночный шкаф среднечастотного динамика Bose 802c упирался в конструктивную поперечину симулятора, таким образом обеспечивая как звук, так и вибрацию испытуемому.На звуковом оборудовании и трубке с внутренним диаметром было выполнено широкое экранирование электромагнитного поля (ЭМП), чтобы ограничить введение электромагнитного шума в ЭЭГ.

Результаты

Визуальный кортикальный сигнал BOLD

ANOVA со случайными эффектами изменения сигнала, управляемого изображением, в среднегрупповом функциональном объеме выявил большие кластеры значительной активности в перикариновой коре (координаты Талаираха 3, -93, -3), латеральной затылочной части (± 38, -87, 12). ), медиальной теменной предклинье (± 21, −72, 42) и нижней височной коры (± 39, −64, −12).На рис. 5b показано коронковое сечение через значительные двусторонние нижневисочные и теменные кластеры. ROI анализ выборки этих областей в пределах каждого субъекта показал, что интенсивность сигнала была чувствительна к валентности изображения, F _3,13 = 15,97, P <0,001, показывая более сильное увеличение во время приятных и неприятных по сравнению с нейтральными представлениями изображений (квадратичный тренд F _1,15 = 27,22, P <0,001). Значения изменения сигнала для каждой области интереса и состояния изображения показаны в таблице 1 с тестами квадратичного тренда для каждой области интереса.Никакие тесты линейного тренда не были значимыми, поэтому увеличение интенсивности ROI было эквивалентным для приятных и неприятных стимулов. Никаких основных эффектов или взаимодействий латеральности не было значимым.

Таблица 1

Влияние обработки эмоциональных изображений на гемодинамические и электрокортикальные показатели активности мозга

Таблица 1

Влияние обработки эмоциональных изображений на гемодинамические и электрокортикальные показатели активности мозга

Пикакарин

Изображение Начало ERP: LPP

Топография изменения напряжения на коже черепа после начала изображения включала заднюю положительную медленную волну, которая отчетливо видна на карте разницы эпох возбуждения (приятной и неприятной) и нейтральной эпохи представления изображения (рис.2а). Топография, амплитуда и смещение правого полушария (Катберт и др., 2000; Кейл и др., 2002) LPP были эквивалентны в приятных и неприятных условиях изображения (см. Также рис. 5a), поэтому для наглядности карта различий возбуждения и показаны нейтральные условия изображения. 27-канальный кластер датчиков был усреднен по центрально-теменным областям (рис. 2b, красный цвет) и показал надежный эффект валентности изображения от 400 до 900 мс после начала ( F _2,14 = 13.08, P = 0,001, таблица 1), с большей относительной позитивностью кожи головы в приятные и неприятные, по сравнению с нейтральными периодами изображения. Изображение начала ERP показано на рисунке 3a, с периодом от 400 до 900 мс, представляющим LPP.

Рисунок 2.

( a ) Карта разницы топографии напряжения кожи головы между аффективным (приятным и неприятным, независимые карты см. Рис. 5a) и нейтральным восприятием изображения, от 400 до 900 мс после начала изображения, если смотреть со спины головы.Красные значения указывают на относительную положительность. ( b ) Расположение 27 датчиков, выбранных для оценки амплитуды LPP, заштриховано красным.

Рисунок 2.

( a ) Карта разницы топографии напряжения кожи головы между аффективным (приятным и неприятным, независимые карты см. Рис. 5a) и нейтральным восприятием изображения, от 400 до 900 мс после начала изображения, если смотреть со стороны затылок. Красные значения указывают на относительную положительность. ( b ) Расположение 27 датчиков, выбранных для оценки амплитуды LPP, заштриховано красным.

Рисунок 3.

Динамика развития LPP ( a ) и ЖИВОГО ЗНАЧЕНИЯ коры головного мозга ( b ) для приятного, нейтрального и неприятного содержания изображения. Форма волны LPP представляет 27 центропариетальных датчиков (рис. 2 b ), тогда как ЖИРНАЯ форма волны представляет среднюю активность в нижневисочной, латеральной затылочной и теменной областях интереса. Начало изображения указано стрелкой в ​​нулевой момент времени.

Рисунок 3.

Динамика развития LPP ( a ) и Зрительного кортикального BOLD ( b ) для приятного, нейтрального и неприятного содержания изображения.Форма волны LPP представляет 27 центропариетальных датчиков (рис. 2 b ), тогда как ЖИРНАЯ форма волны представляет среднюю активность в нижневисочной, латеральной затылочной и теменной областях интереса. Начало изображения указано стрелкой в ​​нулевой момент времени.

Мощность смоделированного источника

Координаты Талаираха и карты чувствительности источников, показывающие региональную независимость источников, показаны на левой панели рисунка 4. Интенсивность источника в течение первой секунды интервала представления для всех испытаний показана для всех источников на правой панели рисунка. и составили 96.7% разброса напряжения кожи головы. Карты чувствительности 9 региональных диполей показали, что источники отражают независимые области коры, с наибольшим вкладом в потенциал скальпа, исходящим от теменной, нижневисочной и лобной областей. Эта закономерность согласуется с предыдущими исследованиями, в которых использовалось обратное моделирование для оценки происхождения медленных потенциалов в аналогичную эпоху (Кейл и другие, 2002; Линден, 2005). Как указано в Таблице 1, только сила пристеночного источника значительно варьировала в зависимости от валентности изображения ( F _2,14 = 10.47, P <0,01), хотя сила затылочного источника приблизилась к значимости ( F _2,14 = 3,58, P = 0,06) и дала надежный квадратичный тренд ( F _1,15 = 6,53 , P <0,05). Никакие источники не различались в зависимости от полушария.

Рисунок 4.

Карты чувствительности источников и формы сигналов силы источников (в наноамперах) для 9 дискретных региональных источников, используемых для моделирования медленной волны LPP, в течение первой секунды представления изображения.Карты чувствительности показывают независимость коркового представления для каждого источника (изображенного в одном полушарии), причем ярко-желтый цвет указывает на наибольшую чувствительность, а красный — на наименьшую чувствительность. Формы сигналов источника показывают ход времени активации каждого смоделированного источника в течение первой секунды представления изображения для размеров x, y и z . Координаты Talairach для каждого источника показаны над осциллограммой.

Рисунок 4.

Карты чувствительности источников и формы сигналов силы источника (в наноамперах) для 9 дискретных региональных источников, используемых для моделирования медленной волны LPP, в течение первой секунды представления изображения.Карты чувствительности показывают независимость коркового представления для каждого источника (изображенного в одном полушарии), причем ярко-желтый цвет указывает на наибольшую чувствительность, а красный — на наименьшую чувствительность. Формы сигналов источника показывают ход времени активации каждого смоделированного источника в течение первой секунды представления изображения для размеров x, y и z . Координаты Talairach для каждого источника показаны над осциллограммой.

Спектральная сила

Заметное уменьшение спектральной мощности было вызвано появлением изображения, наиболее заметно над теменными областями в альфа (8–12 Гц) и бета (18–26 Гц) диапазонах.Среднее снижение мощности с 400 до 900 мс после появления изображения не было чувствительным к валентности изображения (см. Таблицу 1).

Гемодинамическое электрокортикальное соответствие

Как видно из Таблицы 2, LPP центрально-теменного черепа, в среднем от 400 до 900 мс после начала изображения, значительно коррелировал с BOLD-сигналом в латеральной затылочной, медиальной теменной и нижневисочной области интереса. Никакие корреляции независимых смоделированных источников и BOLD изменение сигнала не достигли значимости.На рисунке 3 сравнение динамики электрокортикального LPP ( a ) и изменения сигнала ROI визуальной коры ( b , исключая перикакариновую активность) демонстрирует относительное начало дифференциации сигнала по содержанию изображения. На рисунке 5 показано усредненное по группе соответствие топографии кожи головы, управляемой изображением ( a ), и жирного изменения сигнала ( b ) в поперечном сечении задней зрительной коры для приятных, нейтральных и неприятных изображений, демонстрирующих усиление сигнала. в обоих измерениях, которые набираются во время презентации эмоционально возбуждающих по сравнению с нейтральными картинками.

Рисунок 5.

Сравнение топографии скальпа ERP ( a ) и наложения контраста ЖИРНОГО ФМРТ ( b ) для получения приятных, нейтральных и неприятных изображений. Карта ERP представляет среднее изменение микровольт от 400 до 900 мс после начала изображения, причем красный цвет указывает на положительный результат, а синий — на отрицательный. Наложение контраста жирным шрифтом, коронарный срез y = -68, представляет собой анализ случайных эффектов вызванной изображения активностью, пик которой достигает примерно 8 с после начала изображения, красный цвет указывает на более надежное увеличение насыщенного кислородом кровотока, а желтый указывает на пороговое значение . Р <0.000000001.

Рис. 5.

Сравнение топографии кожи головы ERP ( a ) и наложения контрастности FMRI BOLD ( b ) для получения приятных, нейтральных и неприятных изображений. Карта ERP представляет среднее изменение микровольт от 400 до 900 мс после начала изображения, причем красный цвет указывает на положительный результат, а синий — на отрицательный. Наложение контраста жирным шрифтом, коронарный срез y = -68, представляет собой анализ случайных эффектов вызванной изображения активностью, пик которой достигает примерно 8 с после начала изображения, красный цвет указывает на более надежное увеличение насыщенного кислородом кровотока, а желтый указывает на пороговое значение . Р <0.000000001.

Таблица 2

Взаимосвязи между гемодинамикой, потенциалом скальпа и смоделированной силой источника во время восприятия эмоциональной картины

Перикалькарин

IT

Таблица 2

Взаимосвязь между гемодинамикой, потенциалом скальпа и смоделированной силой источника во время эмоционального восприятия